Генерал из трясины

Кроме того, когда поступали распоряжения из фронта и их докладывали Власову, то он смотрел поверхностно и вставлял слова, что, сидя от фронта за 100 км, можно рассуждать, а здесь надо делать.

В феврале 1942 г. тов. Жуков прибыл в 20-ю армию и после своей работы решил остаться ночевать, а потом изменил свое решение и ночью выехал. После отъезда тов. Жукова Власов в виде шутки высказывал, что он начальству рассказал, что Штаб армии подвергается артиллерийскому обстрелу каждый день, и начальство не замедлило с выездом.

Несколько раз я слышал, что Власов рассказывал т. Сандалову и другим о тов. Жукове, что тов. Жуков просто выскочка, что он способностей имеет меньше, чем занимает положение, и что Власов знает тов. Жукова по работе в дивизии.

Когда Власова наградили, тов. Жуков прислал поздравительную телеграмму, Власов прочел и высказал, что тов. Жуков не ходатайствовал о награждении, это помимо его сделано, что тов. Жуков помнит Власову за инспекцию дивизии».

Необходимо, конечно, отсечь излишнюю пристрастность и стремление майора Кузина во что бы то ни стало реабилитироваться в глазах Особого отдела.

И все равно многое в информации И.П. Кузина соответствует действительности.

И стычки у Власова с Жуковым были. И мат по поводу и без повода, и зависть, и генеральское хамство.

Тем не менее Власову Жуков дал положительную характеристику.

Значит, считал, что Власов справляется с обязанностями командарма. И еще — это, наверное, тоже понимал Жуков, — лучших генералов не было тогда в армии, и не из чего было выбирать.

Здесь мы опять возвращаемся к вопросу, не чернят ли светлую память великого русского полководца подобные факты биографию? Надо ли вспоминать это?

Мы убеждены, что говорить необходимо.

Если же скрывать подобные факты, если обходить их молчанием, открывается простор для спекуляций, действительно, на наш взгляд, оскорбляющих память и Е.К. Жукова, и всех фронтовиков.

«Власов с Жуковым знаком по меньшей мере с 1929 года по совместной учебе на курсах „Выстрел“:

Власов окончил их в 1929 году, а Жуков в 1930 году — как говорится, однокашники. В 1939 году Власов находился в качестве руководителя группы военных советников в Китае, главного военного советника Чан Кайши, в момент, когда Китай вел смертельную борьбу с японскими захватчиками. В 1939 году Г.К. Жуков назначается командующим 1-й армейской группой советских войск в Монголии, проводит там блестящую операцию по окружению крупной группировки японских войск и уничтожает ее в районе реки Халхин-Гол, то есть Жуков в открытом бою, с применением танков и самолетов, артиллерии и всех видов стрелкового оружия бьет врага на севере, Власов с линии невидимого фронта, невидимым для противника оружием, бьет того же врага с юга.

Разве не точно так же распределил Сталин роли Жукова и Власова в другой войне — Великой Отечественной? Разве не держал Жуков точно такой же фронт против немцев, какой он держал против японцев в 1939 году, а в это самое время разве не держал Власов против немцев точно такой же фронт, какой он держал против японцев в 1939 году? Полный разгром японцев Жуковым и Власовым в 1939 году заложил победу над немцами под Москвой в 1942 году. Жуков и Власов отбили охоту у японцев ходить на север (вот это да! — Н. К.) за „зипунами“. Промышлять они решили на юге. Сибирские и уральские дивизии были мгновенно переброшены под Москву и за минуту до ее падения спасли столицу.

В 1939 году Сталин поделил победу над японцами на двоих: Жуков становится Героем Советского Союза, Власов получает высший орден СССР — орден Ленина. Героем Советского Союза Власов не был объявлен только потому, что у этой „игры“ совсем иные правила. С повышением уходят и тот, и другой. После разгрома японцев в 1940 году Жуков оказывается командующим Киевского Особого военного округа, а с января 1941 года он — начальник Генерального штаба, заместитель наркома обороны СССР. Спрашивается, мог ли Жуков в самый напряженный момент битвы под Москвой „потерять“ командующего армией, которая находится на решающем участке битвы? Мог ли он „потерять“ по своей вине однокашника, своего любимого комдива, любимого командира мехкорпуса, полковника, которого он сделал генерал-майором, а все это вместе и называется одним словом — друг, а еще сильнее — боевой товарищ? Мог. Запрос в Главное управление кадров Жуков делает потому, что встревожен, куда делся Власов, озабочен тем, что 20-я армия начинает „дело“ без командующего. Жуков, видимо, просто отказывается понимать, что происходит вокруг Власова, что может быть вообще более важного и ответственного, чем происходящее в эти часы на полях Подмосковья, где решается судьба Москвы, а многим казалось, и судьба всей страны? Оказывается, было нечто, что было важнее и значимее, чем все это. Отшлифовывались последние „абзацы“ „легенды“, с которой Власов должен был уходить к немцам».

К разбору процитированного сочинения господина Филатова мы еще вернемся, а пока отметим, что насильственное, искусственное сближение человека, изменившего Родине, и человека, которого, как ни крути, мы с полным правом называем среди спасителей ее, оскорбительно.

Оскорбительная попытка поделить заслуги Жукова. И с кем? С Власовым…

Конечно же, буйная фантазия генерала Филатова — продукт наших дней, точно так же как и сам генерал Филатов — продукт нашего времени. Он придумывает, но ведь и он сам со своими генеральскими звездами рожден не на полях сражений, а тоже придуман в чиновничьих коридорах.

Ну, а талант таких стратегов и организаторов, как Жуков, в том и заключается, что они всегда размещают свои проекты в пределах возможного, в той реальности, с которой приходится иметь дело.

Георгий Константинович Жуков жил в реальном, очень сложном времени, и умненького знания о том, кто и где окажется месяцы спустя, у него не было и не могло быть. А главное — это умненькое знание и не нужно было Жукову для того, чтобы исполнить дело спасения нашей Родины, которое он обязан был исполнить.

Так что отнесемся к аттестации Жуковым Власова с пониманием, как с пониманием должны мы отнестись и к тому, что происходило с Власовым в декабре 1941 — начале 1942 годов.

Цену победам своей армии Власов, очевидно, знал сам. Но ведь понимал и то, что это все-таки были победы. Впервые наши войска брали города, а не сдавали немцам. Психологически это очень важно. Как и другие советские генералы [24 — Справа от 20-й армии наступала 16-я армия генерала К. Рокоссовского, слева — 5-я армия генерала Л. Говорова.], Власов наконец-то обретал уверенность в своих силах.

Л.М. Сандалов, нарисовавший сцену появления А.А. Власова в 20-й армии, писал воспоминания [25 — После войны, будучи начальником штаба Московского военного округа, генерал-полковник Л.М. Сандалов попал в авиакатастрофу и повредил позвоночник. В инвалидной коляске он работал над книгами: «Погорело-Городищенская операция», «Трудные рубежи», «Пережитое», «На Московском направлении», вспоминая дни войны. Отметим попутно, что сам Власов, если судить по его письмам и по показаниям его адъютанта майора Кузина, Сандалова уважал: «Власов, работая в 20-й армии, считался, уважал и хорошо отзывался, как о военном работнике, только о начальнике Штаба армии генерал-майоре Сандалове».], уже зная, что Власов изменник, и это настраивало его на определенный лад. Отчуждение и плохо скрытая неприязнь, как нам кажется, не из декабря сорок первого года, а из более позднего времени.

Но сохранились и рассказы о Власове той поры. Они существенно отличаются от описания Леонида Михайловича Сандалова.

Глава седьмая

Перед штурмом Волоколамска у Власова побывал американский журналист Ларри Лесюер. Лесюера поразила популярность Власова среди бойцов, его оптимизм.

Французская журналистка Эв Кюри встречалась с Власовым уже после взятия Волоколамска. Молодой генерал произвел на нее впечатление крупного стратега. Власов беседовал с Эв Кюри о Наполеоне и Петре I, о Г.В. Гудериане и Шарле де Голле. Эв Кюри написала о Власове, что это один из самых перспективных советских генералов, чья слава быстро растет.