Страница 49 из 86
198
ясивания идеологии и помогает созданию индивидуальной идентичности. Таким образом, идентичность и идеоло- _ гия - Два аспекта одного процесса. Оба создают необходимые условия для дальнейшего созревания индивида и этим для следующей, более высокой формы идентификации - солидарности, связывающей общие идентичности в единую - живущую, действующую и созидающую.
Насущная потребность соединить в одну мыслительную систему как иррациональную ненависть к собственной негативной идентичности, так и иррациональное отрицание ^ враждебной непохожести делает молодых людей предельно компульсивными и внутренне консервативными, в результате чего они кажутся слишком анархичными и радикальными. Та же потребность аргументирует поиск ими образа мира, подкрепляемого тем, что Шоу называл "ясным пониманием жизни в свете понятной теории", хотя то, что кажется понятным, часто является лишь логикой прошлого, впитанного в детстве, но выраженного в шокирующе новых терминах.
Что касается фабианских социалистов, то употребление Шоу терминов, характеризующих интеллектуально яркую идеологию, полностью оправданно. В более общем виде можно сказать, что идеологическая система является когерентным органом отдельных образов, идей и идеалов, которые, будучи основанными на формальной догме, являются имплицитным мировоззрением, высокоструктурированным образом мира, политическим кредо или даже научным кредо (особенно в применении к человеку); обеспечивает (если ее систематически упрощать) членам группы когерентность, всеобщую ориентацию в пространстве и времени, в средствах и целях.
Понятие "идеология", безусловно, имеет негативный оттенок. По самой своей природе эксплицитные и пропагандистские идеологии противостоят другим идеологиям как непостоянные и лицемерные, критика идеологии направлена против упрощенчества как систематической формы коллективной псевдологии. Между тем у нас нет причин ограничиваться только современным политическим значением этого слова. То, что мы называем лицемерием, является в действительности другой стороной монеты. Не может быть идеологического упрощения без фактического притворства, которое противоречит так или иначе достигнутому уровню интеллектуальной софистики. Справедливо
199
также и то, что средний взрослый и среднее общество, если они не занимаются идеологической поляризацией* склонны перепоручать идеологию - как только заканчиваются стрельба и крики - весьма ограниченному аспекту своей жизни, где она оказывается весьма удобной для ритуалов и рационализации, но не наносит чрезмерного вреда другим занятиям. Тот факт, что идеологии - это упрощенные концепции того, что произойдет, которые позже могут служить рационализацией того, что случилось, не устраняет возможности того, что на определенных стадиях индивидуального развития и в определенные периоды истории идеологическая поляризация, ведущая к военному конфликту и к радикальным переменам, неизбежно отвечает внутренней потребности. Юности необходимо основывать свои предпочтения на идеологических альтернативах, реально относящихся к существующему кругу альтернатив, и в периоды радикальных изменений это специфически подростковое пристрастие начинает доминировать над коллективным разумом.
Таким образом, создается впечатление, что идеологии обеспечивают значимые комбинации самых старых и самых новых групповых идеалов. Они действительно являются источником убежденности, искреннего аскетизма и пылкого негодования юности по отношению к социальной границе, где борьба между консерватизмом и радикализмом наиболее живуча.* На этой границе фанатичные идеологи делают свое дело, а психопатические лидеры - свое; подлинные же лидеры создают здесь настоящие солидарности. В качестве награды за обещанное владение будущим идеологи требуют непреклонного достижения некоей абсолютной иерархии ценностей и некоего ригидного принципа поведения, будь это принцип тотального подчинения традициям, если будущее является земным королевством предков; тотальной отставки, если будущее должно быть чем-то из другого мира; тотальной военной дисциплины, если будущее замкнуто на определенном типе вооруженного супермена; тотальной внутренней реформы, если будущее воспринимается в основном как факсимиле небес на земле; или, наконец (отметим лишь один из идеологических ингредиентов нашего времени), полного прагматического отказа от совместной деятельности и процесса производства, если возрастающая продуктивность удерживает, как им кажется, настоящее и будущее вместе. Этот
200
тоталитаризм идеологий означает, что инфантильное "супер-эго" вновь стремится отвоевать место у подростковой идентичности: когда прежние идентичности истощаются, а новые становятся уязвимыми, возникающий кризис вынуждает мужчин вести жесточайшими средствами священные войны против тех, кто, как им кажется, угрожает или сомневается в их еще ненадежных идеологических обоснованиях.
В заключение мы можем еще раз обсудить следующее: как осуществляется наше вмешательство во все традиционно групповые идентичности, которые могли развиться в аграрных, феодальных, патрицианских или меркантильных эрах. Как было показано многими авторами, такое всестороннее развитие завершается утратой чувства космической целостности, провидческой предопределенности и божественного санкционирования средств производства и разрушения. Во многих странах мира это со всей очевидностью ведет к увлечению тоталитарным мировоззрением, взглядами, обосновывающими катаклизмы и защищающими самозваных смертных богов. Сегодня технологическая централизация может дать небольшим группам таких фанатичных идеологов конкретную власть тоталитарных государственных машин, а также небольшие и тайные либо большие открытые механизмы истребления.
Здесь удачное место для другого биографического очерка, касающегося моратория человека, которого я не мог бы поставить в один ряд с Бернардом Шоу хотя бы уже потому, что, наверное, он никогда не смеялся от всего сердца и никогда в жизни не мог никого заставить смеяться от души, - это Адольф Гитлер. Человек, бывший первым и единственным другом детства Гитлера, вспоминал, что в юности Гитлер неожиданно для всех исчез на два года, после чего он "всплыл", обуреваемый фанатичным идеологическим устремлением18.
Этот совершенно анонимный мораторий, проведенный в полной изоляции, последовал за жестоким разочарованием позднего отрочества. Юношей Гитлер отчаянно мечтал стать архитектором; он днями как бы в прострации бродил по улицам, перестраивая свой родной город Линц. Под перестройкой он понимал полное разрушение старого, но, вне всякого сомнения, не пытался при этом быть конструктивным. Это случилось, когда он наконец послал свой проект нового здания оперы в Линце на конкурс, но
201
тот остался без внимания. После этого случая он порвал с обществом и исчез, чтобы вновь появиться в образе мстителя. И он отомстил, разрушив почти всю Европу. Обреченный на смерть, сидя в своем бункере, он вносил последние штрихи в свой проект здания оперы в Линце, которое к тому времени было почти построено. Таким образом, даже в личности с чрезвычайными деструктивными потребностями отроческие устремления могли просуществовать сверхъестественно долго.
Я не думаю, что личность, подобная Гитлеру, могла бы быть вылечена, хотя имеются данные о том, что он стремился лечить отдельные симптомы. Я даже не хочу думать о том, что такой человек, как Гитлер, мог навязать миру свою личную смесь бездонной деструктивности и конструктивного воображения без рокового совпадения его злого гения с исторической катастрофой. Как мы видели в гл. II, поражение Германии и Версальский договор вылились в широко распространенную травмирующую утрату идентичности, особенно среди немецкой молодежи, а следовательно, и в историческое смешение идентичности, стимулирующее состояние национальной делинквентности под предводительством банды подростков-переростков криминального склада. Но когда мы размышляем над такими национальными катастрофами, мы не должны позволять нашему отвращению ослеплять нас и не замечать конструктивных возможностей, которые у данной нации могут быть сильно извращены недостатками других наций.