Страница 14 из 52
— Ну и пусть решит
более муниципальный
орган
!
Глава 7
Брожение продолжается
Три последующих дня прошли под знаком лихорадочных совещаний. Политик посвятил все свои способности собиранию местного совета и снова превратился в того самого «Дольникера-паровоз» — сгусток энергии, способный тянуть за собой всю деревню. Частью этого чудесного возрождения было и то, что Дольникеру удалось найти решение проблемы ночного спуска с балкона своей комнаты ради второй ночной встречи с Малкой. Эта встреча отличалась от первой лишь тем, что Малка на сей раз пришла тепло одевшись и взяла с собой клубок шерсти, начав вязать зеленый жилет. Дольникер дошел до возраста сорока трех лет, его звезда взошла, и его назначили заместителем секретаря партии, несмотря на противодействие Шимшона Гройдеса, как вдруг возглас какого-то поднявшегося среди ночи мужчины разбудил Малку, и оба они выскользнули из шалаша и растаяли в ночном тумане…
Однако это никак не повлияло на усилия по созданию «высшего органа выражения интересов деревни».
— Вообще-то это не по правилам, что мы выбираем членов совета, — констатировал Дольникер в присутствии зевающего секретаря, — однако я считаю, что мы не можем полагаться в этом на крестьян, лишенных минимального политического опыта.
Зеев намекнул, что и он тоже впервые выбирает членов сельского совета, но Дольникер успокоил его, заявив, что он, Зеев, удивится, увидев, насколько легко протекает процесс, — нужно всего лишь выделить социальные классы в деревне — слои населения с различными политическими установками, конфликтующими и противоречащими друг другу. После этого идеологического объяснения оба перешли к сортировке крестьян и через три часа приостановили общественную деятельность, вспотевшие и крайне разочарованные.
— Господи! — взорвался Дольникер. — Они же все одинаковые! Между ними нет никакой разницы!
— Ну да, — откликнулся секретарь, — все они крестьяне, выходцы из Русинских гор, выращивают тмин, у всех есть коровники, все одеты в черное.
— Как будто их по шаблону сделали, — вздохнул политик, — это верх политической отсталости!
— Смотрите, Дольникер, по сути дела, цель любой социалистической партии — стирание разницы между людьми…
— Да, но это
конечная
Они начали сортировку снова, уделив особое внимание тем крестьянам, у которых есть побочный заработок. Дольникер предложил, чтобы цирюльник составил ядро правящей партии, а сапожник, в силу сложившегося положения вещей, будет представлять активную агрессивную оппозицию, товарищи.
— Неверно, — вздохнул секретарь, — сапожник эксплуатирует старика на своем предприятии.
— Ну ладно, тогда пусть он будет делегатом от представителей мелкой промышленности. Кто еще?
Секретарь рекомендовал ветеринара, утверждая, что это представитель интеллектуальных кругов, но Дольникер ни на минуту не забывал об оптике из Франкфурта и поэтому отверг предложенную кандидатуру сразу:
— Он — делегат от коров. Элипаз Германович представляется мне наиболее подходящей кандидатурой.
— Он туповат, — заметил Зеев, — лишь несколько дней назад он признался мне, что ни разу пе понял, о чем господин инженер говорит…
— Ну хотя бы ты, Зеев, не называй меня инженером. Это, в конце концов, раздражает.
— Я только процитировал трактирщика.
Элипаз был избран в совет большинством голосов Дольникера в качестве делегата от беспартийного среднего класса. Политик предложил кандидатуру резника, отметив, что религиозность — значительная сила везде и всегда. Секретарь глубоко вздохнул и отделался замечанием, что у этой кандидатуры в деревне нет ни одного приверженца, чем возбудил гнев политического деятеля:
— Прекрати-ка по-дурацки ехидно улыбаться, — вскипел Дольникер, — ты ведь знаешь, что я социалист и мне на них наплевать, и я ем свинину без головного убора и не выполняю этих дурацких заповедей, которыми меня пичкали в детстве, но я, как еврей, имеющий основания этим гордиться, не потерплю, чтобы в таком тоне говорили об еврейском резнике, который освящен главным раввинатом!
— Извините, Дольникер…
— Нет, не извиню, дружок! Эта первобытная ненависть по отношению к ценностям и традициям еврейской религии, пренебрежение нашим священным учением — это подходит какому-нибудь антисемиту, жрущему свинину, да сотрется имя и память о нем. Однако это не приличествует сионисту, даже такому безбожнику, как я, который не верит во все эти глупости, а плюет на них.
Секретарь будто воды в рот набрал. Он знал, что наступил опасный момент: вены на лбу политика начали набухать. Зеев подождал, пока у Дольникера пройдет приступ гнева, и лишь потом вежливо заметил, что они успешно закончили выборы в местный совет и теперь уже можно с новыми силами укладывать вещи ввиду скорого отъезда…
— Наши голуби, — выразил надежду секретарь, — уже прибыли в «Тнуву».
— Кто знает, — ответил Дольникер, — эти потрепанные голуби не так уж держат марку, через каких-нибудь пятьдесят — шестьдесят километров они падают замертво. — Дольникер наморщил лоб. — Но пока мы здесь, надо действовать в интересах деревни, — заявил он Зееву, — я прошу тебя написать следующее послание всем, к кому это имеет отношение:
«Ув. господа!
Мы поздравляем вас с тем, что жители деревни Эйн Камоним (Восточная Верхняя Галилея) выбрали вас представителями местного совета. Мы просим вас прибыть в среду ровно в 3.30 в зал трактира для участия в первом закрытом заседании Временного совета.
Повестка дня:
1. Утверждение состава муниципального органа деревни.
2. Муниципальный орган будет решать вопрос о старосте.
Совершенно секретно. Не опаздывать. Желательно приходить в черном костюме».
— Вообще-то у них других и нет, — перебил секретарь, но Дольникер перебил его:
— Дата! Подпись!
— Пожалуйста, — послушно ответил Зеев и подписал:
«Управление инженера».
— И все же, — добавил Дольникер, — я не очень доволен тем, что мы нашли лишь четырех членов совета. Четное число — это опасно. Нужен еще один, решающий голос.
— Может, возчик?
— Я бы предпочел вместо этого частного предпринимателя, левый элемент или коммуниста, для равновесия сил. Есть ли в деревне какой-нибудь эксплуатируемый или наемный рабочий?
— Насколько мне известно, только я.
— Кончай эти шутки, Зеев, не могу же я послать в совет моего опекуна.
— Я — ваш личный секретарь, Дольникер.
— Разумеется. Кто в этом сомневается? Итак, я полагаю, что нашел коммуниста в лице помощника сапожника.
— Ну как хотите, Дольникер. Так я иду укладывать вещи.
* * *
Дольникер заглянул в сапожную мастерскую, чтобы убедиться, что помощник находится там один, и зашел в темный чулан, где размещалось предприятие. Политик с жалостью посмотрел на желтое лицо старика, сидящего на табурете и держащего во рту дюжину деревянных гвоздей.
— По возрасту он сапожнику в отцы годится, — подумал Дольникер, — но вместо того, чтобы пользоваться преимуществами своего возраста, он должен гнуть спину и подвергаться безжалостной эксплуатации с утра до вечера.
— Здравствуйте, товарищи, — поприветствовал Дольникер рабочего и продолжил дипломатически: — Мои ботинки уже готовы?
— Нет, — ответил старик скрипучим голосом, — ведь господин инженер не сдавал нам в починку никакой обуви.
— Конечно, не сдавал. А сколько я должен буду заплатить?
— Это вы с Цемахом уладьте.
— Нет, товарищи, это как раз
ваше
дело
.
— Почему?
Вследствие этого наивного вопроса покровительство Амица Дольникера распространилось на неорганизованного рабочего.