Лазо

— Вишь ты какое дело! — подумав, сочувственно протянул первый партизан. — Слыхали, ребята?

— Слыхать-то слыхали. Ну, а насчет советской власти как же оно все-таки будет? Что сказать народу?

— Наступит время, будет и советская власть, — терпеливо объяснял Лазо. — Укрепим свою армию здесь, наладим дисциплину, хозяйство. И в Советской России власть станет крепче. Тогда можно будет по-иному разговаривать с японскими и другими интервентами. А сейчас надо подождать, ничего не поделаешь. Иных возможностей у нас пока нет. Вам понятно теперь, почему мы вынуждены временно мириться с властью земской управы?

— Вроде бы так… Понимаем мы… Укрепиться надо… Уж не обижайтесь… Всему обществу расскажем ваши слова.

И делегаты, успокоенные, ушли.

Поездка продолжалась недолго — недели две. Но за этот короткий срок Лазо благодаря своей исключительной трудоспособности сумел очень глубоко разобраться в положении дел на местах и здесь же разрешить много самых сложных вопросов. Его письмо членам военного совета и командующему войсками Приморской области, написанное еще в первые дни после выезда из Владивостока — 11 февраля, — свидетельствует о широком круге проблем, которые он успел за это время изучить и продумать.

В течение одних только суток он побывал и на заседании Военно-революционного штаба в Никольске и на общих собраниях 33-го стрелкового полка, Дальневосточного кавалерийского полка и партизанского отряда. Кроме того, он сделал на собрании командиров и представителей от частей подробный доклад о текущем моменте, о характере власти, об офицерстве и взаимоотношениях с командным составом.

«Слабым местом никольцев, — подчеркивал Лазо в письме военному совету и руководству, — безусловно является то, что здесь, среди гарнизона, почти не ведется политико-воспитательной работы, также нет кадра хороших уполномоченных… Это положение можно облегчить, командировав работников из Владивостока в Никольск».

Лазо относился к бойцам заботливо и любовно, стараясь сделать все возможное для облегчения их жизни. Его очень волнует плохое состояние партизан и красноармейцев, освобожденных из колчаковского плена — они «до сих пор полностью не вооружены и не обмундированы». И он предлагает военному совету немедленно вооружить партизан и красноармейцев. Не забывает Лазо и о том, что партизаны и красноармейцы находятся в очень тяжелом материальном положении, и рекомендует разрешить этот вопрос выдачей «единовременного пособия партизанам, бывшим пленным красноармейцам и заключенным в тюрьмах, ныне освобожденным и перешедшим на военную службу».

Мысли о бдительной охране территории, об укреплении революционной власти, о проведении массовой работы в частях и среди населения никогда не оставляли Лазо. Он считает необходимым «дать приказ 1-му Д. В. полку выставить охрану на Сучанском руднике и занять те посты, которые раньше занимали колчаковские части, а также взять под свою охрану станцию Фанза, как один из важнейших пунктов Сучанской узкоколейки». Он просит снабдить 1-й Дальневосточный советский полк достаточным количеством письменных принадлежностей, медикаментами, небольшим типографским станком, шрифтом, ротаторами, послать туда наборщика. «Если имеются палатки, снабдите ими — имеют громадное значение для партизан».

Побывав в Гродекове, Лазо с удовлетворением отмечает, что все станицы признали новую, революционную власть. На 20 февраля назначен войсковой съезд уссурийского казачьего войска, и Лазо пишет о том, что военный совет должен послать на этот съезд своих представителей.

Своим вмешательством в дела дороги интервенты ставили железнодорожных служащих в бесправное положение. И это не ускользнуло от внимания Лазо. Было установлено, что японцы старались угнать передвижной состав в Маньчжурию, чтобы лишить Уссурийскую дорогу возможности перебрасывать войска и грузы. Сто товарных вагонов было уже угнано за границу. Лазо назначает комендантом станции Никольск энергичного надежного человека и принимает меры к тому, чтобы ни один вагон не попал в руки японцев.

«Необходимо, — говорит он в письме военному совету, — в спешном порядке издать приказ о невмешательстве властей в железнодорожные дела. Все требования на подвижной состав должны даваться только через комендантов… Имея в виду чисто стратегическое положение Гродеково и наши планы относительно гродековских тоннелей [40], я думаю, назначая коменданта, придется назначить его и начальником гарнизона… Это должен быть человек решительный, способный в случае появления неприятеля предпринять необходимые меры».

В конце своего письма Лазо напоминает о необходимости уделять больше внимания местным нуждам.

Он выступал на собраниях членов партии, рабочих, крестьян и казаков. В Никольске, Спасске, Имане, Хабаровске проводились гарнизонные собрания, митинги по частям. Лазо говорил о тактике Коммунистической партии на ближайший период, освещал задачи большевистских организаций на Дальнем Востоке. Везде и всюду он старался приблизить работу партийных комитетов к народу.

Ставленники империалистов, атаманы, продолжали еще свирепствовать в некоторых городах и селаx края.

В Хабаровске хозяйничал атаман Калмыков.

Стремясь, как они об этом кричали, «помочь русскому народу», японские империалисты снабжали Калмыкова вооружением и финансировали его.

Калмыков со своей бандой при помощи американо-японских интервентов захватил Хабаровск после отхода революционных частей летом 1918 года. Белогвардейцы врывались в дома, грабили, убивали всех, кто осмеливался оказывать им сопротивление, насиловали женщин. Тысячи людей были арестованы, брошены в тюрьмы, расстреляны без всякого суда и следствия.

Чтобы освободить Хабаровск от Калмыкова и его банды, областной комитет партии поручил Лазо немедленно организовать военную экспедицию. Для этой цели приморским правительством был сформирован и отправлен в Хабаровск специальный отряд.

Калмыков прекрасно видел, как быстро укреплялись революционные силы в крае, чувствовал, что дни его в Приамурье сочтены и приближается час расплаты за все совершенные им злодеяния. 13 февраля 1920 года он расстрелял несколько десятков своих казаков, заподозренных в большевизме, казнил в своем застенке, так называемом «вагоне смерти», семерых пленных партизан, украл в государственном банке тридцать шесть пудов золота и с отрядом в несколько сот человек двинулся по реке Уссури.

Преследуемый партизанскими частями, Калмыков бежал на китайскую сторону, где продолжал заниматься бандитизмом. Впоследствии он был арестован и расстрелян китайскими властями.

Войска приморского правительства подошли к Хабаровску. Им было приказано занять город без вооруженного столкновения с японцами.

15 февраля уполномоченные революционной армии после десятичасового совещания с представителями хабаровского земства и делегацией японского командования подписали соглашение. По этому соглашению революционная армия и власти брали на себя ответственность за порядок, спокойствие и неприкосновенность жизни населения Хабаровска с момента его занятия.

В три часа дня 16 февраля революционные войска, приветствуемые народом, заняли Хабаровск без единого выстрела, выполнив задание военного совета.

Видный коммунист Б. Жданов, бежавший из калмыковского «вагона смерти», с помощью работников Дальневосточного обкома организовал партийный комитет из оставшихся в городе членов партии. Была создана большевистская газета «Коммунист». Лазо реорганизовал армейские части. Он вызвал из Приморья военную группу испытанных в боях большевиков и направил их для работы в революционные полки.

В Хабаровске были собраны представители партизанских отрядов. После доклада о положении в крае и очередных задачах выступил Лазо. Он подробно рассказал о работе военного совета и о том, что надо делать дальше.

— Главное, — говорил он, — это единство руководства, строжайшая революционная дисциплина и бдительность. Только при этих условиях мы одолеем японских интервентов и будем под руководством нашей славной Коммунистической партии, товарища Ленина строить социализм.

40

Эти тоннели были захвачены американцами. Коммунисты ставили себе задачу — во что бы то ни стало занять их своими частями, о чем вели переговоры с американцами.