Страница 18 из 34
В заключение Лейтиф напомнил, что нашему участию в происходящем сопутствовала удача и это наилучший аргумент в пользу принятия на дальнейшее того, чем мы занимались до сих пор. В любом случае главным для большинства из нас оставалось стремление воссоединиться со своими женщинами, а подчинение себя любой из конфликтовавших сторон наверняка уменьшит шансы добиться этого.
Состоялось голосование и мы отдали предпочтение предложенному Лейтифом выбору. Поселок, к которому мы тут же двинулись, лежал в восьми километрах к северу от нашего лагеря.
Я снова заметил, что большинство наших людей укрепилось в доверии Лейтифу не только благодаря его мужеству во время вчерашнего обстрела с баррикады, но и разумной аргументации возможных альтернатив нашего существования. Я не собирался вступать с ним в борьбу за власть, но с наличием у меня карабина ему, тем не менее, придется считаться.
Всю дорогу я шел рядом с ним.
К тому времени, когда я стал проводить уикенды с Изобель, у меня уже был собственный мотоцикл.
Первые дни безрассудства миновали и, хотя меня продолжало радовать ощущение быстрой езды, в большинстве случаев я не выходил за рамки установленных правилами ограничений. Я очень редко по собственной воле разгонял мотоцикл до максимальной скорости, но когда на заднем сидении была Изобель, она зачастую подстрекала меня к этому.
Наши отношения развивались медленнее, чем мне бы хотелось.
До знакомства с ней у меня было несколько любовных интрижек с другими девушками, неизменно доставлявших радость физической близости. Хотя Изобель не могла представить никаких моральных, религиозных или чисто физических причин, которые могли бы помешать нам спать вместе, она не позволяла мне заходить слишком далеко. По какой-то причине я не желал отказываться от нее.
Как-то после полудня мы заехали на мотоцикле на вершину находившегося неподалеку от городка холма, где был клуб планеризма. Глазеть на планеры в небе нам довольно скоро наскучило.
На обратном пути Изобель повелела свернуть с дороги в небольшую рощу. На этот раз она взяла инициативу наших поцелуйных ласк в свои руки и не остановила меня, когда я снял с нее часть одежды. Однако в тот момент, когда моя рука забралась ей под бюстгальтер и коснулась соска груди, она отшатнулась. Я не захотел останавливаться и настойчиво продолжал. Она снова попыталась воспрепятствовать мне и в завязавшейся борьбе я сдернул с нее бюстгальтер, а затем и юбку, которая в результате порвалась.
После этого продолжать не было смысла. Она оделась и я отвез ее в родительский дом. В тот же вечер я вернулся в университетское общежитие и увиделся с Изобель только через три недели.
Когда новость дошла до нас, возникла масса домыслов о том, что кроется за разразившейся войной. Главной опасностью была возможность ее распространения с африканского континента на остальной мир. Хотя бомбардировки продолжались всего несколько дней, никто в действительности не знал или не хотел обнародовать сколько было в Африке ядерных боеголовок.
Две главные ядерные державы вели в это время формальные переговоры о разоружении в присутствии делегаций наблюдателей со всех континентов. Главную опасность, что беспокоило обе договаривавшиеся стороны, представлял Китай, накапливавший ядерные запасы с конца шестидесятых годов. Территориальные интересы Китая в Африке никому не были известны и не было возможности предсказать, сколь значительным может быть его влияние на этом континенте. Месторождений руд расщепляющихся материалов, непосредственно пригодных для производства ядерного оружия, в Африке не было, не обладал этот континент и необходимой технологией. Из этого следовало, что одна или обе сверхдержавы осуществляли незаконные поставки в африканские страны.
Каким бы ни был источник, ядерное оружие в Африке оказалось и оно было использовано.
Через четыре дня после первой волны бомбардировок прокатилась вторая. Остальной мир находился в тревожном ожидании, но вторая волна оказалась последней. Все пришло в движение: благотворительные организации предлагали грандиозные программы оказания помощи выжившим, великие державы вступили в перебранку, перешли к угрозам, но потом поутихли. В Британии новость была воспринята спокойно: бойня в Африке была, конечно, ужасной трагедией, но для нас непосредственной угрозы, казалось, не представляла. Да и помимо всего прочего, наша страна подошла к последним стадиям всеобщих выборов; одна ознаменовалась заявлением Джона Трегарта спустя шесть месяцев после его прихода к власти, во второй он сплотил вокруг себя большинство.
Между тем из Африки приходили сообщения об ужасных последствиях термоядерных взрывов. Большинство главных городов было частично или полностью разрушено, нетронутыми остались очень немногие. Но Африка велика; большинство населения выжило после бомбардировок. Многие из выживших погибли от ожогов, радиационного облучения и остаточной радиоактивности… однако оставались в живых многие миллионы. Работники организаций по оказанию помощи в большинстве случаев не смогли добиться успеха. Люди погибали; умерло не менее пяти миллионов и далеко не все в результате последствий бомбардировок.
Несмотря на громадную смертность, миллионы продолжали жить; свирепствовал голод, люди обезумели. Казалось, на африканском континенте больше невозможна человеческая жизнь; ширился отток людей с континента.
Начинался он медленно, но за три месяца превратился в массовый. Использовалось любое судно или самолет, которые были исправны. Эмигранты держали путь куда угодно, лишь бы… подальше от Африки.
Они высаживались во всех частях мира: в Индии, Франции, Турции, на Ближнем Востоке, в Америке, Греции. За период эвакуации Африку покинуло семь или восемь миллионов человек. В течение года только в Британии высадилось более двух миллионов африканцев.
Африканцы, или афримы, нигде не были желанны. Но они обосновались всюду. И везде это вызвало какие-то социальные последствия; но в Британии, где на волне обещаний экономических реформ к власти пришло неорасистское правительство, эти последствия оказались много более серьезными, чем в других частях мира.
Я прибыл на призывной пункт в назначенное время: в час тридцать пополудни.
В течение нескольких дней по телевидению и в прессе шла интенсивная реклама продления срока добровольного поступления на военную службу, но одновременно сообщалось о введении обязательной воинской повинности в ближайшие несколько недель. В заявлении правительства подчеркивалось, что добровольцы окажутся в предпочтительном положении по сравнению с призывниками.
От друзей я узнал, что определенные категории мужчин будут призываться в первую очередь. Моя должность на текстильной фабрике определяла принадлежность к одной из таких категорий.
Работа на фабрике радости не доставляла, а жалование в армии было выше того, что я тогда зарабатывал. В общем, мотивов моего появления на призывном пункте для медицинского освидетельствования было достаточно.
Я подал заявление на получение офицерской подготовки, зная из объявлений, что для такого притязания достаточно ученой степени. Меня направили в особое помещение, где какой-то главный сержант в парадном мундире объяснил мне, что я должен делать; давая разъяснения, он заканчивал каждую фразу словом "сэр".
Мне был предложен тест умственного развития, за который отметку выставили в моем присутствии. Я получил подробное разъяснение каждой своей ошибки. Затем пришлось отвечать на поверхностные вопросы биографического характера и политического толка. После этого мне было велено снять одежду и идти в соседний кабинет.
Освещение там было очень ярким. Вдоль одной стены стояла длинная деревянная скамья, на которую мне сказали сесть и подождать доктора. Мне показалось странной задержка перед кабинетом врача, потому что кроме меня на приеме никого не было. Я ждал уже десять минут, когда появилась медсестра. Она села за письменный стол напротив. Меня смущала собственная нагота в ее присутствии. Я сидел, сложив руки на груди, и боялся шелохнуться, чтобы не привлекать ее внимание. В попытке соблюсти приличия, я положил ногу на ногу.