Страница 3 из 67
Вернулся он обратно и снова загоревал, думает, — Вот уже и с ума схожу; птички-песенки, старуха с гребнем, кутёж купеческий, скоро и мишка учёный мне тут в камере мазурку спляшет и насовсем смешно станет, никакой воли не нужно, знай чертей по углам гоняй, да вшей щёлкай. Грустит так, а самому в голову всё какой-то мотивчик весёленький лезет — не отмахнёшься. — А ладно, — думает цыган, — чего уж тут, пропадать, так с музыкой.
Ну, и распелся он потихоньку и даже сплясал, сколько камера позволяла. Не очень-то, конечно, распляшешься, да цыган и на кончике иглы заночует. И вот, по песне ли той с пляской, или по случая воле, произошло ему чудесное избавление. Схватился он вдруг за сердце и упал замертво. Часовой в глазок на это дело смотрел, отпер камеру, зашёл пульс пощупать и видит — концы. Пошёл он доктора звать, чтоб тот мертвеца по ведомостям оформил, и дверь не закрыл. Да и чего тут закрывать, спрашивается? А цыган вдруг в себя пришёл, поднялся на ноги, отряхнулся, и вышел из тюрьмы, а как? — он сам точно даже не знает. Лишь помнит, что караульные как во сне были, а он всё насвистывал тот птичий мотивчик. Вот уж взаправду птичка тогда сказала, что песню вольную не удержать, а с ней и певца вместе. А цыган тот с тех пор быстрых коней вдвое больше ворует, потому что с этой песенкой на устах в нём лёгкость воздушная есть и на сторожей она сон навевает. Богато женился он, детишки один за другим пошли, а как помирать будет, так он ещё спеть и сплясать успеет.
©Сергей Гришунин, 2005
Сергей Гришунин
Кочегар и саламандра
Работал в нашей районной котельной один молодой кочегар, и была у него мечта — увидеть в огне саламандру. Накидает он угля, сколько лопат положено, сядет на табуретку и в топку смотрит. Ярко пламя пылает, жар в лицо, а он всё равно глаз от огня не сводит и только зубами скрипит в нетерпении, так ему охота это чудо увидеть. Друзья поначалу заходили к нему выпить-поговорить, а он принесёт всем по табуретке и перед топкой в огонь смотреть садит. И всякий раз так, даже в жару летом, когда и без того со всех пот градом. В конце концов, они к нему заходить перестали. Только пальцем у виска крутили, мол, наш Миха с этой саламандрой, наверное, спятил чо-то. А парень всё равно эту линию гнул, и его даже хотели с работы уволить за странность. Так он в отдел кадров с таким каменным лицом зашёл, что после и речи об этом не шло, да и топил он всегда как след, не придраться.
Но не бывает, чтоб мечта человеческая не сбылась, если за ней такое стремление. И вот, шёл он однажды с работы и о чём-то своём думал, о саламандре этой, не иначе как. Окликают вдруг его какие-то подонки: “Прикурить дай”, — или ещё такое что, для заводки.
Ну, а он парень простой, рассеянный, и к тому ж, курящий. Понимает табачную солидарность. Подходит к ним, вынимает спокойно из брюк зажигалку, чирк-чирк, и протягивает с огоньком. Он бы и отдал её, чтоб сами прикуривали, не жадный, да не в правилах такое у кочегаров — огонь свой в чужие руки давать. Короче, держит он зажигалку, а ему как двинут вдруг между глаз. Тут и узрел он мечту свою наконец! Заплясала перед ним в огоньке зажигалки маленькая саламандра, с ног до головы в огненных искрах. Тем более, парень крепкий был и на ногах устоял. Улыбнулся он до ушей и говорит хулигану:
— Ну-ка ещё раз двинь.
Первый раз такое эти подонки слышат и, конечно же, трусят. Думают: начнётся сейчас припадок у бугая. И как побегут от него. А кочегар за ними вслед и кричит во всю глотку:
— Эй, стоять, черти, куда вы! Жалко вам? Да стойте же, не обижу!
Тут как раз и случился навстречу им патруль милицейский. Повязал он всех кому не спится и увёз в каталажку. Впаяли наутро всем на суде за нарушение тишины по пять суток. Парню на работу бумагу прислали. Отдел кадров обрадовался и выпихал по статье. Ну, а тому и пофиг теперь вся эта кутерьма в кочегарке. Мечта-то его сбылась. А такого человека уже за три копейки не купишь. Он теперь свою тайну знает и по жизни идёт независимо.
©Сергей Гришунин, 2005
Сергей Гришунин
Сторож и дворник
Ночной сторож возвращался утром со смены и повстречал дворника, поднимавшего неимоверную пыль, бешено подметая улицу. Потеряв совершенно из виду ориентиры своего пути, сторож ему заметил:
— Смотри, вот выметешь всю землю на небо, и у тебя работы не будет.
— Ну и пусть уволят, а я в сторожа наймусь, — ответил дворник.
— Так нечего будет сторожить, если всё выметешь, — возразил ему сторож.
Тут дворник задумался, опершись подбородком на ручку метлы. Он было уже собрался с ответом, но осевшая пыль с глаз долой скрыла обоих и теперь уже никому неизвестно, что там ему пришло на ум по этому поводу.
©Сергей Гришунин, 2005
Сергей Гришунин
Собачье резюме
Медведь — всему лесу хозяин. Показалось ему как-то раз, что мало в лесу порядка. Живут все как-то сами по себе, без спросу, без регистрации. Сороку свистнул и говорит:
— Давай-ка собрание общее объявляй.
Полетала сорока по лесу, пообъявляла, и начали звери у берлоги собираться. Как собрались все: зайцы, белки, ежи, волки, лисы и прочие лесные обитатели, — вылез из берлоги медведь, прокашлялся, и завёл перед всеми такую речь:
— Значит так, все вы с этого момента уволены. А кому обратно в моём лесу жить охота, пусть пишет мне резюме: кто таков, чем полезен и какие рекомендации. И чтоб не позже, чем через сутки. А теперь вон отсюда, я всё сказал!
Порычал ещё для острастки медведь, пока все прочь кто куда разбегались, и на сутки спать завалился.
Бродят звери по лесу, как потерянные, и не знают, что предпринять от этой напасти. Собрались, наконец, на какой-то лесной поляне, сели в круг и с тоски завыли. Выбегает вдруг на поляну собака охотничья, а звери даже ухом не ведут — все ведь со своих мест звериных уволены, чего уж теперь — охотники. Спрашивает их собака:
— Вы чего это?
— Да вот, — говорит волк, — мы уволены.
— Что значит “уволены”? Тут сезон охотничий в полном разгаре. Люди ждут. А вы говорите — уволены. На кого ж теперь мне охотиться? — возмутилась собака.
— Да это медведь всё. Пишите, говорит, мне какие-то резюме: кто такие, мол, и с рекомендациями, чем для леса моего полезны. Непонятно нам всё это, мы ж звери тёмные, в своём естестве выросли, — завыла тут вся братия лесная наперебой.
— Ах, всего-то, — сказала им на это собака. — Тогда я вам сейчас покажу, как эти резюме пишут. Пошли к медведю.
Тут все звери обрадовались и повели собаку к берлоге. Подошла собака к медвежьему логову, ногу подняла и пометила туда струйкой пахучей.
— Вот такое моё резюме. Теперь любая собака про меня всё узнает, когда понюхает.
Тут звери ещё больше обрадовались, как всё просто вдруг оказалось. Ну, и пошли писать свои резюме кто во что был горазд так, что медведь чуть было не захлебнулся. Еле выплыл он из своей берлоги, да вглубь чащи припустил с перепугу, лишь только сучьев хруст по всему лесу стоял. А тут и охотники как раз подоспели. Завалили его из ружей, да в деревню на санях увезли.
С тех пор в лесу ни слухом ни духом о трудоустройстве.
©Сергей Гришунин, 2005
Сергей Гришунин
Разбитые Сердца или Чугунные Мотоциклисты
Случай на Аничковом мосту
Сейчас уж, наверное, никто и не вспомнит, как Аничков мост чуть своих четырёх коней не лишился. Что ж, напомню эту историю.
Коней тех свели конокрады, подпоив конюших клофелиновой водкой. Наутро ребята проснулись и, увидав что за дело, смылись, испугавшись ответственности. Они бомжевали, собирая посуду и употребляя спиртосодержащие суррогаты, время от времени подвергаясь высылке в ходе спецопераций по очистке города от нежелательного элемента. Но, чувствуя неразрывную связь с петербуржской архитектурой, юноши неуклонно возвращались в исторический центр, чтобы украдкой взглянуть на опустевшие постаменты и, уронив слезу, вновь запить горькую от безысходности. Впрочем, вскоре милиция махнула на них рукой и перестала задерживать бедолаг, изрядно поотбив себе кулаки об их чугунные тела и намучившись с транспортировкой. Так четверо молодых парней стремительно опустились на городское дно, и лишь твёрдость металлических мускулов спасала их от произвола властей и от шприцов героинистов.