Страница 35 из 56
Эта команда, неизвестно кем и когда позаимствованная у кавалеристов, прижилась и у нас. Дружной веселой гурьбой, захватив свои летные сумки, спешим к машине, чтобы ехать к самолетам. Совсем не похоже, что люди идут в бой: раздается смех, слышны шутки. Толя Дрюк запевает свою любимую «Фотография моя…»
В расчетное время мы поднялись в воздух, взяли курс на цель. Темнота окутала самолеты. Впереди на расстоянии метров двести - самолет Борисова. Его мы видим по огневым выхлопам из патрубков моторов. С Владимиром летят штурман Василий Сенько и стрелок-радист Иван Дормостук. Мы - друзья на земле, живем в одной комнате, друзья и в воздухе. На боевое задание всегда стараемся лететь рядом.
Особо хочется сказать о штурмане Василии Сенько. Прибыл он в наш полк во время Сталинградской битвы. Летая до этого на маленьких По-2, он успешно выполнил около двухсот боевых вылетов. [183] Это его бомбы разрушили важный мост через водный рубеж в районе южнее Ленинграда. По-2 был еще в воздухе, когда в полк пришла благодарность наземного командования. Сенько совершал посадки на партизанских аэродромах, доставляя туда оружие. Сбрасывал боеприпасы частям, находившимся в окружении. И в нашем полку Василий очень скоро стал одним из лучших штурманов. В полете он уверенно ориентировался в самой сложной обстановке, метко поражал цели. Исключительно трудолюбивый, аккуратный, смекалистый, способный выполнить любое, самое сложное боевое задание - таким был Василий Сенько, бывший учитель с Черниговщины.
Некоторое время Сенько летал с Дмитрием Барашевым, а затем - с Владимиром Борисовым. Вместе со своими друзьями по экипажу Сенько выполнял различные задания: разведку погоды, освещение объектов бомбардирования, фотографирование результатов удара. Особенно удачно он отыскивал цели. Он - единственный в ВВС страны штурман, ставший дважды Героем Советского Союза.
Стрелок- радист Ваня Дормостук, высокий энергичный юноша, замечательный специалист своего дела, смелый и храбрый в бою, был верным и неразлучным другом Коли Кутаха, другом нашего экипажа. Его уважали все авиаторы полка.
Но вернусь к нашему вылету на цель. Впереди все заметнее становились мелькающие огоньки. Это линия фронта. Нет, никому, наверное, не пролететь над этой линией спокойно. Всегда учащенно бьется сердце, а внутренний голос говорит: «Вот она!»
Под самолетом - советская земля, но там, внизу, враг - лютый и ненавистный. Внимательно [184] смотрю вниз: нужно точно выйти на цель, метко поразить ее. Вот промелькнули характерный изгиб речушки - притоки Днепра, затем шоссейной дороги, идущей к Знаменке. Скоро цель. Готовлю прицел и бомбовооружение к работе.
- Где самолет Борисова? - спрашиваю командира.
- Все в норме, - отвечает спокойным голосом Василий Алин. - Вижу его, не отстаю. Скоро цель?
- Через семь минут будем работать.
- Приготовить оружие к бою, возможно нападение истребителей, - приказывает командир стрелку-радисту.
- Есть. К бою готов. Встречу «мессера» как положено, - отвечает Николай Кутах.
Впереди вспыхивают яркие полосы прожекторов. Снизу разноцветным веером поднимаются трассы снарядов и пуль. Они вспыхивают и гаснут рядом с нашим самолетом.
Как удивительно меняется состояние человека по мере приближения к цели! Сознание опасности быстро увеличивается, волнение возрастает. Но как только самолет окажется в зоне огня, на боевом курсе, - появляются новые заботы, повышается ответственность за выполнение главной задачи полета - нанесение бомбового удара. Ты успокаиваешься, кажется, забываешь об опасности. Давно [185] стал замечать, что ожидание опасности сильнее действует на человека, чем сама опасность…
Где- то совсем рядом железнодорожный узел. Смотрю только вниз. Вот она, цель! На путях несколько эшелонов. Впереди одного из них дымит паровоз. Собирается уйти? Прицеливаюсь. Алин точно выполняет мои команды. В это мгновение вижу всплеск пламени. Это метко сбросил бомбы штурман Сенько. Нажал кнопку и я. Освобожденный от бомб самолет чуть вздрагивает и резко отворачивает в сторону.
Летчик начал маневрировать, чтобы уйти от зенитного огня. Секунды, пока летят бомбы, кажутся вечностью. И вот, наконец, вижу прямое попадание в эшелон. На станции много взрывов, море огня. А бомбы все летят и летят на эшелоны врага. Их сбрасывают штурманы других самолетов полка. Огонь охватывает новые районы узла. Задание выполнено успешно. Трудно понять, почему немцы допустили такое скопление эшелонов. И вот расплата. Побольше бы таких ошибок допускал враг!
К нам подкрался мощный луч прожектора, он коснулся плоскости, ударил по фюзеляжу, больно резанул по глазам.
- Вася, закрывайся колпаком, я буду указывать, куда лететь, - говорю командиру.
- Добро! - отвечает Алин и умелым нырком ускользает от прожектора.
- Нам все же легче удалось оторваться от луча, - говорит радист, - а смотрите, сколько огня направили зенитчики на Борисова.
Десятки прожекторов шарили по небу. Вот они скрестились, и в этом скрещении мы увидели самолет Борисова. Сноп огненных трасс окутал машину [186] друга, обрушился смертоносным дождем. «Держись, Володя, вырывайся из огня!»
И он вырвался из цепких объятий прожекторов. Но снаряд, взорвавшийся вблизи, пробил бензобак. Осколки другого снаряда повредили мотор, и, чтобы избежать пожара, Борисов выключил его и продолжал лететь на одном моторе.
После ярких вспышек глаза не сразу привыкают к темноте. Но она всегда радостна, так как означает, что опасность осталась позади. Мы с Кутахом внимательно наблюдаем за воздухом. Впереди, постепенно снижаясь, летит самолет Борисова. Мы прикрываем его. Хватит ли у Борисова горючего, выдержит ли мотор?
- Справа впереди истребитель противника, открываю огонь, - доложил наш стрелок-радист.
Мы увидели две трассы: истребитель вел огонь по машине Борисова, Кутах стрелял по истребителю. Фашистский хищник неуклюже свалился на крыло и, оставляя дымный след, стремительно пошел вниз. Мы перенесли взгляд вперед. Самолет Борисова, снижаясь, горел…
Светало. Впереди заблестел Днепр. Там, за Славутичем, наши войска. А под нами - враг. Он насторожился, видит, как низко летят советские самолеты, один из них горит. Успеет ли Борисов «перетянуть» линию фронта? Хватит ли у него запаса высоты?
От самолета отделилась черная точка, за ней - другая, третья. Распустились белые купола парашютов. Не дотянул… Но Днепр близко, вот он, совсем рядом! Ветер, к счастью, относит наших друзей за линию фронта. Вот они уже над серединой Днепра. Мы делаем круг за кругом, следим за товарищами. Кутах около пулеметов, я тоже - у своего ШКАСа: возможно, появятся вражеские [187] истребители. С правого берега пулеметчики ведут огонь в направлении наших парашютистов. Но два авиатора уже приземлились возле своего берега, а третий немного не дотянул и попал в воду. Он освобождается от парашюта, к нему спешат наши пехотинцы.
А пылающий самолет Борисова взорвался на правом берегу, в районе вражеских позиций. «Умирая», бомбардировщик нанес свой последний удар по гитлеровцам…
Убедившись, что наши боевые друзья в безопасности, мы сделали прощальный круг, помахали им крыльями и взяли курс на свой аэродром. Летели навстречу солнцу, выходящему из-за горизонта, и думали о своих друзьях. Как они там? В сложной ситуации побывали друзья, трудные, тревожные минуты пережили они.
* * *
Все чаще появлялось у меня неодолимое желание обратиться к командиру с просьбой о предоставлении краткосрочного отпуска. Не для отдыха, конечно. Во время войны о таких вещах речь не шла. Но уж очень хотелось поехать в Запорожскую область, узнать о судьбе отца, сестер, родственников.
Пользуясь временным затишьем на фронтах, когда напряжение боевой работы несколько спало, после долгих колебаний я все же обратился к командиру полка с просьбой об отпуске. Николай Михайлович Кичин с пониманием выслушал меня и сказал, что он не возражает, но этот вопрос надо согласовать с командиром дивизии. «Батя» разрешил мне поехать в родные края.