Страница 65 из 91
Антоний Оссендовский был человеком дела и энергии. Ему не давало покоя желание нанести удар по политическим противникам. Так было в случае с брошюрой о геноциде, который совершали немецкие и австрийские войска, или о большевиках, которые финансировались генштабом вражеской армии. Его жизненный путь не случайно пролегал через Урянхайский край. Он побывал там на несколько месяцев раньше, чем Барченко достиг Кольского полуострова. Оба они очень интересовались историей этого края и необыкновенными способностями сибирских шаманов, умеющих на расстоянии вызывать «психическую заразу».
2 июля 1919 года, незадолго до окончательного ухода Колчака из Красноярска, его навестил высокий иерарх «желтой веры» из Урянхайского края. Он называл себя Хамбу-лама и прибыл в обществе «странно выглядевших особ». От великого правителя России, распространявшего свою власть на Сибирь (с 18.11.1918 до 4.01.1920 г.), он получил медаль Св. Анны II степени. Шаманы обычно производят «странное впечатление». Что было предметом разговора с неожиданным пришельцем, точно неизвестно: руководство архива бывшего НКВД не дает доступа ко всем документам, даже по прошествии 80 лет. Не вызывает сомнений, что конное путешествие через Урянхайский край не было бы возможно без согласования его трассы с теми, кто реально правил в глухих дебрях южной сибирской тайги. По крайней мере, с феодальным владельцем четверти территории Урянхайского края, покрытого горами и непроходимой, особенно летом, тайгой. Им был нойон Тоджи. В свою очередь, он подчинялся амба-ну в Кобдо. Только номинально. До 1911 года китайский гарнизон стоял в окруженном глиняными стенами Самгалтае, расположенном в нескольких километрах западнее, в низменной части края. Оттуда тракт уходил на юг. В тайгу китайские солдаты углублялись неохотно. В современном мегаполисе легко раствориться, укрыться, исчезнуть. Для охотников туба, или сойотов, каждая сломанная веточка, каждый кусочек отодранной коры, каждый след на снегу говорит очень многое о том, кто его оставил.
Самым ценным предметом в зеленом металлическом сундучке, купленном мною, оказалась тетрадь в темной обложке, уже достаточно потрепанной временем. Подлинные записи, сделанные рукой Оссендовского о его жизненном пути.
«2 августа [1920] мы с Яном дошли до Тубы. Имея при себе документ на почтовых лошадей, мы продвигались вдоль реки. Повсюду много красных партизан из Минусинской области и шпионов из ЧК. Мы миновали Енисей. Мы уже не видим трупов, которые плывут по этой реке, насыщенной чекистами из Минусинска. С партизанами едут развратные, гадкие „суки революции“ в ворованных пальто и шубах.
В деревне Сорокино мы знакомимся с советским секретарем — молодой энергичной женщиной-большевичкой. Во главе партизан здесь стоит белорус Игнатий Щербев. Мы ночуем в деревне Моисеевка, в хате украинца. Я исследую около горы Сайбар слой мергеля с отложениями какого-то белого минерала, это скорее всего Мg(0H)2MgC03.
Мы проезжаем деревню Новая Яворовка, где останавливаемся в хате слепого украинского крестьянина Свинренко. Здесь лечат детей и стариков. Страшные болезни свирепствуют повсюду. Около деревни находятся неэксплуатируемые отложения соли и два никогда не замерзающих солевых источника. Мы переправляемся через Тубу на челне до деревни Шалаколино и останавливаемся у Осипа Захаровича — председателя местного Совета. Мы едем в село Сагайск, захваченное большевиками. Наш кучер — женщина. Когда у телеги загорелась ось, мы потушили ее „натуральным“ способом, что очень развеселило Яна. Ночью мы останавливаемся в Новом Козубаре в доме аккуратного крестьянина Вяткина. Перед этой деревней около парома через Амыл мы встречаем много больных. Кошмар. Болезнь „щетинка“ — щетина, вырастающая из уст и десен. Язвы на глазах. Мы ищем местного милиционера, белоруса Осипа Ожинского и проводника до Урянхая — потомка польских ссыльных, Егора Константиновича Пшездецкого. Баня у надменных, пылающих местью крестьян-большевиков.
У Вяткина мы живем два дня. Лечим на деревне множество больных. Приезжают Ожинский и Пшездецкий. Последнего мы нанимаем в качестве проводника. Во время его приготовлений к экспедиции (сухари, соль, мясо) мы покупаем четырех хороших, сильных лошадей.
В двух верстах к юго-востоку от села находится гора из песчаника и извести с отложениями малахита. Недалеко находятся залежи красной охры, использующейся жителями, а также источник минеральной воды (FeCOj).
Мы переправляемся через Амыл из Нового Козу-бара в Верхний Козубар. Прибываем туда около 11 вечера. Мы останавливаемся в квартире ямщика. По соседству коммунисты. Один — кретин, высокий, с деформированной головой, другой — маленький, черньгй, грузин или еврей. Они стараются запугать нас тем, что на реке Черной стоят патрули красных войск. Мы прикидываемся лояльными. Утром, к счастью, они уезжают.
При помощи Пшездецкого мы нанимаем еще одного проводника, Богатова, старого симпатичного крестьянина, который когда-то сопровождал английского путешественника. Старший милиционер дал нам в обмен на брюки карабины и „маузеры“ с патронами. Я изучаю находящуюся к северу от деревни гору.
Это песчаная гора с обломками гранита и гнейса, среди них полевой шпат аморфный Si02- Здесь мы находим кристаллы горного кварца, аметистов и топазов.
Мы выходим из Верхнего Козубара. Наш караван состоит из четырех наездников и двух свободных лошадей. Дорога хорошая. Мы заезжаем на мельницу на малом притоке Амыла, где большевики убили целую семью. В пять часов дорога заканчивается, и далее идет „тропа“ по болотистому берегу Амыла. Мы проводим ночь на „горе шаманов“ у костра. Август, и тем не менее ночью идет мокрый снег. Утром мы выезжаем на Амылову „тропу“, уже несколько лет как заброшенную искателями золота. Здесь мы практически переходим границу России и входим во владения сойотского нойона Тод-жи. Перед нами сплошная тайга. Встретим ли мы в этой тайге врагов или нам помогут судьба и приобретенные за эти зиму и лето прямо-таки звериное чутье и хитрость — как обойти и обмануть врагов. Свою жизнь мы просто так не отдадим.
Дорога идет по кочкам и топям. Лошади часто падают, вязнут в высокой траве. По этой дороге на мелких речках, притоках Амыла, мы встречаем рыбаков и собирателей орехов. Амыл — мелкая и широкая река. В ямах на дне целые стаи рыб, как в натуральном аквариуме, все — из семейства форели. Мы видим огромные образцы строительного дерева. Множество ягод: красная и черная смородина, малина, брусника, черника. Восхитительный и опасный пейзаж. Лес: сосны, кедры, ели и заросли калины, черемши, смородины и малины. Чтобы достать 10–15 шишек, крестьяне срубают целые огромные кедры, которые позднее задерживают дви жение потоков рек. Из-за поваленных деревьев езда повсюду затруднена. Незадолго до вечера мы проходим разоренное зимнее поселение Петропавловское. Несколько первобытных построек. Внутри маленькие дети. Этой дорогой прошла красная саранча. Нас перевозят через Амыл на челне. Ночуем в лесу у реки, где Ян обнаружил хороший корм для лошадей.
С восходом солнца мы двинулись далее по тропинке через еловый лес. Тропа поднимается вверх и выводит нас на красивые горные луга. Около разрушенного моста медведица купает двух маленьких медвежат. Они дрожат и орут во все горло. Она полощет их как грязное белье. Ушла в кусты и пропустила нас. Лошади беспокоятся. Долина реки Большой Чухтат, болотистая местность, а выше кедровый лес. Тропинку, предназначенную для обхода болот, проложил работник с прииска Савельева, сын польского ссыльного Петр Лучинский, у которого мы и остановились. Он торгует с сойотами, охотится, ищет золото, собирает ягоды и орехи, корень женьшеня (по-сойотски „фатила“). Гостеприимная семья Лучинского, вкусная свежая фасоль. Отличные собаки для охоты на медведя и оленей. Особенно один — Мурашка, со следами медвежьих когтей на лбу. В горах повсюду зеленые каменистые слои — признак золота.
Сегодня мы двинулись на прииск Сергиевский. На тропе множество сошедших лавин с ближайших гор, среди них зеленые каменные и кварцевые отложения. Проходим прииски, пустующие уже 35 лет, — Матвеевские и Успенские. Среди них дикие козы и медвежьи тропы. Следы заброшенных горных работ и горы промытого песка. Здесь работали с 1832 года, а теперь вокруг пустота и руины. Старые кладбища. Сколько пота, боли, слез и надежд здесь погребено?