Хитклиф

Нет, разгадку могла предоставить только сама Эмили, но, как ни странно, совсем не это тревожило меня сейчас и мешало возобновить чтение. И если я трепетала от гнева, то совсем по иной причине.

Что за чудовище эта миссис Дин? Как могла она утаить от Кэти послание Хитклифа? Вручи она это письмо, влюблённые сочетались бы счастливым браком. Однако хитростью и обманом был заключён другой брак. Как эта женщина посмела взять на себя роль верховного судьи, а теперь ещё и надеяться на прощение! Немыслимо!

В голове не укладывается, что безмерная любовь Хитклифа осталась без награды, кончилась ничем. Он любил свою Кэти с таким постоянством, так упорно стремился к ней! Несомненно, такая всепоглощающая страсть должна была бы обладать собственной волей и логикой; таинственно и неотвратимо направить судьбу к соединению любящих сердец. Поверить в обратное я не могла, несмотря на все свидетельства очевидцев.

Мой попутчик зашевелился, и я торопливо уткнулась в письмо.

— Ну вот, мисс Бронте, — сказал мистер Локвуд, потягиваясь и справляясь с наручными часами. — Оказывается, я проспал полночи, а вы всё это время читали. И что вы теперь думаете о моём друге Хитклифе?

— Я ещё не закончила, но из прочитанного могу заключить, что с ним поступили несправедливо. Он не заслужил такого обращения.

Мой собеседник наклонился и заглянул в стопку листов у меня на коленях.

— А, вы ещё на середине. Не хочу влиять на ваше суждение, но через час, возможно, ваши взгляды изменятся.

— Увидим, — ответила я, про себя думая, что мистеру Локвуду не повлиять на моё суждение. — Однако моя теперешняя жалость к Хитклифу заставляет меня интересоваться его судьбой. Вы сказали, Кэти и впрямь вышла за Эдгара Линтона?

— Да, и, по словам Нелли, они были счастливы, пока не вернулся Хитклиф.

— А когда он вернулся?

— Примерно через полгода после того, как написал это письмо.

— И как он вёл себя при первой встрече? Досадовал? Злился?

— Без сомнения, но очевидцы свидетельствуют, что эти чувства он умело скрывал. У него было шесть месяцев, чтобы рвать на себе волосы и кусать локти вдали от посторонних глаз.

Мне не понравился шутливый тон, и я не постеснялась это высказать.

— Если так, он вёл себя благородно по отношению к тем, кто причинил ему зло.

— До поры до времени.

— А потом?

— Потом он начал ухаживать за мисс Линтон, сестрой Эдгара.

— Он был вправе полюбить другую, раз его избранница вышла замуж.

— Да, только он определённо не любил мисс Линтон и по-прежнему пылал страстью к Кэти, и в конечном счёте она созналась, что тоже любит его, хотя оба в то время состояли в браке.

Я на время замолкла, потом сказала:

— В конечном счёте… Это значит перед смертью?..

— Да, и… — Он прочистил горло. — И после смерти тоже. Я упоминал об этом. Говорят, двадцать лет после смерти она являлась ему по ночам, пока не утащила за собой в могилу. — Он поёжился и плотнее закутался в одеяло. — После смерти Хитклифа дом стоит заколоченный, но говорят, он не пустует. Говорят, они по-прежнему там живут.

Такой поворот разговора взволновал его слишком сильно, и я оставила замогильную тему.

— А я думала, там живут миссис Дин и её новая хозяйка и что вы направляетесь именно туда.

— Нет, они живут на Мызе Скворцов, это бывшее имение Линтонов. Теперешняя хозяйка Нелли, дочь Кэтрин и Эдгара, получила его в наследство.

— А, значит, дочь Кэти жива.

— Да, и я увижу её завтра — точнее, уже сегодня — после стольких лет разлуки. Странно, она ведь наверняка изменилась — она почти моя ровесница, — но я не могу вообразить её иной, чем в последнюю нашу встречу, когда вечернее солнце над пустошами сияло в её золотистых волосах. А глаза у неё — карие. Она была поразительно хороша.

Мистер Локвуд смолк, и взор его устремился куда-то вдаль. Последние слова он произнёс с нежностью и тоской. Я поневоле заподозрила, что за его поездкой кроется нечто большее, чем желание утешить умирающую старушку.

Постукивание колёс поезда успокаивало, и веки мистера Локвуда постепенно смежились. Я осталась наедине со своими мыслями. Приподняв шторку, я выглянула наружу. По-прежнему шёл снег, но поезд уверенно мчался через темноту.

Хотя ездить поездом становится год от года всё удобнее, а грохот, грязь и опасности прошлых лет канули безвозвратно, я не могла не почувствовать противоестественность того, что происходит — хрупкая оболочка, в которую мы заключены, мчится, кашляя и пыхтя, через пространство и время, в будущее, через мрак и туннели, через бурю и снег, к неведомой цели.

Думать об этом значило накликать страх. И хотя от записок Хитклифа повеяло теперь замогильным холодом, это всё же было лучше, чем страшный мрак за окном.

9

Я пробудился с мыслью о том, что сегодня должен во что бы то ни стало узнать, помолвлена ли ты с Эдгаром Линтоном. Если да, я заставлю его вернуть тебе слово. Как именно заставлю, я не задумывался, но был убеждён, что отыщу способ. Я направился в дом с намерением молча выжидать и не упускать подходящего случая.

Общество в гостиной говорило о погоде, и только о ней. Несмотря на вчерашний оптимизм полковника Дэнта, утро выдалось сомнительное. Небо затянули низкие облака, сквозь которые еле-еле просвечивало солнце. Миссис Дэнт, впрочем, утверждала, что солнце греет и к полудню распогодится.

— Я уверена, что вы ошибаетесь, — сказала леди Ингрэм. — Такая низкая облачность — к сырости и простуде. Я лично не собираюсь рисковать своим здоровьем ради каких-то развлечений, а остальные — как хотят.

Тогда полковник (для которого метеорология являлась его коньком) заявил, что пойдёт на улицу и посмотрит приметы. Дамы взволнованно наблюдали через окно, как он ковыляет между деревьями. Полковник послюнявил палец, поднял кверху, подержал так несколько секунд и вернулся в дом.

— Будет дождь, — объявил он встревоженным слушателям. — От прогулки придётся отказаться.

Леди Ингрэм улыбнулась и мудро кивнула. Полковница всплеснула руками.

— Ах, Гарольд! — вскричала она. — Умоляю, скажи, что это неправда!

— Дорогая, приметы ясны, как Божий день! Я не могу в угоду тебе менять законы природы!

— Но в точности такая же погода была в день моего рождения! Тогда всё обещало бурю, и мы не поехали смотреть норманнские подземелья. А дождь так и не пошёл, в полдень выглянуло солнце, и все говорили, что это отличная сенокосная погода! На следующий день у меня случилась сенная лихорадка, и в подземелья мы попали только осенью!

— Вот видите! — сказала леди Ингрэм тоном спорщицы, чьё мнение подтверждается. — Такая нездоровая погода. Я не буду рисковать своим здоровьем и здоровьем своих дочерей ради какой-то прогулки!

— Говори за себя, мама, — сказала мисс Ингрэм, которая только что сошла с лестницы в костюме для верховой езды и шляпке с перьями. — Дождь не дождь, я еду кататься!

— Но, душенька, ты простынешь! Подумай обо мне, а если не хочешь, подумай, что сказал бы твой бедный папочка, будь он жив.

— Бедный папочка сказал бы то же, что и всегда, то есть ровным счётом ничего! — Она с вызовом посмотрела на мать.

— Скоро обязательно распогодится, — проворковала миссис Дэнт, переводя взгляд с одного сердитого лица на другое.

— Нет, тётушка, боюсь, вы не правы, — сказал Эдгар Линтон, выходя из боковой двери. Он избегал глядеть в мою сторону. — Я только что вернулся с прогулки и успел попасть под дождь.

Он показал тёте рукав своего сюртука. Бланш Ингрэм подошла и потрогала ткань.

— Чепуха! — воскликнула она. — Как вы заметили эти капли!

— Это не капли, — обиделся Линтон. — Мой рукав можно выжимать.

— Глупости! — с жаром воскликнула Бланш. Эдгар покраснел. — Я наплачу больше! Вы неженка, если пугаетесь грибного дождика!

— Эдгар легко простужается, — вмешалась миссис Дэнт. — Тебе стоит остаться дома, мой мальчик. Не переоценивай свои силы.