Страница 41 из 157
Морская жемчужница — P. margaritifera.
Речная жемчужница — Margaritana margaritifera.
Сделали 3 стр. (74)
Вечером сделали 2 стр. (76)
14.12.86
Сделали 1 стр. (77)
Ждем Лопушанского.
Лопушанский обещал звонить до 8.01.87.
Вечером сделали 2 стр. (79)
15.12.86
Сделали 2 стр. (81)
Утопия от Парасюхина и т. д.
16.12.86
Жуткий мороз (-21°). Разговариваем об истории и политике.
17.12.86
Обсуждаем меры по возрождению ф<антасти>ки: создание редакции лит<ературной> ф<антасти>ки при каком-нибудь изд<ательст>ве.
18.12.86
«Внимание! Завтра в 12 часов ровно состоится открытие Страшного суда. Все справки по телефонам…» Далее следовал список телефонов, обширный, как таблица тиража погашения.
Миф о непогрешимости начальства.
Миф о единстве общества.
Миф о превосходстве.
19.12.86
Написали заявку на ЖвМ-С для Грамматикова.
14 декабря в дневнике записано: «Ждем Лопушанского» и «Лопушанский обещал звонить до 8.01.87». Вероятно, между этими двумя записями произошел разговор Константина Лопушанского с Авторами, после чего в тот же день было отправлено письмо АБС, адресованное директору 1-го творческого объединения киностудии «Ленфильм».
Уважаемый Олег Александрович!
В соответствии с договором первый вариант сценария художественного фильма «Парадиз-99» (название условное) нами закончен и может быть представлен в любой момент.
Однако в связи с тем, что режиссер Лопушанский К. С., ознакомившись с этим вариантом, предложил ряд интересных соображений, мы полагаем целесообразным учесть эти замечания уже в первом варианте сценария.
В связи с этим просим пролонгировать срок представления первого варианта до 1 февраля 1987 года.
8 декабря Адольф Урбан пишет рецензию на сборник АБС, поданный в «Лениздат».
<…>
Все три повести Стругацких — «Улитка на склоне», «Волны гасят ветер», «Хромая судьба» — это повести-испытания. И какими бы разными они ни были, все они в нестандартных ситуациях взывают к нашей совести, интеллекту, деятельной стороне натуры: как поступили бы вы, какое бы решение приняли.
«Улитка на склоне», на первый взгляд, кажется произведением очень странным. Люди столкнулись с неведомым. Не абстрактные люди, а вполне обыкновенные, разные, хорошие и плохие, умные и глупые, честные и прохиндеи. И неведомое — не только символ, но конкретно разработанная форма таинственной и непонятной жизни «леса», с его горячими «хлебными» болотами, съедобной землей, за ночь вырастающими огромными растениями, которые, политые «бродилом», тут же готовы в пищу, гигантскими грибами, возникающими и исчезающими озерами, островами, прыгающими деревьями. Это целый континент бурлящей, бродящей, изобильной жизни, щедрой и опасной, то пластически податливой, то агрессивной. С таким же непонятным населением, загнанным и поделенным на почти не сообщающиеся между собой деревни, сытым изобильной почвой и подавленным, напуганным всеми этими проваливающимися трясинами, озерами с таинственными голыми русалками, лежащими в прозрачной воде, не то мертвыми, не то уснувшими, нелюдями-мертвяками, из-под ног которых вырывается горячий пар, похищающими их женщин.
С другой стороны — в параллельном сюжете, — противопоставленная или сопоставленная с этим миром организация людей. Управление, нарисованное с таким же «остранением», человеческое сообщество, в котором действуют столь же противоречивые силы. Лес — как некий огромный континент жизни, энергии, изобилия — и интересен, и привлекателен, и опасен, потому что живет по своим законам, оберегает свои тайны, даже мстит за слишком смелое вторжение. Поэтому нет к нему единого отношения. Одни его изучают. Другие готовятся к «инженерному проникновению», к «искоренению». Третьих влечет непонятная любовь к этой увлекательной форме жизни. Четвертых занимает идея «помощи населению».
Как и во всяком сложном процессе, сталкиваются противоречащие друг другу намерения. Каждый «специалист», каждый «отдел», исходя из своей рационалистической схемы, гнет свою линию. Оттого, что не выработана общая нравственная оценка, нет комплексного понимания проблемы, не осознана суверенность сторон.
Стругацкие рисуют Управление сатирическими красками. Если искать близкие жизненные аналоги, их можно найти в так называемых «ведомственных барьерах», во взаимных неладах и разногласиях «смежников», в той клеточной структуре громоздких учреждений, где левая рука не знает, что творит правая.
Но все эти явления могли дать Стругацким лишь материал для фантазии. Не фельетонным обличительством они заняты. Не узнаваемость их привлекает. Это был бы самый легкий и дешевый путь. Напротив, они стремились, как в системе Управления, так и в образе леса, дать уникальные фантастические структуры, емкость которых была бы куда большей, чем те или иные аналогии, сумма намеков.
В конечном счете, речь идет о нравственной готовности понять то, что не похоже на известные нам формы жизни, о способности, не нарушая равновесия, встретить будущее, которое станет иным, чем наше сегодня, о гибкости мышления, об осторожности обращения с теми явлениями, которые мы плохо знаем, о предвидении последствий нашей деятельности, с какими бы благими намерениями она ни проводилась.
Это делает модель повести актуальной по отношению к современности, не только к отдельным ее явлениям, но и к глобальным проблемам.
«Улитка на склоне» подготавливает ко многим нравственным выводам, самым широким, приближающимся к философским категориям, и самым непосредственным житейским. Но сила повести не столько в поучительных выводах, которые можно извлечь, сколько в ее образной материи, очень плотной, пластичной, эмоционально насыщенной. В характерах — прежде всего Молчуна (Кандида), Переца, Колченога, Алевтины. В изобретении ситуаций поистине фантастических, но захватывающих своей «достоверностью». Весь тот интеллектуальный и нравственный потенциал, который раскрывается перед читателем, заложен не в декларациях, которые мы вынуждены досказывать, анализируя смысл повести, а в самой фантастической модели ее. Думается, что «Улитка на склоне», написанная 20 лет назад, не утратила своего значения и относится к числу лучших произведений Стругацких.
Есть у меня все-таки претензии к 9-й главе. Она мне кажется затянутой. Подслушанный Перецем разговор вещей малоинтересен и кажется вставным эпизодом. Следовало бы эту главу несколько укоротить и почистить.
Хотелось бы также иметь какую-либо, пусть фантастическую, пусть парадоксальную, пусть сатирическую «мотивировку» исчезновения первого директора и водворения на его место Переца. Иначе оно выглядит как механическая перестановка фигур, произведенная волей авторов.
Творческая изобретательность Стругацких проявилась в повести «Волны гасят ветер». Это довольно редкая попытка создать «документально-мемуарную» фантастическую повесть.
Что, казалось бы, дальше отстоит друг от друга, чем документ и фантастика? Стругацкие, однако, объединяют многочисленные служебные отчеты, записки, инструкции, юридические акты, результаты обследований, фонограммы, письма в стилизованный таким образом мемуарный очерк о том, как было совершено значительнейшее для человечества открытие («Большое откровение»), изменившее его представление о самом себе, о своих возможностях. Открытие, разумеется, фантастическое.
Но такое построение не случайно. Эта повесть — своего рода морально-философский трактат о воображаемой ситуации, когда научный прогресс приводит к новому качественному скачку в человеческом обществе, раскалывая его в переломную пору на две неравные части — тех, кто этот скачок совершают первыми, и тех, кто остается в уютной колыбели традиционных представлений и чувствований. Ситуация в истории человечества известная.