Страница 41 из 70
Около половины двенадцатого слева по носу показались силуэты двух судов коммерческого типа (одно из них, кажется, было однотрубное). Мы успели отклониться от них вправо. После узнали, что эти небоевые суда были "Манчжу-Мару" (бывшая наша "Манчжурия" Общества Восточно-Китайского пароходства) и "Садо-Мару", видавшие нас. Одно из них и светило перед тем прожектором, указывая наше направление. Специально для этой цели на этих судах японцами были поставлены прожектора. Миноносцы же японские своих прожекторов ночью не открывали.
Было встречено еще какое-то суденышко без огней небольшого размера, должно быть, рыбачье. Оно, по-видимому, стояло на одном месте. Пройдя его на расстоянии голоса, мы видели, как на корме выскочила испуганная японская фигура в кимоно с фонарем из промасленной бумаги.
В блужданиях по проливу взад и вперед было потеряно много драгоценного времени. Возвращаться в тот или другой пролив теперь было уже поздно. Рассвет был близок. В два часа ночи ход у отряда был 12 узлов. В 3 ч 30 мин по звездам определили свое место, получили широту 33°30' N и долготу 128°42' О. Каким образом мы за ночь избегли попадания мин, столкновений с неприятельскими и со своими судами, не выскочили на Цусиму - можно объяснить только чудом.
Глава LXIX.
Огненное крещение крейсера "Аврора"
В самом начале второго крейсерского боя несколько крупных снарядов, разорвавшихся при падении о воду у правого борта, осколками изрешетили помещение правого перевязочного пункта. Минуты за две перед тем пункт был перенесен на левый борт, и уходившие последними несколько человек медицинского персонала, а также комендоры и прислуга 75-мм орудия № 3 были спасены, благодаря коечной защите из двойного ряда коек: последние оказались пропоротыми почти насквозь крупными осколками. Ранено легко пять человек (один санитар). В борту у ватерлинии оказалось двенадцать небольших пробоин, через которые верхняя и нижняя ямы носовой кочегарки быстро заполнились водой. Образовался крен 4°. Много вливалось воды через пробоину в три квадратных фута в помещении нижней лебедки.
75-мм орудие № 9, находившееся в кают-компании на правом борту, уже после третьего выстрела вышло из строя, будучи подбито залетевшими осколками; оно так и осталось с углом возвышения, то есть с дулом, поднятым кверху. Настоящая разделка "Авроры" началась лишь тогда, когда она попала под первый перекрестный огонь и сблизилась с неприятелем на 24 кб. Правый борт пострадал гораздо больше левого. Первый снаряд, ударивший в левый борт, сделал пробоину в восемь квадратных футов, много мелких, изрешетил паровой катер, испортил элеватор для подачи 75-мм снарядов, вследствие чего с самого начала боя у ближайших орудий пришлось прибегнуть к ручной подаче, далеко не такой быстрой. Сотрясением воздуха свалило с ног всех, но, несмотря на массу осколков, ни один человек не был ранен.
Следующий снаряд 75-мм калибра пробил правый борт и, не разорвавшись, упал в батарейной палубе у орудия № 7, откуда и был тотчас же выброшен за борт комендором Кривоносовым. Почти тотчас же рядом разорвался более крупный 8-дюймовый фугасный снаряд, нанесший много бед. Удар, пришедшийся как раз в стык верхней палубы, заставил содрогнуться весь крейсер. Замолкли орудия № 21 и № 7 - одно в батарейной, другое на верхней палубе. В борту зияла пробоина в 20 квадратных футов.
Наверху у орудия № 21 тяжело ранило четверых (одного смертельно). Подбежавшие носильщики подхватили мичмана В. Я. Яковлева, обливавшегося кровью, понесли на перевязочный пункт. Юный мичман, когда его проносили по палубам мимо орудий, повторял: "Братцы, цельтесь хорошенько".
А в батарейной палубе у орудия № 7 переживались в это время тяжелые минуты. Взрывом разбросало патроны, вспыхнул пожар. Одна горящая пачка патронов была сброшена в патронный погреб. Каждую секунду мог последовать взрыв. Каким-то чудом с пылавшей пачкой успели справиться находившиеся в погребе Тимерев и Репников. Вместе с пачкой к ним слетели остатки чьей-то разбитой головы и забрызгали их кровью и мозгом. "Жутко было там сидеть, Ваше Высокоблагородие! - рассказывал мне после мой вестовой Репников. Кругом одни снаряды; не знаешь, что наверху делается, а вылезть нельзя погреб заперт. Так мы до утра и просидели взаперти". У орудия № 7 двое было убито (Кривоносое), один ранен смертельно, один тяжело, остальные легко. Легкой раной отделался мичман М. В. Шаховский. У бакового (носового) орудия энергично руководил стрельбой лейтенант Г. Л. Дорн. Когда 6-дюймовый фугасный снаряд разорвался у правого входного трапа на полубак, последний весь окутался черным, нестерпимо удушливым дымом. Лейтенант Дорн, один устоявший на ногах, схватился за грудь; казалось ему: еще минута и он задохнется. Но дым пронесло.
Вся прислуга орудия была разбросана и жалобно стонала (один был ранен смертельно, двое - тяжело). Переранены были все, за исключением лейтенанта Дорна и лихого комендора Жолноркевича. Выброшенный из патронов бездымный порох, разбросанный по всему полубаку, вспыхивал то там, то здесь желтыми огоньками. Орудие получило хорошие зазубрины на память, но из строя выведено не было. Тяжело раненный Зиндеев отказался идти на перевязочный пункт, а Дмитриенко тотчас же вернулся оттуда.
Около трех часов один за другим разорвались два крупных фугасных снаряда (6-дюймового калибра) над правым бортом позади переднего мостика. Осколки, отразившиеся по всем направлениям, частью пронизали палубу над центральным и правым перевязочными пунктами, частью застряли в командирской походной рубке, забитой углем, в сетке переднего мостика, туго забитой смоченным брезентом, разрушили коечные траверзы, погнули чугунные колосники, обратили в щепы барказ. Принесенные 6-дюймовые патроны раскидало, вышибло из них бездымный порох, который загорелся вспышками. Пылали ростры, коечные траверзы, остатки барказа. Прислуга двух 6-дюймовых орудий (№ 13 и № 15) была перебита и выведена из строя. У камбуза образовалась целая груда из убитых и раненых, полузадохнувшихся людей (четверо убито, двое смертельно ранено, пять тяжело). В туловище одного из убитых была вкраплена большая медная гильза 6-дюймового патрона, которую он и обнял последним судорожным объятием. Под орудием, в воде, скопившейся у борта благодаря крену, виднелось помертвелое лицо полузахлебнувшегося, тяжелораненого комендора Цитко; его вытащили подоспевшие санитары.
Пожар на рострах разгорался: отовсюду бежали с помпами и шлангами люди трюмно-пожарного дивизиона. Снова разорвался снаряд, и дождем посыпались мелкие раскаленные осколки. Получивший в это время серьезные ранения капитан 2 ранга А. К. Небольсин остался в строю, был наскоро перевязан из индивидуального пакета подоспевшим боцманом Губановым и занялся тушением пожара. В боевой рубке, между тем, шло энергичное управление огнем и ходом, передавались по телефону отклонение, целик, расстояние. Здесь находились командир и старшие специалисты: штурман К. В. Прохоров, артиллерист А. Н. Лосев и минер Ю. К. Старк. Я уже передавал вещий сон лейтенанта Старка, рассказанный утром в кают-компании. Во время отдыха лейтенант Дорн, стоявший на вахте с 12 часов, видел командира каким-то особенным. Обычно весьма подвижный, насмешливый, большой скептик, сегодня он был как-то необыкновенно спокоен и хладнокровен; сидел в рубке в кресле, изредка вставлял свои замечания и полудремал. Это была простая усталость после бессонной ночи, но Дорну почему-то стало жаль Евгения Романовича. Начался бой. Лейтенант Старк несколько раз обращался к командиру:
- Посмотрите, Евгений Романович, как "Ослябю" раскатывают! Евгений Романович, "Бородино" выходит из строя!
- Да, да, какое несчастье!
Между прочим, командир негодовал, почему не убирают "Жемчуг", "Изумруд" и четыре миноносца, вертевшиеся под всеми перелетами.
Через несколько времени командир обратился к Старку: