Страница 50 из 59
Лазо требовал безоговорочного подчинения партизанских отрядов единому командованию, поставленному Коммунистической партией. Это было очень важно, потому что пробравшиеся в партизанские отряды враги проповедовали теории «свободного анархизма» и призывали не признавать и не подчиняться военному совету и коммунистам. После товарищеской беседы представители партизанских отрядов заявили о признании военного совета Приморской области и обязались исполнять все его приказы и распоряжения.
Лазо потребовал от японского командования передачи прямого провода Хабаровск — Благовещенск и рассказал благовещенским коммунистам о работе Дальневосточного обкома партии. Вопрос о власти земской управы был очень острым и волнующим. Лазо начал свой разговор по прямому проводу с Благовещенском именно с него.
— Областное земство, — говорил он, — смотрит на свою власть как на власть временную, способствующую безболезненному воссоединению с Советской Россией. Земство согласует свою работу с нами. Управление воинскими частями находится всецело в наших руках. На местах повсюду созданы ревштабы из представителей партизан, солдат и рабочих. Все органы земского и городского самоуправления на местах, не пользующиеся доверием населения, распускаются, ведение дел передается временно ревштабам. Ни в какие соглашения с другими политическими партиями и земством мы, коммунисты, не вошли, поддерживаем земство, поскольку оно ведет работу вместе с нами. Наша позиция чисто стратегическая. С целью организации всех революционных сил для общего натиска на врага в ближайшем будущем мы поддерживаем областное земство, признавая невозможность полного восстановления власти Советов в присутствии интервентов. Рабочие, воинские части, партизанские отряды поняли нашу точку зрения и присоединились к нам.
В то время в Благовещенске находились японские войска. Благовещенские товарищи считали, что войска эти не представляют никакой опасности, тем более, что начальник дивизии Сиродзу сделал официальное заявление в газетах и афишах об эвакуации японских войск из Амурской области.
Лазо убеждал амурцев в обратном:
— Положение с японцами не так просто, как это кажется. За последние две недели во Владивосток прибыло много новых частей, оснащенных по последнему слову военной техники. Ими заняты важные стратегические пункты.
Лазо обещал перебросить в Амурскую область большое количество оружия и обмундирования, снабдить всем, что только можно будет взять из владивостокских складов, захваченных и охраняемых японскими интервентами.
Формально Лазо числился товарищем (заместителем). председателя военного совета — председателем военного совета по существовавшему тогда положению был председатель приморского правительства, — но фактически Лазо руководил всей деятельностью военного совета.
Вернувшись из поездки по краю, Лазо в первую очередь занялся укреплением вооруженных сил. Надо было поставить во главе частей, перешедших на сторону революции во время восстания, надежных, проверенных. командиров, позаботиться о правильной расстановке войск на случай возможного выступления японцев и других интервентов, все еще не покидавших дальневосточной земли.
Тревожные вести шли из Забайкалья. Там народ вел ожесточенную борьбу с семеновскими бандами, которые, предчувствуя свою скорую гибель, с еще большей жестокостью терроризировали население.
Из Прибайкалья на семеновцев наступали бойцы Народно-революционной армии, образовавшейся при земском правительстве в Верхнеудинске из частей 5-й Краснознаменной армии и партизанских отрядов Забайкалья. Народно-революционная армия наносила семеновским бандам поражение за поражением и с боями дошла до Читы.
Но здесь образовалась так называемая «читинская пробка». Окопавшиеся в Чите и ее окрестностях Семеновцы перерезали железную дорогу, и связь между Сибирью и Дальним Востоком была прервана. Лазо, да и все партийные работники считали важнейшей задачей ликвидацию этой «пробки» и соединение приморских войск с частями Красной Армии на Байкале. Решено было постепенно передвигать войска из Приморья на Амур и дальше в Забайкалье, чтобы совместными усилиями всех областей окружить и добить остатки белогвардейщины.
Это была сложная задача: транспорт полуразрушен, не хватало топлива, снаряжения, продовольствия.
Лазо работал без устали. Сутки были у него строго распределены по часам, по минутам. В его объемистой тетради всегда отмечалось, что он должен сделать в такой-то день и час, что сделал сегодня и что надо сделать завтра. Дисциплину труда он считал важнейшим условием в жизни революционера и требовал от окружающих его работников беспрекословного, обязательного и точного исполнения данных им поручений.
Популярность Лазо была очень велика не только в армии и партизанских отрядах, но и среди населения Приморья. В военный совет и к нему лично обращались часто рабочие и крестьяне по самым разнообразным вопросам: в селе непорядок, кого-то незаслуженно обидели… И ни одна жалоба, ни устная, ни письменная, не оставалась без ответа. Работники военного совета часто получали от Лазо много всевозможных распоряжений, не имеющих как будто прямого отношения к военным делам.
— Вот что, товарищ, — говорил он кому-либо из подчиненных, просматривая почту. — Пишет партизан из села Фроловки. Белые сожгли его хату — жить негде. Надо ему помочь. Запишите, пожалуйста, выясните в комитете и земстве и через два дня доложите.
— Есть доложить.
Лазо читает другое письмо.
— Так-так… Видите ли, какое дело… Солдат бывшей колчаковской армии никак не может установить связь с семьей. Просит помочь. Тут указан адрес семьи. Пошлите запрос.
Помимо колоссальной работы по военному совету, Лазо нес многочисленные партийные обязанности, вел большую переписку с товарищами, писал статьи в газеты, много читал. На его письменном столе можно было увидеть и новый роман, и повесть, и томик новых стихов. Изредка он выкраивал час-другой и для встречи с друзьями. Лазо был по натуре жизнерадостным человеком. Молодежь, в кругу которой он бывал, всегда с нетерпением ждала его прихода.
Точно в назначенный час он уже сидит бывало в окружении друзей и рассказывает какую-нибудь забавную историю, поет песни или читает вслух понравившееся ему стихотворение.
Как-то ему удалось получить новую книжку Маяковского. Он пришел особенно радостный и возбужденный.
— Ну, сегодня я вам расскажу сказочку, замечательную сказочку! Называется она просто: «Сказка о Красной шапочке». Садитесь, слушайте.
Он начал ее тихо, как будто перед ним были дети:
Он сделал сердитое и страшное лицо и продолжал:
Заканчивая сказку, Лазо назидательно произнес, растягивая слова:
Но случалось и так, что после долгой работы и бесед с товарищами Лазо глубоко вздохнет и задумается. Однажды его спросили товарищи:
— О чем вздыхаешь, что задумался?