Страница 4 из 18
— Я так думаю, — продолжал Лаптев, — надо положить ее аккуратненько в фанерный ящик — есть у меня такой из-под вермишели — и зарыть на лето в землю. Пусть нас дожидается.
— Она отсыреет в земле и пропадет, — возразил я.
— У нас на Урале, — сказал Крупин, — коли что надо сохранить, то вешают на дерево, лабаз ставят…
— Вот это правильно! — поддержал его Ковалев. — Но только надо не вешать ящик на дерево, а положить в дупло.
На том и порешили.
Скоро послышались удары топора: это Крупин строил в дуплистом дубе убежище для «синей птицы».
Я устроил бабочку на расправилке в ящике, принесенном поваром.
— Аккуратненько, аккуратненько! — бормотал он, помогая мне.
Ящик закрыли, залепили щели стеарином, чтобы ни один муравей не пролез, и осторожно опустили в дупло, замаскировав отверстие корой и мхом.
Через три месяца, холодной сухой осенью закончилась съемка в сорока километрах от Сельгона. Обстоятельства не позволили мне побывать у заветного дуба. Но это не заставило меня отказаться от маакова махаона.
Остались считанные дни до отъезда домой.
Когда я сказал начальнику, приехавшему на приемку работы, что мне нужно сходить на Сельгон, и объяснил причину, он расхохотался:
— Да что вы, ребенок, что ли? Как, из-за какой-то бабочки ломать ноги? Нет, нет, я вас не отпущу. Вы мне нужны. Будем проверять журналы.
— Но ведь эта бабочка — эндемик… [2] — пробовал я возражать.
— Какой там эндемик? Чепуха! — отрезал он.
Что тут будешь делать!
— Иван Петрович, а если я попрошу пойти на Сельгоя рабочих, — вы будете возражать?
— Не буду, потому что знаю, рабочие (вы уж меня извините) умнее вас — и не пойдут. Это же бессмыслица!
— Ковалев! Крупин!
Ковалев и Крупин вошли в палатку.
— Вот в чем дело, товарищи. Мне предстоит срочная работа, поэтому я не могу пойти за бабочкой на Сельгон…
Начальник сердито крякнул.
Я продолжал:
— … То, что я говорю, не приказание, а просьба. Не сходите ли вы за нашей «синей птицей»?.. Заодно поохотитесь.
Крупин только кивнул головой, а Ковалев ответил кратко:
— Что ж, с радостью! — и вышел вместе с товарищем.
— Имейте в виду, — сурово сказал начальник, — если с ними случится что, — вам придется отвечать.
Рано утром провожал я своих товарищей.
Условились, что вернуться они должны на третий день к вечеру.
— Ящик-то несите аккуратненько! — напутствовал их повар.
Трудно сказать, почему так легко согласились пойти Крупин и Ковалев.
Из чувства ли дружбы или просто рады были случаю поохотиться на свободе, — не знаю.
Вернулись они на четвертый день, когда мы уже начали сильно беспокоиться.
— Пришлось нести ящичек в руках, а это мешало шагать, — объяснил Ковалев.
Я крепко-крепко пожал им руки.
В тот же день уезжал начальник. Уже прощаясь, он неожиданно сказал:
— Да покажите же мне вашу драгоценность!
Я открыл крышку ящика.
— Да… — протянул он. — Большая, но ничего особенного не нахожу. У нас, под Кировом, по-моему, таких много летает. Есть даже лучше…
вспомнились мне стихи Тютчева.
Прошло с тех пор много лет. В Зоологическом музее хранится чудесный мааков махаон.
Он чуть поблек от времени, но не потускнело во мне чувство благодарности к моим славным спутникам в странствиях по Дальнему Востоку.
Сибирский коконопряд
Негде ногою ступить: на ветках, на коре, на земле — всюду гусеницы.
Они ползают, едят, точат. Словно густым туманом,
окутала паутина тайгу, поредела и пожелтела хвоя.
Это случилось с топографом Сенцовым. В засушливое лето 1946 года он производил съемку в тайге Красноярского края. Работать было трудно.
Только что окончилась война. В колхозах не хватало еще рабочих рук, и в отряд свой Сенцов получил вместо четырех только двух человек.
Заболевший вычислитель остался на базе, и топограф пошел в тайгу с двумя семнадцатилетними пареньками — Петей и Ваней. Была у них еще вьючная лошадь Машка да собака Тузик.
Участок работ не был «белым пятном».
В тридцатых годах здесь прошло лесоустройство, но за пятнадцать лет просеки заросли кустарником и высокими травами — розовым кипреем и белыми зонтиками борщевика.
По утрам брезентовые спецовки наших путников намокали от холодной росы. Днем же в тайге было душно и тучами вилась мошкара.
Впереди шел Ваня. Он умел хорошо выбирать на просеке места для установки угломера, чтобы и вперед далеко видно было, и на старую точку стояния можно было взгляд кинуть и ориентироваться.
Шел он с топором за поясом, с рейкой в правой руке, левой рукой ведя на поводу Машку, которая, тяжело качая вьюк, с трудом переступала через валежник. Коренастый медлительный Петя работал «задним» реечником, то есть он должен был переходить по сигналу топографа на уже обработанную точку.
Так они и двигались по тайге. Впереди Ваня с лошадью, посреди Сенцов с угломером и треногой, позади Петя, с тремя рюкзаками и рейкой.
Стоял душный полдень начала июля. Сенцов, направив трубу угломера на стоящего впереди Ваню, заметил, что тот не следит за сигналами.
Струился горячий воздух. Рейка в объективе так «танцевала», что отсчитать по ней было трудно.
Послышался лай Тузика. Рейка наклонилась.
— Рейку прямо! — закричал Сенцов.
Ваня поправил рейку, но продолжал глядеть по сторонам.
— Привал на обед! — скомандовал топограф и, накрыв чехлом инструмент, пошел к переднему реечнику.
— Что случилось?
— А вот посмотрите, Сергей Павлович, — ответил Ваня.
Сенцов огляделся. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Перед ним был участок леса, пораженного страшным вредителем — кедровым или сибирским коконопрядом.
Некоторые деревья, начисто обглоданные гусеницами, стояли словно скелеты, окутанные серой паутиной.
На сучьях можно было заметить коконы, похожие на толстые сигары.
На других соснах, сохранивших еще часть зеленого наряда, неторопливо ползали мохнатые серо-бурые гусеницы.
Пахло умирающим деревом и еще чем-то противным. В тишине слышались резкие крики птицы-кукши, прилетевшей полакомиться гусеницами.
На стволах сидели толстые рыжие бабочки. Их можно было брать руками.
«Вот не было печали!» — подумал Сенцов. Он сразу понял и оценил опасность, грозящую лесу.
Понял он и то, что придется ему послать в лесничество Ваню, а самому остаться в тайге с одним рабочим. Понял и то, что не похвалят его за простой в работе.
Однако он не колебался.
— Ваня, придется тебе в лесничество «сбегать». Это не так далеко. К вечеру завтра доберешься.
— А как же вы, Сергей Павлович?
— А это уже моя печаль.
Пообедали, хотя и без аппетита.
Отвратительный сладкий запах, казалось, сообщился каше и чаю.
— Тьфу, зараза! — не выдержал Петя. — Сергей Павлович, может, спалить их?
— Опасно, можно лесной пожар устроить.
Сенцов написал донесение. Ваня спрятал его за околыш фуражки, взял сухарей на два дня и ушел.
— Давай ставить палатку, Петя. Придется нам с тобой «отдыхать», — невесело пошутил Сенцов.
Петя мрачно уставился в землю.
— Сергей Павлович, давайте продолжать работать.
Топограф удивился:
— Как так! Что нам, Тузика заставить носить рейку?
2
Эндемик — животное или растение, присущее лишь одной области.