Страница 21 из 25
Не перемывать чужое белье, не сплетен сплетать околесицу, — сырое, суровое, злое былье сейчас под перо мое просится. Теперь не время судить, кто прав: живые шаги его пройдены; но пуще всего он темнел, взревновав вниманию матери-родины. «Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят, — что ж, по родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь». Еще ли молчать, безъязыким ставши?! Не выманите меня на то. В стихах его имя мое — не ваше — четырежды упомянуто. Вам еще лет до ста учиться тому, что мне сегодня дано; видите: солнце вовсю лучится, а петушок уж пропел давно! Страна работала не покладая рук, оттачивала острие штыка и только изредка вбирала сердцем звук отважного, отборного стиха. Страна работала, не досыпая снов, бурила, строила, сбирала урожаи, — чтоб счастьем пропитать всю землю до основ; от новых городов по древние Можаи. Ей палки впихивали в колесо подъемного в гору движенья; то там, то здесь появлялось лицо зловещего выраженья. И желчный, сухой, деревянный смешок, и в стеклышках — тусклые страсти, и трупный душок: всю Россию в мешок — лишь нам бы добраться до власти. Лицо это, тайно дробясь и мельчась, клубилось в размноженном скопе: то разом оно возникало, то часть его повторявшихся копий. В нем прошлое брать собиралось реванш у нового лозунгом злобным: «Разрубим ребенка! Не ваш и не наш! Уйдем, но — уж дверью-то хлопнем!» Да, дел было пропасть. Под тенью беды куда уж там слушать «Про это». Мутили ряды, заметали следы фигуры защитного цвета. И вот, покуда — признать, не признать? — раздумывали, гадая, вокруг него поднималась возня вредителей и негодяев. «Кого? Маяковского?! Что за птица?» — кривой усмешкою меряя. Стихом к тупице не подступиться — слюной кипит в недоверии: «Да он недоступен широким массам! Да что с ним Асеев тычется! Да он подбирался к советским кассам с отмычкою футуристической!» А он любил, как дрова рубил, за спину кубы отваливая; до краски в лице, до пули в конце вниманье стиху вымаливая. Как медленно в гору скрипучий воз посмертной тянется славы!.. Обоз обгоняя, взвиваю до звезд его возносящие главы. Мотор разорвется, быть может, в куски: штормами его укачало. Но прошлого тропы движенью — узки: конец — означает начало.
ПЛОЩАДЬ МАЯКОВСКОГО
Если б был я
Вандомская колонна,
я б женился
на Place de la Concorde.
Маяковский, «Город» Нет, не она, не площадь Согласия, стала его настоящей женой, и не в ее фонарей желтоглазие сердце расплавлено и обожжено. Другая, глазу привычней и проще, еще не обряженная в гранит, еще в лесах строительных площадь имя его несет и хранит. Когда на троллейбусе публика едущая услышит надсадный кондукторшин крик: «Площадь Пушкина, Маяковского — следующая!» — поймешь, как город к нему привык. Как стал он вхож в людские понятья! Как близок строчкой, прям и правдив! Ведь ни по приказу, ни на канате к себе не притянешь, сердца обратив… Читая, начнешь стихи его путать, — сейчас же сто голосов — на подсказ! — как будто не я, а они как будто встречались с ним по тысяче раз.