Братские узы

— Что ты знаешь о призраках?

Рогач курил плохо, быстро затягиваясь и выпуская жиденькие струйки дыма. Таким макаром пачка скуривалась за несколько минут. Марко заметил, что его пальцы мелко тряслись. Мут с трудом унял дрожь. Каждый раз при упоминании призраков, его начинало трясти от бессильной злости. Только сигареты немного унимали боль. Накатили воспоминания.

Его сын был практически без уродств, жизнеспособен и имел все шансы стать охотником. Мать, толстая Скрипуха, умерла при родах — такое часто случается в мутовских кланах и ни у кого не вызывает удивления. Ее похоронили еще в Дрезденской пустоши. По старой традиции сожгли на большом костре вместе с остальными клановцами, которым не повезло.

На своих руках Рогач принес его к Познани. Растил и ухаживал. Учил пользоваться ножом, а потом мечтал передать свой верный карабин, самому доставшийся от отца. Он жил одной надеждой и даже беспросветное существование в пустоши не казалось таким уж и плохим. Сын был будто лучом света, маленьким радостным солнышком в дремучем царстве тьмы.

Потом он пропал, и Рогач понял, что в нем оборвалась некая струна. Лопнуло то, что давало силы верить и любить, надеяться на лучшее. Рогач словно умер изнутри, высох и опустел, как река в пустыне. Жар потери и ненависти выжег его. Сквозь единственный черный глаз на мир смотрела пустота.

И тогда Рогач нашел новый смысл жизни. Месть. Не зря его считали безумным — на то были все основания. Люди мирятся с потерями, забывают и живут дальше, но Рогач так не хотел. Он был как пустой сосуд, что жаждал быть заполненным, а ненависть быстро приживается на пустыре. Внутренний огонь сжигал его, не давал жить дальше, якорем держал в прошлом и гнал плетью мести в самые удаленные уголки пустоши, а порой и дальше.

Когда Рогач скурил пятую сигарету, только тогда он сумел ответить.

— Совсем мало. Практически ничего. Два года я их выслеживаю, и всего лишь крохи информации. Когда они приходят, кого похищают…

— Ну? — в нетерпении наклонился ближе Марко — он жаждал знать все.

— Приходят только в безлунные ночи, в самое темное время. Сидят тихо, так что и не услышать, и ни увидеть. Можно всю ночь просидеть в засаде, и ничего не заметить, а под утро находишь следы и узнаешь о пропавшем ребенке. Умные гады, и разборчивые. Они не берут больных и увечных, что вот-вот и откинут копыта. Хватают здоровых и крепких, сволочи. — Рогач с ненавистью вдавил окурок в землю. Опять закурил.

— Они приходят только за детьми?

— Иногда и просто так. Потопчутся около костела, послушают, а утром лишь следы. Ну и метка какая-нибудь…

— Метка?

— Вот. — Рогач извлек из кармана кусок мятой бумажки, на которой была выведена красным карандашом неровная пятиконечная звезда. — Я показывал Умнику, а тот говорит, мол, выбрось и забудь. Знак проклятия. Но я почему-то оставил. Не напоминает чего-нибудь?

Еще как напоминало. Марко мог поклясться, что видел этот знак на древнем танке в пещере под Лейпцигом. Полуистертая алая звезда на башне, заросшей ржавчиной и грязью, а рядом бело-сине-красный триколор, тоже в неважном состоянии. Братья тогда разжились головой тролля, обитавшего рядом со стальным монстром, кучей снарядов и канистрой просроченного топлива. Ничего экстраординарного, но и не с пустыми руками. На всякий случай Марко соврал:

— Нет, в первый раз вижу.

— Плохо, — хмыкнул Рогач и засунул рисунок в карман.

— И ты ни разу не видел? Ну, тех, кто приходил, — продолжал допытываться Марко.

— Видел. Один раз. Да и то не уверен, что могу доверять своему глазу.

— В смысле?

— В смысле могло и показаться, — раздраженно сплюнул Рогач. — Мало ли что увидишь ночью. Я тогда, кажись, повернул голову… Глядь, какая фигура мигнула на краю и скрылась. Черная, темнее ночи, но с руками и ногами, так что не зверь. Это я могу точно сказать. И следы там же нашел. А тебе чего, собственно, надо? Я ему душу изливаю, блин! И даже сигаретами угощаю! Черт раздери!

— Я тоже видел следы. — Марко, когда говорил, смотрел в сторону, словно стеснялся своих слов. — Нет, не здесь. На юге, возле Одера. Мы там ночевали. Утром нашли следы, а я ничего не услышал. — На последнем слове наемник со злостью хлопнул себя по колену. Попросил: — Дай еще сигарету.

Рогач дал. Дождался, пока Марко ее скурит, спросил:

— Что делать будешь?

— Я хочу выследить их, этих призраков. К черту все, но пока я не увижу тварей, не успокоюсь. Ты со мной?

— А то! — В подтверждение своих слов Рогач лязгнул затвором своего доисторического карабина. — Покурим еще по одной и займемся. У меня идея насчет сегодняшней ночи. А они придут — я чую. Вот и луны нет.

Марко задрал голову. Действительно, стояла глубокая тьма. Ни звезд, ни луны. Черный, ни проблеска, небесный свод, грозивший, сдавалось, упасть на голову. Идеальная ночь для засады.

Место тоже выбрали хорошее. Под разлапистым деревом, чудом выжившим во время Рассвета. Ствол был необхватен — такие аксакалы росли столетиями, не меньше. Глядя на него, с готовностью верилось, что дерево помнит еще те счастливые и практически легендарные времена. Видела, когда деревня еще жила, а на небе светило чистое солнце. И не было гнили.

Рогач обустроил себе лежбище заранее, утрамбовал землю, присыпал листвой сверху. Густые кусты росли тесно, отлично скрывая засаду от постороннего взгляда. А рядом располагался здоровенный дом, двухэтажный с крышей, крытой красной черепицей. На самом верху все еще вертелся потемневший флюгер в виде медного петуха, сейчас практически неразличимого на фоне ночного неба, затянутого непроглядной облачной пеленой. Второй этаж пустовал, пугал заколоченными окнами и завыванием ветра. На первом же даже сохранились окна, мутные пленки, сквозь которые с трудом пробивался огонь свечи. Здесь клан держал всех своих детей — своеобразный детский сад. У входа сидели два охотника, вооруженных не абы чем, а добротными клейденскими автоматами. Не новая модель, но вполне эффективная. Как рассказал Рогач, в доме находилось еще пятеро и все вооружены до зубов. Окна и дверь под постоянным прицелом. Свет поддерживается всю ночь.

— Бывало, — заметил Рогач, улегшись в засаде. Карабин он положил перед собой. — И из такой охраны вытаскивали. Мигнет свечечка — и нет дитенка.

Марко для верности тоже освободил пистолет от кобуры. Ощущение рельефных змей словно добавляли уверенности и спокойствия.

— А ведь ни окошко не шевельнулось, ни дверь не хлопнула, и как назло посреди комнаты отпечаток в пыли. Тихо! — вдруг зашипел мут, крайне осторожно перехватил поудобнее оружие, прицелился. — Смотри!

И действительно, прямо на фоне кирпичной стены и отколовшейся штукатуркой наемник увидел темный силуэт. Для верности Марко потер глаза, присмотрелся, но лучше не стало. Фигура подрагивала, словно сотканная из клубов дыма, скользила вдоль стены и словно бы раздваивалась.

— Ну, все, сволочь! — со злостью выдохнул Рогач и нажал на курок.

Грохнуло так, что заложило уши. Мут передернул затвор — выскочила дымящаяся гильза. Опять выстрелил, и опять. И не одна пуля не прошла мимо — Марко мог в этом поклясться, но тень судорожно метнулась в сторону и скрылась в кустах. Бесшумно, будто не касаясь земли. Только зашевелись веточки.

С глухим ревом подскочив, Рогач метнулся за призраком, не отпуская винтовки. Марко ругнулся, но побежал за ним. Ему все это до крайности не нравилось — два года ни разу не попался, а сегодня во всей красе. В голове метались мысли: а вдруг засада? Но охотничий азарта забивал помехами трезвое мышление. И ноги сами, как на автомате, несли вперед, едва касаясь земли, что ни одна веточка не хрустнет, травинка не примнется. Сегодня ночью решалось все, и Марко не мог упустить такого шанса.

Глава 6. Погоня за призраком

Марко и Рогач уже давно потеряли из виду таинственную фигуру, но продолжали преследовать. Теперь, правда, по следам, услужливо оставленным призраком. И ради того, чтобы лучше разбирать маленькие отпечатки в полной темноте, в кустах и зарослях острой как нож траве пришлось перейти на спокойный шаг. Благо загадочный визитер озаботился всеми требования комфорта для своих преследователей: в угрюмые, заросшие злой крапивой овраги не прятался, топкие лужицы мелких болот обходил стороной, а вел по относительно гладкой равнине, услужливо подсовывая четко оттиснутые в мокром песке цепочки следов.