На дальних подступах

1 сентября шюцкоровцы пытались с большого числа шлюпок и катеров высадиться и захватить остров Кугхольм, обороняемый гарнизоном гранинцев под командой лейтенанта Ризберга. Противника вовремя обнаружили, и гранинцы отбили десант.

Вечером 2 сентября противник открыл интенсивный артиллерийский огонь по переднему краю на перешейке, по городу, порту и обоим аэродромам — с пятнадцати направлений. Враг ввел в этот артиллерийский бой всю свою артиллерию, выпустил за один налет более шести тысяч снарядов и мин.

В 23 часа 30 минут 2 сентября противник начал на сухопутной границе наступление — мелкими группами по всему фронту. Естественно, что наша артиллерия весь огонь сосредоточила на перешейке, обрушила на наступающих такой удар, что противник бежал.

Но одновременно с этим под прикрытием дымовых завес шюцкоровцы высадили крупные силы на остров Гунхольм и захватили его северную часть. Бой продолжался всю ночь. Две роты гранинцев — лейтенанта Ляпкова и главного старшины Ивана Петровича Щербаковского — едва ли не самого лихого из десантников, атакуя противника в лоб, выбили его на рассвете с Гунхольма. Им помогали наша артиллерия и авиация. На острове остались шестьдесят убитых шюцкоровцев. Летчики топили в заливе тех, кто попытался спастись.

Но и наши потери в этом бою оказались немалыми. Ночной бой на Гунхольме убеждал, что на островах не все сделано для укрепления обороны. Урок острова Эльмхольм, разобранный нами в штабе с участием командира и комиссара отряда, даром не прошел. Гранин сумел значительно улучшить оборону островов, построил много укрытий, дзотов, переправляя по ночам с Хорсена плоты готовых срубов. И переправа, и строительство требовали от бойцов и командиров большого мужества. Такие, к примеру, бойцы, как Василий Буянов, умудрялись проскочить с плавучим дзотом на самые передовые островки под обстрелом, устанавливали ночью в каких-нибудь пятидесяти метрах от противника проволочные заграждения. Эти герои работали и воевали с той же сноровкой, с какой саперы Анатолия Репни в 8-й бригаде строили секретные окопы и минировали подходы к ним на сухопутье, на перешейке.

Но организационно в гранинском отряде было сделано не все, чтобы исключить внезапные ночные десанты. Как раз в этом и был весь Гранин. Человек сильный, порывистый, отчаянный, великолепный десантник, идя вперед, он достигал многого. Но сидеть и ждать, будучи готовым к отражению удара, он не мог. И я стал подумывать, кем бы Гранина заменить.

Наступать, захватывать новые острова отряду, пожалуй, не придется. Нужна жесткая оборона. Гранина лучше всего вернуть в 29-й дивизион, дать ему отдых на материке, а на его место назначить нового человека.

Потом, в конце месяца, мы заменили его на Хорсене капитаном Л. М. Тудером, в прошлом командиром тяжелой железнодорожной батареи, переданной им капитану Н. З. Волновскому. Но пока на это не было времени. Отрядом продолжал командовать Гранин, усиливший строительство обороны.

Наша воздушная разведка 2 сентября обнаружила на пути из Палдиски в Хельсинки три неохраняемых шюцкоровских транспорта с войсками на верхней палубе. Теперь, после ухода флота из Таллина, нам и воздушную разведку приходилось вести вкруговую, во всех направлениях, хотя средства остались те же: девять истребителей и два МБР-2. Вылетели шесть «чаек» под командованием капитана Белоусова. Они нашли эти транспорты на подходе к Порккала-Удду и начали штурмовать. Сделали пятнадцать заходов. Расстреляли пулеметным огнем не менее трехсот-четырехсот солдат. Никто, ниоткуда не помог этим транспортам. Их не защищал ни один самолет, ни один корабль, словно противник считал себя в этом районе в безопасности. Наши три «чайки» получили небольшие повреждения от зениток транспорта, на другой же день ханковские авиатехники отремонтировали все три самолета.

К слову сказать, наземный состав гангутского аэродрома работал с той самоотреченностью, которая характерна была для всего нашего гарнизона. Условия жизни на аэродроме известны: навстречу приземляющимся под огнем самолетам выбегали техники и оружейники, они подхватывали машины на руки, оттаскивали в сторону от воронок, от рвущихся снарядов. Подсобные службы, базы, ремонтные мастерские 13-го авиаполка находились под Ленинградом, поэтому летчики и техники наших эскадрилий сами себя обслуживали, сами ремонтировали самолеты, продолжая и осенью воевать так же активно, как в июле и августе. Они исключительно смело разведывали вражескую территорию, нарушали коммуникации противника, уничтожали его живую силу, десантные суда, транспорт, вели поиск кораблей в устье Финского залива и разведку со штурмовкой в районе Палдиски, Шпитгамм, Хаапсалу, а потом и на Моонзундском архипелаге.

Факт вывоза фашистских войск из Палдиски подтверждал как будто предположения, что, ликвидировав главную базу КБФ в Эстонии, противник перебросит силы оттуда на Восточный фронт.

Но почему из Эстонии в Хельсинки? Под Ленинград они могут следовать и по материку. Может быть, эти войска брошены против нас? Почему они шли без охраны? Может быть, потому, что в Финском заливе нет фашистских кораблей?! Но ведь в Ботническом заливе и в Балтийском море есть и германский и финский флот.

В четвертом часу утра 3 сентября на Ханко стали рваться тяжелые артиллерийские снаряды. Взрывы этих «чемоданов» были значительно сильнее, чем взрывы снарядов с финских броненосцев береговой обороны. Неужели в нас стрелял германский линкор, появление которого отметила агентурная разведка флота? Больше некому. Батарее с острова Эрэ не достать, не хватит дальности. Значит, линейный корабль.

Поисковые группы не нашли на полуострове ни одного донышка от этих тяжелых снарядов, а нам до зарезу необходимо было определить, кто стрелял и каким калибром.

5 сентября под прикрытием дымовых завес противник снова высадился на Гунхольм. Одновременно враг атаковал и соседние острова. Отряд Гранина снова отбил все атаки, высадившихся уничтожил.

В тот же день — новая, хотя и безуспешная атака позиций 8-й бригады на перешейке.

8 сентября — атака левого фланга на перешейке. Атакующие отброшены, у проволоки осталось 12 трупов; бойцы видели многих раненых, прячущихся за камнями или уползающих, спасающихся от нашего ружейного огня.

9 сентября фашистские самолеты сильно бомбили Ханко. В этот день, несмотря на противодействие наших зениток, им удалось повредить один из наших трех транспортов, старое судно «Вахур», плавающее около сорока лет. Все три транспорта были старые — и «Вахур», и «Хильда», и № 566. Старые, изношенные, но плавают и могут перевозить грузы, а для нас теперь, когда мы остались одни, это стало особенно важным. Нам предстояло поддерживать постоянную связь и с островом Осмуссаар, и с островом Хийумаа. «Вахур» требовал ремонта, но я велел отвести его с рейда на мелководье и пока не ремонтировать.

Начались систематические бомбежки и воздушная разведка полуострова. Немецкие самолеты, в том числе и бомбардировщики Ю-88, налетали на Ханко по шесть-восемь раз в день, бомбя город, порт и транспорты на рейде. Их охота за транспортами была понятна. Завязались бои на острове Сааремаа, и гитлеровское командование, очевидно, опасалось, что мы поможем этому далекому острову; помочь мы потом смогли только самолетами. Но что за атаки сравнительно малыми силами по всему фронту обороны, да еще изо дня в день?

Мы расценили их как демонстративные. Показной активностью противник хочет, наверно, скрыть отвод войск, признаки которого мы уже заметили. Но возможна и замена войск теми, что доставлены в Хельсинки. Надо, находясь далеко впереди фронта, считаться и с такой вероятностью, готовиться ко всему.

Сентябрь, принесший нам столько новых испытаний и сложностей, стал для гарнизона месяцем еще большего сплочения, уплотнения обороны и, если можно так выразиться, затягивания поясов. Зорче, бдительнее, экономнее жить и воевать, сознавая, что надо полагаться на самих себя и в то же время посильно помогать Моонзунду, — такова была суть решения партийного актива гарнизона базы, созванного политотделом после ухода наших войск из Таллина. Политические работники своевременно помогли моральной мобилизации для действий в новых условиях всех гангутцев, особенно коммунистов и комсомольцев, которые во всех боях и делах нашего гарнизона были впереди, на самых опасных участках войны. Замечу, что в эти дни очень многие бойцы вступали в Коммунистическую партию.