Страница 17 из 31
В ходе подготовки и проведения I областного съезда Советов за Харьковом была фактическая закреплена и роль областного центра. На съезде 170 делегатов обсуждали огромное количество вопросов, включая вопросы об отношении к войне или о заработных платах рабочих. В конечном итоге на многопартийной основе был сформирован постоянно действующий орган — Областной комитет Советов, который возглавил 33–летний харьковец (проживал по адресу Куликовская, 8[129]), помощник присяжного поверенного Лазарь Голубовский, принадлежавший к партии левых эсеров.
С самого начала работа обкома Донкривбасса не задалась, с чем соглашались позже представители различных политических сил. Одна из серьезных проблем этого органа заключалась в том, что постоянно менявшаяся политическая обстановка стремительно изменяла и настроения населения в сторону их радикализации. На момент формирования обкома большевики были абсолютными маргиналами в регионе и, соответственно, в Советах. А по мере роста их популярности в промышленных регионах росла и их неудовлетворенность своей слабой представленностью в областном органе власти. Именно поэтому большевики пытались постоянно блокировать работу обкома и требовали его перевыборов — особенно после июльских событий в Петрограде, когда популярность их партии повсеместно поползла в гору.
Для решения этой проблемы 1–2 сентября в Харькове была созвана областная конференция Советов. Однако ввиду корниловского мятежа ее работа была скомкана, а саму конференцию было решено считать «совещанием»[130].
II областной съезд Советов Донецко-Криворожского бассейна удалось собрать 6 октября, когда в промышленных регионах уже превалировали большевики, а в Донбассе обострилась борьба рабочих Советов с казаками, устраивавшими карательные операции против бастовавших шахтеров. Представители РСДРП(б) в итоге уже были в относительном большинстве на съезде (из 130 делегатов 47 были большевиками, 41 — меньшевики, 34 — эсеры, 8 делегатов были беспартийными). Усилили свои позиции ленинцы и в обкоме. Но поскольку они вновь не получили там большинства, продолжали блокировать его работу. Советские историки поясняли это тем, что якобы при формировании состава съезда меньшевики выдали своим сторонникам 50 «незаконных» мандатов[131].
Большевик М. Жаков (будущий нарком ДКР) так обрисовал первые месяцы работы обкома после переформатирования: «На первых же заседаниях Областного комитета мы столкнулись с тем, что фракции меньшевиков и с. — p., благодаря представительству от партийных центров получили преобладание, в то время как на съезде большинство в один голос было обеспечено нам. Это парализовало работу Областного комитета. Мы не могли при таком положении разрешить ни одного принципиального вопроса и занимались только вермишелью»[132].
Артем на II съезде также выступил с резкой критикой обкома: «Я критикую Областной комитет не за бездеятельность, а за деятельность, направленную против рабочего класса. Комитет был канцелярией министерства труда». А делегат от Юзово — Макеево-Петровского района обвинил обком в том, что тот занимался исключительно партийной работой: «В своей работе вел однобокую политику, рассылал рабочим литературу, восхвалявшую соглашателей Церетели и Чернова»[133].
После октябрьского переворота в Петрограде ситуация в областных органах Советов Донкривбасса еще больше усугубилась. Большевики требовали реальной власти в обкоме и поставили на повестку дня его перевыборы, а соответственно — и новый съезд Советов. Тщетно меньшевики и эсеры призывали ленинцев к компромиссам на местном и на общероссийском уровне (сразу после Октября Донецко-Криворожский обком издал воззвание к Ленину с призывом выработать общую линию поведения с другими социалистическими партиями России[134]).
23 ноября 1917 г. большевистская фракция обкома обнародовала свое воззвание «К рабочим Донецкого и Криворожского бассейнов», в котором потребовала переизбрания областного комитета: «Прошлый, II съезд Советов дал большинство в Областном комитете не нам, а тем, кто против политики нашей партии. В результате, сейчас, в момент полного развала власти в нашем бассейне мы должны бессильно опустить руки. Власть революционного правительства рабоче — крестьянской революции большинство нашего Областного комитета отказалось признать, власть Киевского правительства Рады только саботирует возможность действия. От власти Советов Областной комитет отказался. Этим вся власть над жизнью горнорабочих и над их свободой отдана в руки капиталистов и их союзника Каледина… Мы не уходим из Областного комитета. Мы просто говорим вам: боритесь, но не рассчитывайте на Областной комитет… И попытайтесь выбрать на конференцию тех, кто сумеет из Областного комитета сделать орган борьбы против капиталистов»[135].
После этого, по словам Жакова, «Областной комитет окончательно умер»: «Фактически даже вермишель рассматривалась только большевистским по составу президиумом, ибо никто на заседания Областного комитета после трех раз не являлся». Хотя Голубовский возражал на обвинения Жакова: «Меньшевики и эсеры… не желали пользоваться большинством. Областной комитет вообще был неработоспособен, и был бы таким, если бы там было даже только 2 меньшевика»[136]. Тем самым даже глава обкома вынужден был признать резонность заявлений большевиков о неэффективности данного органа власти вплоть до января 1918 года.
Справедливости ради надо заметить, что при всей неэффективности Областного комитета Советов и его президиума, занимавшегося «вермишелью», другие органы власти в регионе к осени 1917 г. вообще прекратили свое существование. С Октябрем исчезли и номинальные представители центральной власти. А местная выборная власть в лице городских дум уже мало кем праздновалась. Посему, скажем, решение пленума Харьковского городского Совета от 11 декабря 1917 г. о роспуске «реакционной Думы» даже противники большевиков восприняли с облегчением: мол, отмучилась[137].
Таким образом, к концу 1917 г. большевики уже были мощной политической силой в рамках Донецко-Криворожского региона. Как же так получилось, если еще летом 1917 г. шахтеры Донбасса на коленях клялись бороться с большевизмом? Как маргинальная политическая сила буквально за несколько месяцев превратилась в столь влиятельного игрока на региональном уровне? Как популярные в момент Февральской революции социалистические партии так растеряли свое преимущество перед более радикальными союзниками?
АРТЕМ: РОЛЬ ЛИЧНОСТИ В ИСТОРИИ
Действительно, к периоду Февральской революции 1917 г. функционировавшая в подполье РСДРП(б) в рабочих регионах Юга России представляла собой довольно печальное зрелище. Лишенные лидерства, ярких личностей, единой организационной структуры, большевики Донбасса пребывали в постоянном ожидании редких и довольно непродолжительных наездов агитаторов из Петрограда или Москвы. Таким, например, был небезызвестный Лазарь Каганович, к началу 1917 г. нелегально проживавший в Юзовке под именем Бориса Кошеровича и работавший вплоть до апреля на обувной фабрике «Новороссийского общества». Будущий глава СССР, а тогда простой рутченковский слесарь Никита Хрущев позже признавался, что именно пламенные речи Кошеровича вдохновили его на политическую деятельность: «Мы с ним познакомились буквально в первые дни Февральской революции. Он тоже работал в Юзовке и выступал на первом же митинге, который проводили тогда в Юзовке, а я на нем присутствовал… Потом вторично, через неделю — две, мы собрались в Юзовке, там же был Каганович. Он прибыл от Юзовской организации и довольно активно вел себя на этих совещаниях… Кагановичу я не только доверял и уважал его, но, как говорится, и стоял горой за него»[138].
129
Весь Харьков, стр. 78.
130
Борьба за власть Советов в Донбассе, стр. 126.
131
Поплавський, Дисертація, стр. 73; Кихтев, стр. 148.
132
Стенограмма IV Съезда Советов Донецкого и Криворожского районов.
133
Кихтев, стр. 148–149.
134
Friedgut, стр. 305.
135
Большевистские организации Украины, стр. 459.
136
Стенограмма IV Съезда Советов Донецкого и Криворожского районов.
137
Земля и Воля, 12 декабря 1917 г.
138
Хрущев, стр. 34.