Дальними маршрутами

Мне приходилось десятки раз летать на освещение целей. И я хорошо уяснил, что только согласованная работа трех самолетов облегчает действия штурманов-осветителей, однако она не снижает ответственности каждого за выполнение своей задачи. И штурман-лидер, и другие два, идущие за ним, выполняют одинаково сложную и ответственную задачу. От них требуется безукоризненное умение отыскать заданную цель, точно произвести расчеты ветра, соблюсти время захода и сбрасывания светящих [171] бомб. И если будут допущены ошибки, они непременно отразятся на результатах бомбового удара.

Вот поэтому-то сейчас, после общей навигационной подготовки экипажей бомбардировщиков, мы со штурманами Хорьковым и Щуровым много времени потратили на разработку плана освещения цели, уточнение всех деталей.

После того как была закончена подготовка к полету, экипажи отправились на аэродром. Здесь сегодня царит какое-то необычное оживление. Всюду слышен звонкий говор людей, треск храповиков лебедок, визг стальных тросов и роликов. То возле одного, то возле другого самолета бомбы медленно отделяются от земли и поднимаются в огромную пасть фюзеляжа. Щелкают замки бомбодержателей, принявших в свои «ухваты» очередные бомбы. Там и тут гудят моторы бензозаправщиков и по толстым шлангам гонят топливо вверх на плоскость в горловины баков, откуда слышно глухое рокотание выливающейся жидкости.

- Стоп, довольно! - кричит механик корабля.

- Крути еще, еще крути! Стоп! - в тон механику покрикивает техник по вооружению, регулирующий подвеску бомб.

Полным ходом идет зарядка пушек и пулеметов, в огромные ящики ровными слоями ложатся ленты, утыканные снарядами и патронами. Здесь же торопливо трудятся специалисты по навигационно-пилотажным приборам и радиосвязи. Кажется, для всех этих людей мир сейчас ограничен вот этими самолетами. Они словно не замечают, что день начинает хмуриться, из серых туч мелкими каплями идет дождь. Для этих людей, у которых, по твердому убеждению летчиков, «золотые руки», видно, сейчас существует одно ни с чем не сравнимое занятие: вовремя и как можно лучше подготовить боевые корабли к заданию.

Мы же с Анатолием Ивановым всеми мыслями погружены в предстоящий полет: ведь нам поручено возглавить боевой порядок полка, обеспечить надежное наведение экипажей на цель. Здесь, под плоскостью самолета, вместе проверяем установку взрывателей для светящих бомб, уточняем по таблицам время горения факелов. Потом мы забираемся в свои кабины: проверяем работу приборов, оборудования, прицелов, внутренней связи. Все было в порядке, но нам казалось, что в кабине стрелка-радиста [172] старшины Дегтярева не совсем отлажено переговорное устройство, а у воздушного стрелка сержанта Кораблева нет четкости в докладе по наблюдению за задней полусферой корабля. Еще и еще раз мы все проверяем свою готовность к выполнению боевой задачи.

…Долго бежал по неровной грунтовой полосе наш самолет. Темный лес впереди надвигался стеной. Но вот деревья слегка отделяются от воздушного корабля. Сбавлен газ моторам, изменен шаг винта - сразу шум пропеллеров резко уменьшается, становится ровнее и привычнее. Где-то за нами с тридцатисекундным интервалом делают разбег и поднимаются в темень ночи самолеты летчиков Уромова, Иконникова, Штанько, Федорова, Кротова, Гавриленко и других офицеров нашего полка.

Прижатые густыми черными облаками к самым верхушкам деревьев, начали мы свой полет на Будапешт. Вот мы вышли на исходный пункт маршрута и взяли курс на юго-запад в сторону Карпат. Пламя из выхлопных патрубков моторов зайчиками играет на верхушках лиственных деревьев. Правый мотор изредка постреливает, и от этого самолет несколько трясет.

- Свечи забрызгало, - как бы оправдываясь, говорит по переговорному устройству Иванов. - И тут же, обращаясь к стрелку-радисту, повелительным тоном продолжает:

- Дегтярев, как со взлетом других машин?

- Все в порядке, товарищ командир. Двадцать три единицы отошли от ИПМ и следуют за нами.

- Хорошо. Связь держать с КП непрерывно.

- Разрешено только до Карпат, а там полное радиомолчание, - напоминает радист.

- Знаю.

На первом этапе маршрута мне пришлось рассчитать курс по шаропилотным данным, полученным от синоптиков еще перед полетом. Скорость и направление ветра оказались довольно точными, и потому мы летим сейчас без каких-либо отклонений от заданной линии пути. Нижний край облачности заметно приподнялся, и наш самолет постепенно стал отдаляться от массива леса. Высотомер показывал 600. В кабине запахло сыростью.

- Не пора ли нам, Анатолий Васильевич, пробивать облака вверх? По всем признакам вот-вот польет дождь, - обратился я к Иванову. [173]

- Пожалуй, так. Лучше сохраним силы молодых экипажей, - отозвался капитан. И тут же по командной радиостанции передал: «Я Сокол 21, всем пробивать облака вверх. Скорость набора полтора - два метра в секунду».

Как только мы перешли в режим набора высоты, корабль вошел в темные непроницаемые облака. Началась «болтанка», а затем полил сильный дождь. В таких условиях экипажу приходится работать напряженно. Но, кажется, труднее всех нашему радисту Ивану Дегтяреву. Он зорко наблюдает за воздухом, и ему же постоянно приходится следить за потоком радиограмм, которые передают идущие сзади нас экипажи. По договоренности важные радиограммы он докладывает нам с Ивановым. Вот на самолете лейтенанта Воробьева отказало переговорное устройство. С земли передали: «Самим устранить неисправность, продолжать полет». На машине летчика Кукушкина не убралась до конца правая нога шасси. Долго пришлось повозиться экипажу, прежде чем неполадка была ликвидирована. И вот в эфире слышатся радостные слова: «Все в порядке!»

В эти минуты мне почему-то захотелось посмотреть на командира. Открыв металлическую шторку, я заглянул в кабину. По выражению лица Иванова, освещенного тусклым светом приборных лампочек, по его позе, уверенным движениям можно догадаться, что у него превосходное настроение. Как бы в подтверждение моих мыслей он, толкнув ногой в перегородку, разделяющую наши кабины, весело кричит мне:

- А молодежь-то у нас стоящая, Алексей.

В кромешной тьме мы настойчиво лезем вверх. Высотомер уверенно отсчитывает: 2700, 2900, 3100… За нами идут остальные экипажи полка. Хотя их не видно, но все мы чувствуем, что где-то вот здесь, рядом, летят наши боевые товарищи, друзья. Все они выдерживают заданный режим полета. «Ну, а наш флагманский корабль, как он продвигается в облаках? Не сносит ли его в сторону?» - сверлит у меня в голове. И тут же я вновь углубляюсь в расчеты, снимаю пеленги с боковых радиостанций. После этого даю задание радисту, чтобы он попросил пеленгаторный пункт аэродрома «засечь» наш самолет.

Дегтярев быстро устанавливает с землей связь и нажимает на ключ зуммера. Вскоре нам на борт передали пеленг - 192 градуса. Прокладываю его на карте, веду [174] карандашом до пересечения с линией пеленга боковой радиостанции. Что такое? Точка пересечения двух пеленгов далеко в стороне от заданной линии пути. «Неужто так далеко уклонились?» - подумал я. И тут же, отбросив тревожные мысли, пишу записку Дегтяреву: «Чепуха какая-то, а не пеленг, запроси землю еще». И тут же посылаю ее по пневмопочте. Вскоре старшина прислал мне патрон, в котором была аккуратно свернута моя записка и на обороте приписка: «Путаники и растяпы, мы здесь, в облаках, в холоде работаем лучше, чем вы на земле под крышей. Если и дальше будете нам так помогать, то лучше мы как-нибудь одни обойдемся, без помощников» - такое послание передал я на землю. Получил новый пеленг - 218 градусов и тысячу извинений». Дальше следовала шутливая приписка: «К вашим услугам. И. Д.»

На высоте 3700 метров мы вышли наконец из облаков. Было очень сыро и холодно, но я, занятый своей работой, не заметил перемен. Не заметил бы я и того, что самолет вышел из облаков, если бы не голос Иванова, по тону которого можно было понять, что обстановка изменилась к лучшему.

- Что, Анатолий Васильевич, выбрались уже из темной мути? - спросил я.