Подноготная любви

И в мировой литературе пример такой любви есть! Не удивляйтесь — это Ромео и Джульетта! Да-да! Кто, как не они, — символ прекрасной любви в некрофилогенной культуре!

Установившийся взгляд на сущность их взаимоотношений следующий: в 13-15 лет двое молодых людей противостали духу убийства, переполнявшего оба их враждующих семейства, и полюбили друг друга непорочной, как само небо, неземной любовью, но, в результате интриг и стечения роковых обстоятельств, убили себя, тем подтвердив надмирность своих чувств. Можно ожидать, что найдутся начитанные в литературоведческой литературе люди, которые не согласятся, что взаимоотношения Ромео и Джульетты есть квинтэссенция некрофилии: дескать, когда Ромео закалывал себя рядом со спящей Джульеттой, в которой он угадал труп, то это была просто ошибка. Нет, не просто.

Можно не вдаваться в обсуждение того, ввиду каких особенностей его психики Ромео вместо живого человека померещился труп, достаточно просто упомянуть, что каждый человек водим или духом истины, или духом заблуждения (убийства), а которым из них был водим Ромео, недвусмысленно следует из того, что он ошибся — на самом деле Джульетта была жива-здорова. (Вспомним заповеди: «не убий» подразумевает уважительное отношение не только к чужой жизни, но и к своей.) Тем же духом явно была водима и Джульетта, которая совершала один провоцирующий поступок за другим.

Таким образом, оба они были плоть от плоти своих семейств, они всё те же Монтекки и Капулетти, что видно из того, что они друг друга убили. Да, они дети, но дети, как правило, меняют лишь формы греха, по сути оставаясь верными своим родителям, — Ромео и Джульетта доказали это обоюдным убийством. Вот если бы у этих родителей выросли психически уравновешенные дети с неавторитарным мышлением, то только тогда можно было бы говорить, что ни Ромео, ни Джульетта не являются единоборцами от своих враждующих семейств. Как раз-то дети враждующих несовместимых семейств могут влюбиться друг в друга и притом страстно.

Вот так. Вызывающий всеобщий восторг мировой символ прекрасной любви на поверку оказался некрофилическим — и это не случайно. Как не случайно и то, что женская половина Германии признала Гитлера восхитительным героем-любовником. А он такой и есть — в определённом смысле. Гитлер — это выросший Ромео. Чтобы убедиться, что это так, достаточно сравнить описание чувств в трагедии Шекспира с описанием переживаний Гитлера по отношению к объекту своей первой любви: будущей вдове полковника, а в девичестве — фройляйн Стефани.

Однако Гитлер и Ромео — некрофилы ярчайшие и как бы в обыденной жизни не типичные.

Не все некрофилы получают от окружающих поклонение и возможность проявить себя в полной мере, но Гитлеру и его милой Ренате Мюллер, перед которой он ползал на карачках, благоговеющий немецкий народ это сделать позволил. Гитлер проявил себя более чем в 50 миллионах трупов и неимоверных пространствах изуродованной земли, и лишь затем сделал труп и из самого себя. Его «возлюбленная», по сути, проделывала то же самое, но иначе, по-женски, завораживая любителей фильмов, заставляя их переживать так, как она того хочет, понимать жизнь так, как её в своё время «научили». Она-таки народ научила и лишь затем покончила с собой, то есть полностью самовыразилась.

Обычный же некрофил — тот, с которым вы сотрудничаете на работе, который прижимается к вам в метро и, возможно, улыбается вам с соседней подушки, — не может себе всего этого позволить, не только потому, что взоры обожающей толпы направлены к более ярким, чем он, но и просто из трусости. Вот если бы ему создали условия…

Изучающих историю поражает то однообразие метаморфоз, которые происходили с двенадцатью первыми императорами Римской империи, когда они дорывались до власти, то есть с теми, кому «создавали условия». Не все они были импотентами, подобно Нерону, которому уже к тридцати годам приходилось прибегать к неимоверным усилиям и ухищрениям, чтобы хоть что-то изобразить. Напротив, император Тиберий, при котором был распят Христос, был активен, как гласит легенда, и под семьдесят: он был гомосексуалистом или, вернее, бисексуалом, многое о его проделках сохранила история, но втягивал ли он через ноздри мочу своих возлюбленных юношей, как это нередко бывало (и бывает?) в жизни индивидов императорского типа, — свидетельств не сохранилось. Очень может быть, потому и не сохранилось, что современные Тиберию историки, получая о том свидетельства, не могли в это поверить: как такое может быть, чтобы император — и такое? И у кого? У случайного мальчишки?.. Восхищённые сенаторы признали Тиберия божественным.

Что касается собственно интимных взаимоотношений, то некрофилы сексуально несостоятельны отчасти ещё и потому, что они попросту бездарны. Но у них есть способность внушить (энергетически принудить) признание своей божественности во всех отношениях и в половой в том числе. В известных экспериментах ХIХ века выяснилось, что в гипнотическом трансе рядом с подавляющим индивидом женщины сомнамбулического типа начинали выделывать имитирующие коитус движения и подчас доходили до оргазма, или, скорее, его имитации. Причём в этих телодвижениях угадывалась реализация подавленных инцестуальных желаний. (К примеру, они могли «работать» с грандиозным по размерам пенисом. Это — проявление грёз пятилетнего возраста. Маленькая девочка, подсмотрев особенности строения тела отца, сравнивает размеры этих «особенностей» со своим маленьким тельцем — и на всю жизнь запоминает соотношение.) Но если всю эту последовательность движений, включая последующее утверждение дамы, что она действительно была в интимной близости с индуктором некрополя, несмотря на уверения в обратном многих присутствовавших при этом наблюдателей, назвать простым, но отчётливым словом, то это — просто детский онанизм (некрофилический). Итак, в идеале, «половой акт» в любовной комбинации «некрофил—некрофилка» проходит в виде сеанса обоюдного онанизма («мягкий» вариант некросекса), в котором физиологический контакт не обязателен. Но провести сеанс онанизма без непосредственного телесного контакта доступно не всякому некрофилу — может не хватить силы некрополя. Большей их части приходится прибегать к дополнительным ухищрениям. Среди прочего и раздражать так называемые эрогенные зоны. Но и это опять-таки не всем из них доступно — отсюда и один из типов фригидности, когда нет ни некрофилического экстаза, ни счастья биофильной близости. Поэтому не удивляйтесь, когда видите девушку сомнамбулического типа с воспалённым болезненным взором, с некрофилически поджатыми губами, исхудавшую, или напряжённую, или обрюзгшую, которая, несмотря ни на что, с восторгом хвастается подружкам своим принюхивающимся импотентом.

Изучать повадки некрофилических пар затруднительно, поскольку они избегают психотерапевтов и психологов, во всяком случае неподавляющих. Они довольны собой разве что не беспредельно и что-либо в себе улучшать не считают нужным. Изучать приходится уже последствия их так называемой жизнедеятельности: оказывая помощь их обезволенным или аутичным детям.

Если же по недосмотру или недомыслию некрофилическая пара допустила до себя человека, который может указать Того, Кто может помочь, или, увлёкшись, допустила освобождение от некоторых травм, то дальнейшие сеансы ими немедленно прекращаются. Если пациента, у которого долгие годы была парализована рука, в течение минуты вылечили, и рука стала действовать, то не стоит удивляться, что через несколько дней этот пациент заявит, что в психотерапевтические методы он не верит. Этот вариант встречается настолько часто, что к этому быстро привыкаешь.

Впрочем, некрофилы могут стремиться к некрофилическому, так называемому, целительству. Здесь на подсознательном уровне самое для них привлекательное — это возможность в результате «исцеления» одной болезни получить новую болезнь в виде новой психоэнергетической травмы и тем самым ещё на шаг приблизиться к смерти.