Дальними маршрутами

- Да, первая трудность позади, теперь можешь и к курсу придираться, требовать выдерживать его градус в градус, - полушутя-полусерьезно отвечал Иванов.

- Как с профилем дальнейшего полета?

- Пойдем до Карпат с набором. Всему экипажу приготовить кислородные маски.

Вскоре Дегтярев доложил, что идущие за нами экипажи благополучно пробились вверх. Иванов тотчас же распорядился: «Всем, всем до Карпатских гор следовать с набором высоты. Скорость подъема один метр в секунду».

Прошло два с лишним часа полета. Высота более 6000 метров. Температура наружного воздуха минус 18 градусов. Над нами звездное небо. По-прежнему занимаюсь определением навигационных данных, расчетами и вычислениями. Снимаю с радиополукомпаса пеленги, в свою очередь получаю от радиста пеленги наземных пеленгаторов и все это записываю в бортовой журнал, наношу на карту. Потом сравниваю, уточняю, исправляю неточности в определениях, стараюсь возможно ближе к [175] намеченной на карте линии пути вывести свои самолет. В моей кабине ярко светятся циферблаты навигационно-пилотажных приборов, стрелки которых блестят белыми тонкими полосками. Картушка компаса равномерно колеблется: полтора-два градуса вправо, полтора-два влево - самолет идет строго по прямой.

Недалеко уже и Карпатские горы. Но кругом по-прежнему облака, и нигде не видно ни одного пятнышка, ни одного разрыва. Что будем делать, если они и по ту сторону гор сплошной стеной закрывают землю? Как тогда найти цель? Вся надежда на то, что прогноз синоптиков оправдается, русло Дуная в районе цели будет открытым.

- Через пять минут Карпатские горы, - сообщаю я экипажу.

- Дегтярев, - вызывает командир радиста, - передай на землю последнюю радиограмму: «Подходим к Карпатам, в строю двадцать четыре. Боевой приказ будет выполнен!»

- Есть, передать на землю! - отчеканил радист.

По расчету времени под нами должен быть хребет Карпат. Напрягаю зрение, силюсь увидеть что-либо. Вскоре слева от нас на белом облачном пространстве показалась какая-то темная полоса. Ну, так и есть. Это в разрывах видны отдельные очертания гор.

Полоса гор, тянущаяся слева от самолета, подходит все ближе к нам. Теперь уже отчетливо видны отдельные вершины и на дальних южных склонах - мерцающие огоньки редких селений.

Надо торопиться, произвести промер ветра. Прильнув к окуляру прицела, ловлю впереди по курсовой черте светящуюся точку. Минута, другая - снимаю величину угла сноса. Потом рассчитываю путевую скорость, направление, скорость ветра и угол прицеливания. Теперь у меня есть все данные для точного сбрасывания осветительных бомб!

За Карпатами облачность постепенно рассеивается, но земля просматривается еще плохо. Приходится вести корабль главным образом по расчету времени и магнитному компасу. Но вот показалась и граница облачности. Внизу чернеет земля, и на всем этом темном фоне поблескивает, вьется могучий Дунай.

- Впереди в двадцати километрах по курсу - Будапешт! - сообщаю я экипажу. И тут же прошу Иванова: [176] - Подержи, Анатолий, курс, хочу поточнее определить угол сноса в районе цели.

Уцепившись за какую-то световую точку, командир повел самолет строго по прямой. Когда эта небольшая процедура была закончена, Иванов, помигав сигнальной лампочкой, громко, чтобы весь экипаж хорошо слышал, сказал:

- Всем глядеть в оба!

Все ближе и ближе подходим к Будапешту. Мы уже отчетливо видим вспыхнувшие над целью светящие бомбы, десятки оживших прожекторов. Но прожекторы беспорядочно рыщут в пространстве: никакого контакта, никакой взаимосвязи в действиях. Тем лучше для наших экипажей. Зенитчики ведут огонь больше по светящим факелам, чем по бомбардировщикам.

Прильнув к прицелу, отчетливо вижу всю наземную обстановку. Первые полки, прилетевшие сюда раньше нас, уже сделали свое дело: в районе Западного вокзала и на территории главных мастерских железной дороги полыхали пожары. Хорошо виден мне и огромный мост через Дунай, а чуть левее моста на берегу реки наша цель - военный завод.

- Курс 190 градусов! - командую я.

- Есть 190! - отвечает летчик.

Где- то совсем рядом рвутся зенитные снаряды. Один, потом другой прожектор скользнули по крылу самолета, но почему-то не стали задерживаться, ушли в сторону.

- Так держать! - кричу я и тут же нащупываю боевую кнопку. Вот цель вошла в перекрестие прицела, и я с силой нажимаю на кнопку. Вниз полетели первые три бомбы с наружной подвески и осветили цель. Вслед за мной повесил над целью десять факелов капитан Хорьков.

- Отлично! - разворачивая самолет на второй заход, говорит Иванов. - Только бы не подкачала молодежь.

Первыми сбросили бомбы экипажи летчиков Захарова, Редунова, Федорова и Пинкина, и на территории завода возникли два крупных пожара. Но вот в 01 час 49 минут по центру завода ударил штурман экипажа Юмашева лейтенант Гацук. И тут же к небу поднялся огромных размеров столб дыма и огня.

- Есть! - крикнул радист Дегтярев. - Прямо в завод кто-то угодил. [177]

Когда мы снова зашли на боевой курс, в воздухе догорали последние «люстры». Бомбить с таким освещением становилось трудновато. Но тут мы сбросили еще десять светящих бомб, и над газовым заводом стало по-прежнему светло, как днем. Экипажи Воробьева, Казанцева, Кузнецова, Гавриленко, Кротова, Никольского один за другим прицельно сбросили бомбы, довершив начатое первыми экипажами полка.

. С каждой секундой обстановка в воздухе накалялась. Прожекторы все чаще и чаще стали ловить самолеты, давая зенитчикам возможность вести огонь по освещенной точке. Но наши летчики уходили в сторону от зенитного огня. Тут и там бомбардировщики вели бои с ночными истребителями противника.

Самолет лейтенанта Кротова был схвачен сразу десятью прожекторами. Подоспевший истребитель противника хотел было разделаться с экипажем. Лейтенант резко маневрировал, входил в пикирование, но ему никак не удавалось выбраться из лучей прожекторов. В самый, казалось, критический момент, когда истребитель, уже зайдя в хвост бомбардировщику, хотел с близкой дистанции расстрелять смельчака, радист и воздушный стрелок заметили «мессершмитта» и опередили его длинными трассами пуль и снарядов. Фашист шарахнулся в сторону и больше не пытался атаковать бомбардировщик.

Военные объекты Будапешта были охвачены пожарами. Но к городу с северо-востока подходили все новые и новые группы самолетов. Все новые серии бомб рвались в разных частях венгерской столицы, где расположены военно-промышленные объекты. А наше время пребывания над целью истекло. Иванов разворачивает самолет и держит курс в сторону Карпат.

Истекал шестой час полета. Попутный ветер помогал нам на обратном пути. В кабинах корабля тишина, каждый занят своим делом. Нарушил молчание Дегтярев.

- Докладываю: двадцать три машины приземлились на своем аэродроме.

- Сообщи на КП: через семь минут мы тоже будем дома, - вставил я.

Как- то повелось у нас в части: летные экипажи не расходятся с командного пункта до тех пор, пока не увидят среди себя лидера. Каждому хочется услышать оценку своего труда, получить замечания. Вот и сейчас: мы [178] еле успели переступить порог землянки, как боевые друзья забросали нас вопросами:

- Ну, как бомбежка?

- В час сорок девять минут видели взрыв?

- Здорово ведь досталось фашистам?

Иванов подтолкнул меня вперед. Я докладываю подполковнику Трехину:

- Товарищ командир, полк в составе двадцати одного экипажа боевую задачу выполнил успешно. Все экипажи прорвались через завесу прожекторов и трассы зенитного огня и сбросили бомбы на заданные им объекты. На земле возникло шесть больших пожаров, а в один час сорок девять минут возник взрыв огромной силы. Некоторые экипажи над целью вели воздушные бои с ночными истребителями врага.

- Стойко держалась в бою молодежь, - дополнил меня Иванов.

- Самолет Кротова получил девять пулевых пробоин, - вставил инженер полка Прокофьев.

- И машина Пинкина - семь! - крикнул кто-то из дальнего угла землянки.