Оружие юга (ЛП)

В Ривингтоне мужчины отправили двух своих раненых бойцов к своему собственному врачу. Из того, что слышал Ли, солдат Конфедерации, который видел их раны думал, что они тоже потеряют конечности. Тем не менее, теперь оба из них стояли со своими товарищами, перевязанные, но целые. Кроме того, у них тогда тоже уже было заражение крови, а эта зараза погубила больше людей, чем пули.

Ривингтонцы как-то однажды уже спасли человека с сильной стадией заражения крови. Воспаление уже зашло далеко; хирурги были уверены, что долго он не продержится. Врач из будущего, тем не менее, справился тогда с септической лихорадкой. Этого ривингтонца здесь не было, но, судя по всему, жить он будет. Все хирурги Конфедерации до сих пор ломают свои головы; некоторые уже просили врачей из Ривингтона обучить их. Рука Ли дотронулась на мгновение до флакона с белыми таблетками в кармане жилета. В 2014 году лекарства делали то, что здесь считалось невозможным.

Мысли Ли вернулись к церемонии. "Продолжим церемонию, сэр?" Но Грант еще переживал недавний бой. "Если бы ваши артиллеристы не разрушили мост, мы смогли бы выбить вас из Вашингтона даже после уничтожения наших укреплений за пределами города."

"Ваши люди, отступающие в больших количествах из Вирджинии, конечно, сделали бы нашу задача сложнее," - сказал Ли. "Вы должны винить в этом бригадного генерала Александра." Он махнул рукой в сторону командующего артиллерией корпуса Лонгстрита.

Портер Александр был с внушительной внешностью офицер лет тридцати, с острыми серыми глазами и острой каштановой бородой. Он сказал: "Виновата моя пара нарезных дюймовых пушек, генерал Грант. Эти два английских орудия были единственными в части, способными на таком расстоянии с точностью поразить мост с моей позиции."

"Так мы продолжим, сэр?" - снова спросил Ли Гранта. На этот раз федеральный военачальник резко кивнул. Ли повернулся к музыкантам Конфедерации. "Господа, прошу вас." Оркестранты грянули бодрый марш. Часовые Конфедерации, которые патрулировали территорию Белого дома с момента захвата армией Северной Вирджинии Вашингтона перестроились в в два аккуратных ряда. Их командир, лейтенант в чистой, хорошо выглаженной форме, подготовленной специально по этому случаю, приветствовал Ли.

Ли вежливо отсалютовал и начал официальную речь: "В знак признания перемирия между нашими странами, и в связи с тем, что вооруженные силы Соединенных Штатов покидают территории Конфедерации Штатов, моя обязанность передать охрану Белого доме, а также всего Вашингтона, в руки США."

"Я принимаю ее, генерал Ли, от имени Соединенных Штатов Америки," - сказал Грант просто, без всякой витиеватости. Южные музыканты замолчали. Через некоторое время Грант вспомнил о своих и подал сигнал оркестру. Они заиграли ту же музыку, что и конфедераты перед этим; Ли подумал, что Грант вряд ли обратил на это внимание. Федеральные часовые в синем прошли на лужайку Белого дома, чтобы заменить часовых в сером, которые отошли от особняка.

"Пусть наши две страны долго будут сосуществовать в духе мирных отношений друг с другом," - сказал Ли.

"Я также надеюсь на сохранения мира между нами, генерал Ли," - сказал Грант. Ли подавил неудовольствие. Даже сейчас, федеральные лидеры по-прежнему неохотно признают Конфедерацию как независимую страну. И продолжил: "Мы завтра же двинемся в Вирджинию. Мои благодарности вашим инженеров за то, что они так быстро и грамотно отремонтировали столь длинный мост.".

"Мне жаль, что армия Вирджинии не может уйти сразу," - сказал Грант, - "Это правда, сэр. Мы бы расчистили вам путь раньше, но…"

"Но вы громили укрепления на той стороне Потомака и снимали там все вооружение, чтобы мы не смогли иметь никакой возможности повернуть его против вас," - закончил Ли, когда командующий армией Потомака вдруг запнулся в середине своего предложения. Грант кивнул. Ли продолжал: "В вашей ситуации, я сделал бы то же самое."

Ли оглянулся на Белый дом, интересуясь, выйдет ли президент Линкольн принять участие в церемонии. Но Линкольн, с того самого дня, как Вашингтон пал, оставался внутри. Ходили слухи, что его меланхолия была настолько сильна, что он ни с кем не разговаривал и сидел один целыми днями в темной комнате. Ли знал, что слухи лгали. Федеральные служащие так и шныряли туда-сюда из Белого дома в любое время дня и ночи. И это было хорошо. Не менее Конфедерации, Соединенные Штаты нуждались в сильной руке, чтобы управлять страной после войны. Но сейчас боль утраты была слишком велика, чтобы Линкольн появлялся на людях в столице, пока южане не ушли.

"Хороший день сегодня для вас, генерал Грант." Ли протянул руку. Грант пожал ее. Его пожатие было твердым и уверенным, хотя и чересчур сильным. Ли кивнул оркестру Конфедерации. Они вновь заиграли "Дикси". Грант повернулся к флагу Конфедерации и снял черную фетровую шляпу. "Благодарю вас, сэр", - сказал Ли, довольный, что по крайней мере хоть Грант публично приветствовал их стяг.

"Если это делается, то должно быть сделано должным образом," - сказал Грант, вторя Линкольну. "В душе мне хотелось бы совсем другого."

Федеральный оркестр начал "Звездное знамя". Ли сразу же снял шляпу в знак приветствия флагу, который когда-то был и его собственным. Офицеры Конфедерации, которые носили шляпы, поддержали своего лидера. Почти все из них служили в старой армии под этим флагом. Многие из них воевали и в Мексике и против индейцев, как и офицеры Гранта. Теперь это боевое братство было расколото навеки.

Музыка закончилась. Ли и Грант обменялись последними салютами. Офицеры Конфедерации покинули территорию Белого дома и вернулись в те кварталы, где проживали; многие из них остались в Уилларде. Ли и его помощники ночевали в своих палатках, которые они установили у здания Государственного департамента США. Но даже Ли не стал отказать себе в удовольствии побаловаться кухней Уилларда. Устрицы были чудовищно хороши.

Он повернулся к Уолтеру Тейлору. "Двигаемся домой. Снимайте палатки." Янки построили форт, чтобы закрыть южную оконечность Лонг-Бриджа. Ли стоял на глиняных стенах и смотрел на солдат армии Северной Вирджинии: играли оркестры, флаги развевались на ветру, мужчины пели и радовались концу войны. Некоторые из солдат уже ушли на юг, в Александрию, чтобы осмотреть железную дорогу в надежде, что часть ее, по направлению к Ричмонду, еще цела. Другие шли на северо-запад вдоль дороги, которая шла параллельно с Потомаком, по направлению к Форту Хаггери напротив Джорджтауна. Хотя перемирие и было объявлено, конфедераты и федералы все еще чувствовали необходимость принимать меры предосторожности против друг друга.

Ли подошел к столбу, к которому был привязан Странник. Он позволил Уолтеру Тейлору освободить лошадь, затем оседлал ее и поехал к северо-западу. Офицеры его штаба последовали за ним. Они держались на предельном расстоянии. Чуть больше чем в миле отсюда, в Арлингтоне, на холме стоял его бывший особняк. Это был большой дом, в котором постоянно жила его жена - и он тоже, когда обязанности призывали его в Вашингтон. Арлингтон, из которого Мэри Кастис Ли бежала за неделю до официального отделения Вирджинии… Арлингтон, который федералы захватили и использовали под свои нужды в течение трех последних лет.

С каждой минутой приближения Ли к этому, столь памятному для него месту, все виднее становилось, как сурово федералы обошлись с его собственностью. Земляные брустверы обнажили и нанесли ущерб фундаменту, над которым он в свое время так долго трудился и который так трудно было восстанавливать в последние годы перед войной. Длинные ряды конюшен федеральной кавалерии загадили все пространство между особняком и Потомаком. Лошадей уже не было, но следы их присутствия остались. Тут нужен был подвиг Геракла, чтобы очистить завалы навоза в этом ряду деревянных сараев, но даже и древнегреческий герой, сын Зевса, вряд ли справился бы. Домики и хижины к югу от конюшен были безлюдны. Нет, не совсем безлюдны: черное лицо выглянуло из-за стены и снова исчезло. Большинство из свободных негров покинули свои трущобы, когда Вашингтон был захвачен конфедератами, опасаясь снова попасть в рабство. Ирония судьбы, подумал Ли; ведь именно он отпустил на свободу почти двести рабов, принадлежащих его тестю, после его смерти.