Дом

Открыв дверь рывком, Семен сделал выпад, ткнув длинным палашом в супостата.

Супостат отскочил вниз по ступенькам и сделал круговое движение, отбивая палаш, уводя его острие к полу, и продолжая движение сабли по кругу, рубанул гяура сверху. Если бы Пихтов резко не поднял руку, прикрываясь, этот его выпад был бы последним. Сабля скользнула по клинку палаша и врубилась в дужки гарды. Как это я удачно кирасирский палаш выбрал, а не кавказскую шашку. Сейчас бы мои пальцы как семечки по полу рассыпались, — подумал Семен. И тут же рубанул азиата в ответ. Азиат прикрылся. Сабля его была короче, чем палаш, и ему, стоящему ниже по лестнице, пришлось туго. Пихтов рубил и рубил азиата сверху, слева направо, и справа налево. Не давая, опомнится, и сделать свой ход. Турок посерел лицом и попятился, с каждым ударом Семена отступая на одну ступеньку вниз. Пихтов так увлекся, что не заметил как оказался на первом этаже и разом потерял все свое преимущество. У басурманина в левой руке вдруг оказалась каминная кочерга, он зловеще ухмыльнулся и заработал двумя руками, осыпая Семена ударами со всех сторон. Художник растерялся и пропустил очень болезненный удар кочергой по ноге, и вскрикнул. Потом пропустил удар саблей, но отшатнулся, рефлекторно полностью вытянув руку с палашом навстречу. Выручила длина клинка. Турок чуть-чуть не дотянулся, дотянутся, ему мешало острие палаша, упершееся в грудь. Пихтов вдруг с интересом ощутил, как клинок в его руке прорвал что-то упругое, эпод рукой хрустнуло, и дальше клинок провалился в пустоту и пошел как по маслу. На том конце палаш вдруг потяжелел, и его стало сгибать вниз. Семен с испугу потянул его на себя и успел увидеть как турок с перекошенным лицом и выпученными глазами потянулся вслед за клинком и рухнул на пол, гулко ударившись всем телом. Хохол на лысой голове метнулся вперед к Семену, словно пытаясь, дотянутся и отомстить обидчику за хозяина. В комнате к запаху пота добавился еще какой-то удушливый соленый привкус. Запах шел от темной лужи, расползающейся из-под тела, лежащего на полу.

Что это? Как это? Так просто убить человека? Семена взяла оторопь. Прилив адреналина кончился. И он опять ощутил непомерную слабость до дрожи в руках, и ватности в коленях. Пихтову стало дурно. По плечу опять текла горячая струйка. Эдак я кровью истеку, вяло подумал он, рассматривая тело на полу. Этого не может быть? Просто не могло быть. Семен физически ощутил, как в комнате пахнет смертью. Незримая, она, безусловно, была здесь. Вот это марево перед окном, дрожит воздух. Это она опустилась за душой безымянного воина. Ведь у него без сомнения была душа, он был человек. А то, что сейчас лежало на полу, у Пихтова язык не поворачивался назвать человеком. Семен перевернул такое тяжелое, налитое свинцом и неудобное тело с трудом, словно шарик ртути, который скользит и просачивается между пальцев. Ему захотелось еще раз внимательно разглядеть лицо убитого. И он поразился совершенно стеклянным, ничего не выражающим глазам пуговкам и открытому рту. Покойный выглядел сейчас неудачной восковой копией самого себя. Решительно ничего не напоминало в нем прежнего, кровожадного убийцу. А вот невинное дитя он, как не странно, напоминал. Хотя, если честно, более всего труп походил на куклу, большой такой манекен из музея Артиллерии и связи, в Санкт-Петербурге. Пихтов был на выставке восточного оружия и видел подобных. Только на тех были кольчуги и шлемы, а это гол как сокол. Воистину, нужно раз в жизни увидеть труп, чтобы понять, что человек это не животное, не кусок мяса на разделочной доске, а нечто большее….Нечто, чему нет названия. И мозг не может поверить в случившееся, смирится со смертью, с тем, что мы смертны, и дабы не впасть в беспокойство, и не сойти с ума, вынужден придумать душу.

Даже если её нет, её нужно было придумать. Потому, что невозможно человеку принять конечность собственного существования, и жить с этим знанием невыносимо. Был, правда, другой путь, но Пихтову он казался отвратителен. «Каждый самурай должен помнить о смерти, и стремится к смерти. Если у него есть выбор жить или умереть, он должен выбрать смерть». А еще эта их мода животы резать? Что тут сказать? Суицидальные пузорезы. Как с такой философией самураи не перевелись еще в древние времена, было непонятно. Хотя, скорее всего, срабатывал банальный инстинкт самосохранения, а все эти вычурные изречения, на практике были лишь понтами. Ну, допустим не всегда понтами…

Господи! Что мне с трупом то делать? — взмолился Семен, вернувшись от размышлений к реальности.

Горе-то, какое…., думала Клавдия Ивановна, утешая Галину Сергеевну. Хотя чем она могла утешить незнакомого ей человека? Галина Сергеевна чуть ли не рыдала в трубку. Пропал Василек, как в воду канул…А может и канул. Мобильник недоступен. Вернувшийся с работы, зять погрузил их с Ирочкой в машину, и повез на дачу. А там…представляете, мост сгоревший. Словно война началась. Обугленные сваи из воды торчат. И нет на дачах никого. Даже на этом берегу понятно, что нет никого. Ни одна собака не лает. Ужас какой! И на ту сторону перебраться нет никакой возможности. В милицию поехали, так бездушные мордовороты сказали, что про мост они знают и меры приняли. Какие меры? Заявление о пропавшем внуке принять отказались. Мало ли где пацан шляться может? Может у девки какой, или на хате у друзей завис, говорят. Если не объявятся, приходите через три дня. И это они про Васеньку? Да наш Василий порядочный мальчик, не то, что нынешнее поколение. Воспитанный, старательный, наукой занимается. А они на развратных девок намекают? Да как они могли?!

Горю и возмущению Галины Сергеевны не было предела, а смущенная Клавдия Ивановна согласно поддакивала. Её глодало чувство вины, хотя никакой вины за ней не было. Но она чувствовала, что Галина Сергеевна пусть косвенно, но пытается обвинить её в пропаже внука. Ишикова знала, что Василий с Сергеем собираются на дачу и мало того, что отпустила их, так еще не сообщила об этом их несанкционированном поступке ближайшим родственникам, чтобы те могли пресечь и предотвратить. А вот если бы она вовремя сообщила, то мальчики бы не пропали… Так прямо, вслух, она этого не говорила. Но разговор, так или иначе, крутился вокруг этого вопроса. И Клавдия Ивановна с замиранием сердца ждала, что вот сейчас она услышит в свой адрес нечто нелицеприятное. Но так и не услышала…И уже прощаясь, клятвенно заверила Галину Сергеевну, что как только мальчики объявятся, или она что-то про них узнает, то сразу даст знать. Однако, сама в это не верила. Внутреннее чутье подсказывало ей, что ребят она уже никогда не увидит, да и на дачи эти больше не поедет. И звонить Галине Сергеевне не будет. Хватило ей прошлых приключений и порванного плаща.

Впрочем, такой уж черствой и бесчувственной Клавдия Ивановна не была. Просто переживать устала, и включился некий предохранительный клапан, позволивший забыть все произошедшее за последние три дня. Собственно ничего не забывая, но относясь к произошедшему отстраненно. Было и прошло. Хвати с неё.

Еще раз, проведав, как стоят в новых горшках цветочки пересаженные днем, и, убедившись, что никто не завял, Клавдия Ивановна легла спать. Уснула быстро, и спалось ей на удивление крепко и спокойно. Не было желудочных колик, не ныли суставы на ногах. Но в три часа ночи она проснулась от ужасающего и леденящего душу крика.

Сердце заполошно забилось в испуге. Где это? Кто это? Судя по крику, кричала молодая женщина. И кричала так, словно её жизни угрожает опасность. И пока Клавдия Ивановна пыталась понять, где и кто кричал, и с тревогой ждала очередного вопля. Но крик больше не повторился. Неужели убили кого? Кричать могла соседка снизу, у неё муж был ревнивый и возможно сегодня он вернулся из командировки не вовремя. Захаживал к ней хахаль, чего греха таить. Клавдия Ивановна сама пару раз видела, как в её квартиру проскальзывал вечерком невзрачный хлипкий парень. Совсем нечета её мужу, мужчине видному, с благородной сединой в висках. И чего дуре надо? Ну, и что, что на 20 лет старше? Обеспечивает её всем, как сыр в масле катается. И квартиру всю обставил по-царски, и машину ей подарил…редкую. этот, как его? Катафалк. Тьфу, черт. не катафалк конечно, но что-то созвучное. В автомобилях пенсионерка Ишикова разбиралась слабо, из всех марок знала, как выглядят «Жигули» и «Волга», а этих иностранных столько развелось, что не запомнишь. Так, неужто Сергей Владимирович застал Дианку?