Страница 16 из 40
- И это главный принцип Прудона?
- Да, это принцип всех вообще коммунистов...
- Знаете, m-r Куницын, мне сдается, что вы не читали никого из этих господ.
Правовед обиделся.
- Что ж тут необыкновенного? Современному человеку надо ознакомиться со всеми отраслями знания. Я ведь и не говорю, что философия - вещь интересная; материя она скучнейшая, суше которой едва ли что сыскать; но возьмите-ж опять - долг всякого человека образовать себя... Если философы посвящали лучшие годы жизни сочинению отвлеченных теорий, не слыша около себя веяния окружающей жизни, то обязанность современного человека - дышать одною грудью со вселенной, мыслить со всеми и за всех, а следовательно, и с философами. Понятно, однако, что философия для нашего брата лишь дело второстепенное, одно из звеньев всей цепи наших знаний. А как философия такая непроходимая сушь, то чем скорее отделаться от нее, тем и лучше; ведь все равно ничего путного, реального не вынесешь. И могу похвалиться: перелистал на своем веку столько философских переливаний, что на всю жизнь хватит.
Наденька пожала плечом и не сочла нужным сказать что-нибудь.
"Странное дело! - рассуждал сам с собою Куницын, схлыстывая тросточкою пыль со своих светлых, широких панталон. - Чем же развлечь, привлечь ее? О Париже, о чувствах, о предметах серьезных говорить не хочет; о чем же, наконец, толковать с ней? Sacrebleu [Проклятье (фр.)]!"
Он не догадывался, что гимназистке вообще не хотелось говорить с ним.
X
СИНИЙ ЧУЛОК
И Змеин, незаметно для себя самого, очутившись около Лизы, затруднялся вначале в теме для разговора.
- Не взыщите, если я не займу вас хорошенько, - откровенно сознался он, - но я не мастер болтать с барышнями.
- Болтать! Как будто женщина может только болтать и неспособна на разумный разговор? Знаете ли, что вы грубите?
- Очень может быть, я ведь предупредил вас, что не горазд на комплименты.
- Да от комплиментов до грубостей "дистанция огромного размера". Разве разговор мужчины с женщиной должен ограничиваться комплиментами? Я думаю, если женщина собирается сдавать на кандидата...
- И то! Я забыл. Но позвольте узнать, по какой вы это части?
- Сначала я занималась историей, но после, когда естественные науки получили у нас такое значение, я перешла к натуралистам. Что вы усмехаетесь так язвительно? Вы, как Куторга, думаете, что мозгу у женщин менее, чем у мужчин? Так знайте же, что я хочу убедить вас на себе, что женщина на все так же способна, как ваш брат, мужчина.
- Убедите.
- Какой бы стороною ума прежде всего блеснуть перед вами?
- Да хоть сметливостью. Сметливость у женщин развита более других способностей.
- Извольте. У вас есть теперь в кармане книга.
- Есть.
- Видите, какая сметливость; ни вы, никто не говорил мне, что вы взяли с собою книгу, а я домекнулась.
- Как же вы домекнулись?
- По простой, логической цепи мыслей: вы пренебрегаете женским обществом; вам предстояло гулять с женщинами - вы знали, что будете скучать. "Возьму-ка с собою книжку, - сказали вы себе, - при первом удобном случае улизну куда-нибудь в сторону и расположусь под сенью струй". Ведь так?
- Положим, что так.
- Я вам скажу даже, что у вас за книга.
- Едва ли.
- Беллетристикой вы заниматься не станете; значит, это не роман. Учено сочинения также не станете читать, потому что путешествуете для развлечения и не захотите скромную жизнь туриста отравить постным блюдом учености. Книга ваша должна быть из полуученых, популярно-ученых. Но вы натуралист и выбрали, конечно, сочинение по своей части... Пари: у вас что-нибудь Карла Фохта?
Змеин не мог скрыть некоторого изумления.
- Логика у вас действительно не женская!
- Что ж, угадала? Фохта?
- Фохта.
- Покажите.
Змеин подал ей книгу.
- "Bilder aus dem Thierleben [Картинки из жизни животных (нем.)]", - прочла она. - Как кончите, так одолжите мне. Я давно желала прочесть это сочинение, да неоткуда было взять. В библиотеках не дают: запрещено, дескать. Студенты же знакомые хоть и обещались достать, да по обыкновению забывали вечно.
- Можете взять хоть сейчас.
- Благодарю вас.
Перелистывая книгу, Лиза остановилась на одной странице и прочла вслух:
- "Das Werden der Oraganismen hat fur mich stets einen weit grosseren Reiz gehabt, als das Bestehen derselben und der Prozess der Selbsterhaltung. Es liegt etwas stabil-Langweiliges in der Erhaltung des thierischen Organismus - in dieser doppelten Buchfuhrung, die iiber Ei
- Остроумен, как всегда, - сказала Лиза по прочтении отрывка. - Но я не вполне разделяю вкус Фохта. Его томит монотонное прозябание земных тварей. Меня тоже. Но есть случай, где такое прозябание делается в высшей степени интересным: это если акклиматизировывать какую-нибудь животную или растительную породу. Существо экзотическое, выросшее под знойным небом юга, вы перевоспитываете для своей холодной родины, холите его, защищаете от резких влияний климата, и вот - старания ваши увенчиваются успехом: ваш приемыш перерождается на ваших глазах, и вы дарите отечеству новую породу! Жаль, что у нас в России эта статья обращает на себя еще так мало внимания. Главная трудность заключается, конечно, в натурализации животных: растение, акклиматизируясь, в то же время и натурализуется; животное же, перенесенное в другой градус широты, хотя и существует вначале с грехом пополам, как степной помещик, приехавший в столицу пожуировать жизнью, - однако это не более, как прозябание, существование болезненное, от которого еще далеко до полной натурализации. Что ж вы молчите, Александр Александрович? Неужели вы не интересуетесь этим вопросом?
На Змеина красноречивый монолог экс-студентки не произвел почему-то того благоприятного впечатления, которого она обещала себе от него. Нахмурившись и надув губы, натуралист отвечал резко:
- Нет!
- Что нет?
- Нет, то есть я не согласен с вами.
- Насчет чего?
- Гм... Да хоть насчет того, что может найтись разумный человек, который возьмется акклиматизировать иноземщину ради одного плезира, без всякого вознаграждения.
- Отчего же, Александр Александрович? Настолько же всякий бескорыстен в деле общего блага.
- Общего блага? Что такое общее благо? Всякий человек печется только о себе - вот вам и общее благо. Да что ж? Пусть каждый печется только хорошенько о себе - и все будут счастливы. А как кулачное право - основной закон природы и жизни, то кто сильнее, тот и счастливее.
- Зарапортовались! - перебила Лиза. - Скажите на милость, что так встревожило вашу желчь?
- Да разве не правду я говорю? Эгоизм - этот рычаг, которым Архимед хотел поворотить землю, составляет основу всякого существа, потому что если мы сами не станем печься о себе, так кто же возьмет на себя эту заботу? А следовательно, повсеместно и кулачное право. Котлету, приготовленную из филе невинно заколотого быка, я съедаю с тем же зверским хладнокровием, с каким волк уплетает ягненка, и ни его, ни меня нельзя обвинять за нашу кровожадность. Логика голода - неотразимая логика. Умники-баснописцы, правда, советуют волкам довольствоваться травою; но если бы такого барина оборотить в волка - посмотрел бы я, как бы он плотоядными зубами, плотоядным желудком пережевывал, переваривал растительную пищу! Издох бы, неразумный, с голоду, а все по незнанию анатомии. Весь кодекс нашей гуманности сводится к правилу: "Не тронь меня - и я тебя не трону". Кто дошел до понимания этого правила, тот считается человеком просвещенным: уважает, мол, личность. Если же мы помогаем кому в беде, то из чистого эгоизма, в надеже поживиться когда-нибудь от него; или, по крайней мере, из эгоистического побуждения: устранить от себя неприятное ощущение при виде несчастного.