Страница 4 из 36
Люди долго потом испытывали неловкость и замыкались, когда Ризнич был рядом. Облепленные чешуей, с руками, залитыми холодной рыбьей слизью, они казались ему одинаковыми и похожими друг на друга. Настанет время, Ризнич поведет их в океан и даст им удачу и славу.
Он выплавал ценз и получил диплом штурмана малого плаванья. Он хорошо изучил места, где была рыба. Он присматривался к умелым штурманам, но сам никогда не поправлял ошибающихся, хотя один без капитана мог справиться с тралением. Его вахта приносила удачу. Только на палубе во время его вахты мало смеялись, не тузили друг друга щедрые на крепкую шутку мурманцы. Это не беспокоило Ризнича — сдавая вахту, он знал, что другие штурманы не смогут столько «схватить рыбы» и так чисто управиться с уловом...
Второй штурман Ризнич... Старший помощник Ризнич... И тут что-то случилось. Его товарищи по училищу давно получили траулеры, а Ризнич по-прежнему ходил в старпомах. Даже на его траулер был прислан новый капитан — человек лишь на год старше Ризнича по выпуску.
На партактиве флота Ризнич спросил у начальника кадров — прямо, не заискивая, — почему? И тот ответил:
— Вы первоклассный штурман, Ризнич. И если дать вам плавбазу в десять тысяч тонн — вы справитесь и сделаете план. Но капитану необходимо нечто большее... Скажите, Ризнич, сколько детей у вашего боцмана и чем больна его жена?
Ризнич, недоумевая, пожал плечами.
Начальник кадров грустно покачал головой.
— У Прохорова трое мальчишек. А его жена сердечница, — сказал он. — Вы понимаете меня?
— Так точно. Управление флота не верит мне, — жестко ответил Ризнич. — Что ж, если так, снимайте...
Начальник кадров — толстый, страдающий одышкой мужчина, успокаивающе улыбнулся:
— Ну, зачем же так резко?.. Жизнь большая, товарищ Ризнич. И все в ваших руках... Плавайте...
— Есть плавать, — сухо отчеканил Ризнич. Но тогда же решил, что бесполезно здесь плавать дальше.
Он уехал на Камчатку, где постоянно увеличивался флот, а кадров не хватало. Но, несмотря на диплом штурмана дальнего плавания, побывавшего на тяжелом промысле в Атлантике, несмотря на блестящие, хотя и сдержанные аттестации, к нему присматривались, и он два месяца без дела томился в Петропавловске. Он мучился неизвестностью. И когда по утрам шел из гостиницы в порт, гадал по автомобильным номерам: попадется номер с двумя одинаковыми цифрами — дадут судно. Он готов был просить, заискивать, сидеть в приемных, чтобы получить траулер. Но сдерживал себя. Твердым шагом, неторопливо он проходил узкими коридорами Управления, коротко кивал знакомым. Молодые штурманы, ждущие назначения, с уважением поглядывали ему вслед.
Осенью Ризнич принял «Коршуна».
Он обещал дать сто пятнадцать процентов плана. На эту карту поставлено все.
Четыре месяца ходил он в море на «Коршуне», но удачи не было. На судне ему больше не верят. Но разве он виноват, что камбалы нет? «Слышите, вы! — Ему кажется, что он кричит. — Нет ее! Камбала жрет червей на Явинской банке...»
Скрипя регланом, капитан опускается на кровать и неловко валится на бок. Капитан спит...
— Какому это идиоту пришло в голову посылать человека в первый же раз на зимнюю путину? — сказал Феликс. — И потом, знаешь, сейчас на его месте никто ничего не смог бы сделать.
— Выпей чаю, — сказал Семен. Он всегда брал в рейс плитку и чайник.
Они пили чай вприкуску из зеленых кружек. Феликс держал кружку обеими руками. Он совсем не чувствовал, что она очень горячая. Глаза Феликса были воспаленными. Лоб опоясывал багровый рубец от фуражки. Семен посмотрел на Феликса, потом нагнулся, вынул из рундучка бутылку спирту, откупорил ее и решительно налил в чай Феликсу.
— Говорят, в Норвегии грог так делают, — сказал Семен.
Он закупорил бутылку, и, пока ставил ее на место, Феликс уснул. Он просто прислонился лбом к краю стола и не разогнулся. Стараясь его не тревожить, Семен выбрался в коридор. Его ключ подходил к каюте Феликса. Он сходил туда и приготовил ему постель. Потом вернулся. Феликс сидел все так же, уткнувшись в стол.
— Феликс, — сказал Семен, трогая старпома за плечо, — так ты не отдохнешь. Надо лечь... Идем.
— Д-да... — бормотал Феликс, не поднимая головы. — Я сейчас... Я сейчас лягу... Я сейчас. Только вот...
— Идем, — повторил Семен. И крепко встряхнул его.
В каюте Семен помог Феликсу снять куртку и сапоги. И через минуту тот спал.
В проходе Семену встретился Кибриков. Он посторонился, пропуская его, и сказал вдогонку, словно про себя:
— У вас даже лебедка дымит. Заработаешь с вами. Маслопу-у-пы...
Семен обернулся, хотел ответить ему, но передумал. Он знал таких. Каждую путину они появляются на судах и исчезают после так же бесследно, как пришли. Как тени...
В кают-компанию Меньшенький пришел после всех. Уже доедали второе: рисовую кашу с тушенкой. Позвякивали ложки, скрипел корпус «Коршуна».
Незанятым оставалось одно только место: за столом, где обедали матросы из траловой вахты Кузьмина. Меньшенький, держа миску с супом на весу и балансируя на качающемся полу каюты, медленно подвигался к столу. Он шел так осторожно и смешно, что все следили за ним. Меньшенький уже нагнулся, чтобы поставить миску. В это время корму повело. Семен увидел, что рыжий матрос, будто нечаянно, поддал Меньшенького плечом под руку. Горячий суп хлынул парню на брюки, а миска, разматывая лапшу, покатилась по полу. Меньшенький сдавленно вскрикнул, отпрянул и поскользнулся.
«Коршун» шел с креном на левый борт. Меньшенький схватился обожженными руками за край стола. Но его ноги неудержимо скользили назад, и он растянулся на полу. Матросы захохотали. Особенно смеялся Кибриков.
Кровь бросилась Семену в лицо, он до ломоты сжал зубы. Но старший в кают-компании Феликс как-то подчеркнуто, безмятежно улыбался, глядя на поднимавшегося механика.
— Эх ты, камбала-гигант! Сколько добра испортил... Поросенка выкормить можно, — сказал он и весело крикнул: — На камбузе! Почему лапша горячая?
— Холодная за бортом, — высунулся усатый кок из окошка.
Все оживленно загалдели.
«Не видел он, что ли? — недоумевал Семен, — Видел или нет?»
Феликс еще улыбался. «Неужели видел?» — с тоской подумал Семен. Он встретил Меньшенького в коридоре.
— Обжегся? — тихо спросил Семен.
— Т-так, чуть-чуть, — отозвался Меньшенький. Волнуясь, он начинал заикаться. — С-смеш-но было?
— Нет, Костя, не очень...
— А чего они реготали? Я с-смешно упал?
— Говорю же — совсем не смешно. — Меньшенький не знал, что его толкнули. — Это очень веселые мальчики, — с расстановкой сказал Семен и рассердился: — Веселые, понимаешь?
Семен переодевался, готовясь к вахте, когда в каюту вошел Феликс. В иллюминатор сочился бледный свет, и в каюте было сумрачно. Семен нарочито медленно наматывал портянки. Он старательно разглаживал все складки. Несколько раз начинал сначала... Феликс стоял рядом, широко расставив ноги. Семен видел побелевшие от соли и сырости носки его сапог.
— Пешим порядком в Петропавловск собираешься?
— Старая привычка, навертывать портянки как следует... — отозвался не разгибаясь Семен.
— Не раздувай ноздри, старина.
— Ты видел?
— А что нужно было видеть?
— Как Меньшенького толкнули на камбузе?
— Кто его толкал, Сенька?
— Кибриков... Не прикидывайся.
— Мне нечего прикидываться — я не видел, но теперь мне все понятно.
— Хорошо, — Семен потопал ногами и распрямился. Они стояли друг против друга. — Если понятно, тогда нужно вышвырнуть к чертовой матери эту шпану!
— Вышвырнем — я тебе обещаю. Но кто сейчас сможет доказать, что Меньшенького толкнули, а не он сам лобанулся на палубу — в море качает. И еще одно...
— Что?
— А то, что я уважаю кодекс законов о труде — прочти его внимательно. Там нет такой статьи, но самое главное, что в нем толкуется, — это чтобы люди, поработав, не только испытывали усталость и переваривали обед, но знали, во имя чего они работают. Они пришли сюда не только зарабатывать, но и работать. Понимаешь — работать, а не кататься по морю и таскать пустой трал с борта на борт. План нужен — до зарезу. Мы не дадим, «Красное знамя» не даст, «Ветер» промажет — кто же даст рыбу? Но нас держат в этом районе, а мы ни черта не можем с этим поделать. Хотел бы я по душам поговорить с тем, кто составлял промысловый прогноз. Дай людям перспективы, и никто не станет бросаться лапшой. По-моему, так...