Страница 12 из 57
Два сына императора Константина Великого — Константин Второй и Констант — вели зимой 341 года н. э. междоусобную войну, ибо один из братьев обладал пышной шевелюрой, а другой был лыс.
Битва братьев завершилась, разумеется, полной победой Константина — волосатого.
В наши дни каждый школьник знает, что Юсуф uбн Яаков потерпел поражение в битве при Сантаресе от будущего португальского властителя Санхо Первого. Это произошло из-за того, что в разгар битвы Юсуф снял свой кожаный шлем, и его солдаты сложили оружие при виде его бросающейся в глаза лысины.
Божьи мельницы мелят медленно.
Массовое восстание против лысых достигло своих результатов лишь в конце XVI в. в результате решения папы Павла IV ужесточить условия их жизни. Этого следовало ожидать, поскольку этот просвещенный папа в бытность свою кардиналом Карафы был известен мудростью при определении как наказаний, так и поощрений.
В конечном счете движение в защиту прав носителей волос стало поистине массовым и достигло пика своего развития в XVIII веке.
Густав фон Ритервальд из Тюрингии, придворный советник последнего венецианского герцога, бросил открытый вызов «лысым кровопийцам» в своем известном сочинении «К черту лысых!» (1788).
Это эссе было написано по-немецки и считалось «Библией» движения против лысых.
Фон Ритервальд проложил путь, и с тех пор в странах просвещенной Европы стали распространяться многочисленные листовки и памфлеты, посвященные этой общечеловеческой проблеме. Самый известный из таких памфлетов был опубликован в Англии Уинстоном Г. Памсхудом. Этот труд назывался «Почему все лысые такие сволочи?», и его автор требовал бросить за решетку всех лысых и разделить их имущество между волосатыми, ведь имущество лысых приобретено путем обмана и грабежа. Необходимо взять все имущество лысых и поделить между государством и теми гражданами, что поставляли информацию о состоятельных лысых.
Лысые, разумеется, делают все, чтобы спасти свою шкуру. Эрих III, король Дании, под давлением лысых сборщиков налогов ввел в 1818 г. обычай ношения париков. Эта жалкая идея была принята при дворах всех европейских властителей. Руководствуясь этой модой, Генрих VIII велел отрубить голову Томасу Мору — поводом для этого послужили слухи о том, что выдающийся английский политик отказался признавать законность и моральность ношения париков.
Однако лысые не удовлетворились введением париков. Они мобилизовали все свое влияние и немалые финансовые возможности, чтобы направить народное возмущение в другое русло.
Да, господин профессор, вот настоящая причина, по которой преследовали гугенотов, евреев и негров. Их преследовали, потому что лысые таким образом пытались отвести от себя гнев народа и захватить власть во всем мире. Почему до сих пор английские судьи носят парики, хотя из-за этого они устают и страдают от жары? Почему носили парики все властители и аристократы вплоть до начала XIX века? И почему днем с огнем разыскивал принц Энголим, воевода Людовика VIII из дома Бурбонов, богумилов в Южной Испании? Да лишь потому, что они совершили единственный грех: экспроприировали имущество лысых торговцев, чтобы разделить его между собой по жребию. Да будет мне позволено спросить — почему и сегодня каждый лысый стремится скрыть остатками волос предательскую часть своей головы?
Господин профессор!
Все Ваши идеи высосаны из пальца. Возможно, кое-кто и примет их за чистую монету, однако сухие исторические факты говорят сами за себя. Лысые много лет водили людей за нос, но теперь, в XX веке, все их происки обречены на неудачу. Не принесет им пользы и применение различных лекарственных растений, известных с древности, всяких опьяняющих средств и всех видов опиума для народа. Всe это — ядовитое зелье, которым лысые опаивают народ.
Современный человек мыслит не так, как челов
ек
И эта проблема останется главной и в будущем.
Чтобы окончательно опровергнуть Ваши демагогические, безосновательные с начала и до конца утверждения, я перед всем народом, с осознанием своей исторической ответственности заявляю, что все лысые упорно и принципиально сторонятся всякой честной физической работы. Я обращаюсь ко всем людям доброй воли: где вы видели больше лысых — среди тех, кто трудится в полях в поте лица своего, или среди разных торговцев, банкиров и кассиров? Я заявляю во весь голос и с полной ответственностью, что большинство всевозможных извращенцев, международных мошенников — люди лысые или начинающие лысеть, в особенности при достижении определенного возраста. А жиреющие банкиры все без исключения — пособники лысых.
И пусть обрушатся на мою голову проклятия ненавистников, пусть на меня падет огонь разгневанных лысых и их пособников — я буду стоять на своем, буду твердо отстаивать свою позицию на службе народу и до последнего вздоха сражаться за социальную справедливость.
Господин профессор, я обращаюсь к Вам с призывом: прекратите заниматься полосканием мозгов честным людям, ибо Ваша циничная деятельность, направленная на одурманивание народа, обернется против Вас, и волна народного гнева падет на Вашу лысеющую голову.
Я позволю себе процитировать слова французского писателя-борца Эмиля Золя, сказанные в связи с делом Дрейфуса:
«Если справедливость придет в движение, никто не сможет ее остановить!» Даже Вы, профессор Сил!
Вот мое кредо, моя четкая моральная позиция.
Доктор Эрнст Шумкоти.
Я закончил чтение, и тут чья-то рука легла мне на плечо. Это был Артур Мольнар, державший под мышкой свежий номер «Утреннего вестника».
— Ну, — начал мой сосед с сияющим видом, — я же вам говорил! Я еще много лет тому назад заявлял во всеуслышание то, что редактор Шумкоти говорит лишь сейчас. А мы ведь с ним не сговаривались! Вы помните, что я вам сказал, когда мы встретились в последний раз? Помните?
— Нет.
— Я говорил: «Лысина — это чума».
Я недоуменно заморгал. Однако мое недоумение было вызвано не дефектами моей памяти, а видом затылка Артура Мольнара. Может это звучит странно, но человек, стоящий передо мной, был значительно менее лысым, чем несколько дней тому назад. На его голове теперь красовалось вполне приемлемое количество волос. Я почувствовал себя неудобно из-за того, что так грубо накинулся на него в прошлый раз из-за его псевдолысины.
Артур стал выплескивать на меня поток славословий в адрес Пепи:
— Он просто гигант мысли. У него потрясающее аналитическое мышление. Он разбил профессора в пух и прах и, сохраняя интеллектуальное превосходство, умудрился соблюсти благородный и человечный тон. Эта статья Шумкоти войдет в
число
«Журналист на службе общества?» — подумал я;
пред
Шумкоти,
овой
ок.
— Без сомнения, Шумкоти — человек европейского духа, — продолжал Артур свои излияния, — я извещу его письменно, что он может положиться на меня в проведении операции против лысых. Может, вы его случайно знаете, господин Пинто?
— Конечно, — ответил я от скуки, — это мой лучший друг.
Мольнар вздрогнул, услышав это. Глаза его засверкали.
— Вот теперь я все понимаю, — закричал он, — вы и есть тот Г.П. из первой статьи Шумкоти!
Каким
Я принял искренние пожелания, хотя и не знал, что мне за это причитается. Мой собеседник уцепился за полу моего пиджака, прижался ко мне пузом и с горящими глазами стал изливать на меня поток умоляющих слов: