Страница 71 из 75
По утвержденному нами плану начали отход с переднего края основные войска — 335-й и 219-й стрелковые полки, артиллерия, танки, личный состав береговых батарей, зенитчики, десантные части. Пока на всех батареях — береговых, железнодорожных, зенитных — мы оставили сокращенные расчеты.
Вот когда практически надо было решить проблему благополучного, скрытного отрыва от противника, уже знающего, что мы уходим, но все же опасающегося нас, приученного нами к осторожности. Оторваться, все подготовить к уничтожению, не дать врагу легкой победы над нами, над нашим последним заслоном в момент завершения погрузки, снять всех и уничтожить все, что положено уничтожить, — вот что нас заботило в эти последние двое суток жизни на полуострове. Этой заботой оказались одержимы все — каждый боец и командир.
Люди с болью покидали камни Гангута, оставляя на каждом шагу сюрпризы для врага. Понимали, что надо идти, не куда-нибудь уходим — идем защищать Ленинград; но в том-то и была сила нашего непобежденного гарнизона, что он намерен был, готов был драться за Гангут до конца, не хотел отдавать врагу ни пяди, гордясь тем, что за время обороны мы не отступили нигде, а, наоборот, наступали, держали инициативу в своих руках. Теперь, когда приказано уйти и все, с таким трудом построенное, уничтожить, каждому не терпелось самому помочь, посоветовать командованию, как лучше это сделать.
В первых траншеях сухопутного фронта после вывода к порту полков бригады должны были остаться силы прикрытия под командой майора Савелия Михайловича Путилова, начальника штаба 335-го стрелкового полка 8-й бригады. Эти силы насчитывали всего триста десять человек, у них — тридцать шесть ручных пулеметов, три батареи 152-миллиметровых пушек, несколько полковых пушек 76 миллиметров, семь танков Т-26 и одиннадцать пулеметных танкеток. Таково прикрытие первого боевого участка. На втором боевом участке оставались двести бойцов с ручными и станковыми пулеметами. Но вот уйдет прикрытие к пирсам, кто сдержит тогда, в эту роковую, последнюю минуту, финнов, которые могут форсировать перешеек и устремиться вслед?.. Одни лишь мины?.. Да, их будет немало, заложат их повсюду и с выдумкой. Но достаточно ли это препятствие, помешает ли оно удару в тыл уходящим. Надо противника задержать, озадачить. И бойцы сами придумали, как это сделать.
Красноармейцы 335-го полка попросили разрешения оставить в дзотах пять пулеметов «максим», разумеется, заминированных. Каждый из этих пулеметов они зарядили длиннющими лентами — на две тысячи патронов, склепав вместе по нескольку обычных лент. С уничтожаемых автомашин сняли надежные аккумуляторы, к ним присоединили несколько будильников, раздобытых в магазине военторга. На циферблатах через каждые десять — пятнадцать минут устроили контакты, все это присоединили к пулеметам. Минутная стрелка будильника, касаясь контакта, замыкала цепь и включала таким образом пулемет. Пока стрелка отойдет от контакта, пулемет успеет дать короткую очередь — 10–20 выстрелов и смолкнет. Через десять или пятнадцать минут — новая очередь. Пулеметчики уйдут, а нацеленные ими на предполье нашей обороны пулеметы будут сами по себе вести огонь. Конечно, это собьет противника с толку, тем более что его уже немало потренировали в наши дни молчания.
Командиры боевых участков выделили специальные отряды саперов и подрывников для минирования дорог и ценных объектов, тех, которые нельзя взрывать или минировать до отхода частей прикрытия. Генерал-майор Н. П. Симоняк назначил для этого сотню саперов 42-го отдельного саперного батальона бригады, генерал-майор И. Н. Дмитриев — полсотни специалистов-подрывников из береговой обороны.
Шла погрузка. Ее прикрывали огнем береговых батарей. Прикрывали, не жалея снарядов, расстреливая снаряды и поочередно взрывая орудия.
Не так-то просто уничтожить береговую батарею большого калибра. Сначала мы думали, что для разрушения орудия достаточно засыпать в заряженный ствол некоторое количество песка и выстрелить — так уничтожали полевые пушки в годы первой империалистической войны, когда возникала угроза их захвата врагом. Об этом я читал в литературе двадцатых годов, это же слышал от наших преподавателей — офицеров царской армии — на Первых советских артиллерийских курсах и в третьей школе краскомов полевой тяжелой артиллерии. Я помнил, что достаточно зарядить пушку или гаубицу и насыпать в нее ведро песка, ствол после выстрела будет разорван. Так я и приказал делать нашим артиллеристам.
Утром 1 декабря комендант сектора береговой обороны генерал-майор И. Н. Дмитриев, которому было приказано начать уничтожение железнодорожных батарей, доложил мне, что засыпка песка ничего не дает. Я поспешил на позицию 9-й отдельной железнодорожной батареи и сам убедился: да, выстрел из тяжелой 305-миллиметровой пушки, в которую засыпано несколько ведер песка, срывает один-два нареза. И только. Ствол не приведен в негодность.
Вот тогда я вспомнил пушки, взорванные финнами при сдаче нам островов Выборгского залива. Сумели же они взорвать орудия! Мы тут же решили засыпать в ствол заряженного орудия не песок, а такие металлические предметы, которые смогут остановить движение снаряда, заклинить его. Снаряд взорвется в стволе. Масса пороховых газов громадной своей силой разорвет ствол. Но этого мало. Надо уничтожить или сделать непригодными для дальнейшего использования и лафеты орудий. Опять пришло на память Бьёрке. Финны, прежде чем выстрелить из забитого металлом ствола, стравливали давление в накатниках и компрессорах. Я приказал все эти методы разрушения использовать.
2 декабря во второй половине дня началось уничтожение материальной части артиллерии. Все батареи — береговые, зенитные и полевые — открыли по заранее намеченным целям огонь. Стоял сплошной грохот. Вот в процессе этой стрельбы поочередно уничтожали орудие за орудием. В дуло заряженного ствола опускали множество тяжелых металлических предметов, крупные гайки, костыли или крепления рельсов к шпалам, осколки снарядов, стравливали давление в компрессорах и накатниках, придавали орудию угол возвышения, и производился выстрел. Ствол пушки разрывался, противооткатные приспособления ломались. Все летело к черту.
Но оказывается, уничтожать железнодорожные батареи не так-то просто. Получив от всех артиллерийских начальников, в том числе от генерала Дмитриева, доклад об уничтожении матчасти, я доложил об этом Военному совету КБФ.
Об этом моем рапорте вспомнили, когда Финляндия вышла из гитлеровской коалиции и капитулировала. В сентябре или октябре 1944 года, находясь на Дальнем Востоке, я получил письмо от начальника Управления береговой обороны Военно-Морского Флота СССР генерал-лейтенанта И. С. Мушнова. Он меня запрашивал: почему я донес, что 9-я и 17-я железнодорожные батареи уничтожены, а на самом деле финны ввели их в строй и одна из них, наиболее мощная, стреляла 305-миллиметровыми снарядами по нашим войскам на Карельском перешейке. В то время я командовал береговой обороной Тихоокеанского флота и в специальном отношении был подчинен генералу Иннокентию Степановичу Мушнову. Естественно, я был крайне встревожен такой новостью, не мог догадаться, в чем же дело. Я же сам был не только свидетелем, но и участником уничтожения этих батарей.
Отвечая, я повторил то же самое, что писал в 1941 году в рапорте Военному совету. На этом все как будто и кончилось. Но уже позднее, после войны, вернувшись на Балтику, я узнал, в чем же все-таки было дело.
Оказывается, стволы 305-миллиметровых орудий мы действительно уничтожили. Но взрывы были не настолько сильны, чтобы привести в негодность лафеты, а тем более транспортеры. Финны заменили сломанные детали компрессоров и накатников. Подняли из воды и отремонтировали затопленные нами тележки. Таким образом, через какой-то промежуток времени противник ввел в строй транспортеры. Но стволов у финнов не было. Тут им помогли гитлеровцы.
Захватив в начале второй мировой войны Северную Африку, гитлеровцы в Бизерте завладели нашим черноморским линкором «Воля», ушедшим из Севастополя в 1918 году. Этот линейный корабль имел на своем борту двенадцать таких же 305-миллиметровых орудий. Гитлеровцы сняли с линкора три ствола и передали финнам. Так противнику удалось восстановить эту, казалось, навсегда выведенную нами из строя батарею. После заключения в сентябре 1944 года мира она была по нашему настоянию возвращена Советскому Союзу и продолжала свою службу. Вторая батарея 180-миллиметрового калибра тоже была восстановлена, но плохо, она не смогла участвовать в боях против нас. Ее также вернули нам.