Страница 14 из 54
— Мне очень жаль, — извинилась она, — но только вчера ограбили скобяной магазин напротив, а хозяина прибили к стене.
У меня понемногу появлялось ощущение, что в интересах общественной безопасности в Нью-Йорке было бы неплохо поскорее сделать заказ, и чтобы мою покупку как можно быстрее принесли мне домой. Уже после недолгих поисков я нашел подходящую крокодиловую сумочку.
— У нас есть еще много таких, и гораздо более симпатичных, — сказала продавщица и показала великолепную вещицу в форме крокодиловой пасти с золотой ручкой. — Эта вам подойдет больше.
— Я не ношу сумочек, — отреагировал я. — Эта сумочка для моей жены.
— О, простите! В наше время так трудно отличить мужчину от женщины. А поскольку вы носите короткую стрижку, я вас приняла за женщину…
Это произошло на пути к дому. Перед магазином порнофильмов, третьим за двумя подобными на углу 43-й улицы, передо мной вынырнул огромный, неряшливо одетый негр и поднес мне под нос круглый кулак:
— Деньги сюда! — сказал он с уверенной категоричностью.
К счастью, в это мгновение мне вспомнился один совет из израильского путеводителя: в угрожающих ситуациях рекомендуется говорить на иврите.
— Адони[12], - начал я на достопочтенном языке наших святых писаний, — оставьте меня в покое, иначе я вынужден буду прибегнуть к решительным мерам. Вы согласны?
Мой противник заморгал вытаращенными глазами и дал мне уйти.
Дома я рассказал тете Труде о своем приключении. Она побледнела:
— Господи, Б-же! — воскликнула она и схватилась за край стола, чтобы не упасть в обморок. — Разве я тебе не говорила, что тебе вообще не следует этого делать? Когда на углу 43-й улицы тебе встречается негр, надо не говорить, а платить. В следующий раз отдай ему все, что у тебя есть. А еще лучше: оставайся дома…
Я не остался дома. Под предлогом того, что мне надо заказать билеты на Эль-Аль, я совершил прогулку по относительно свежему воздуху и вернулся. Только один-единственный раз остановился я за это время, и то лишь перед афишей секс-фильма, чтобы освежить воспоминания о процессе делания детей… Странно, но это опять произошло на том самом углу 43-й улицы, на котором мне повстречался огромный негр. В этот раз он сразу же схватил меня за грудки:
— Деньги сюда! — прошипел он.
Я быстро взял себя в руки, достал кошелек и спросил совершено безразлично:
— А почему?
Огромный негр приблизил свое лицо так близко к моему, что я смог распознать даже сорт предпочитаемого им виски:
— Почему? Почему, спрашиваешь ты, белая свинья? Потому что ты немножечко свинья!
Вокруг внезапно образовалась зияющая пустота. Что касается прохожих, они все попрятались за дверями домов. Вдалеке уходили на цыпочках двое полицейских. Молча сунул я в лапу черной пантере две долларовых банкноты, вырвался и помчался домой.
— Я заплатил! — ликующе бросил я встревоженной тете Труде. — Два доллара!
Тетя Труда побледнела снова:
— Два доллара? Ты подумал, прежде чем давать ему каких-то два жалких доллара?
— А у меня больше с собой не было, — промямлил я виновато.
— Больше не выходи без по меньшей мере пяти долларов в кармане. Ведь этот тип мог тебе горло перерезать. Он был большой?
— Примерно метр девяносто.
— Тогда бери с собой десять долларов.
При следующем выходе, когда меня уже на углу 40-й улицы один небритый современник испросил на предмет единовременного взноса, я вынужден был ему отказать:
— Сожалею, но на меня должны напасть на углу 43-й улицы.
Он принял мой отказ к сведению. Благодаря чему в этой цепи выявился принцип, препятствующий двойному налогообложению. Платить надо было либо на 40-й, либо на 43-й улице, но никак не дважды. Достигнув 43-й улицы, я остановился в поисках своего негра, но он не показывался. Это меня несколько разочаровало, поскольку я приготовил для него новенькую десятидолларовую купюру. Я поискал в близлежащих пивных, и наконец, нашел его в нудистском баре для геев и лесбиянок. Джо — так его звали — сидел, закинув ногу на ногу, у стены и сердечно приветствовал меня:
— Эй, белая свинья! Деньги сюда! И в этот раз побольше!
Но мне хотелось продолжить свой эксперимент:
— К сожалению, у меня с собой ничего нет, Джо. Но завтра я снова буду здесь.
Джо выказал свое согласие немым кивком. Я в упор посмотрел на него. Да он и не был таким уж большим. Он был не больше меня и имел гораздо меньше зубов во рту. Я махнул ему рукой и вышел. На противоположной стороне улицы как раз насиловали истерически визжащую особу женского пола, а прохожие прятались за дверями домов. Я от души похвалил себя за сдержанный характер, благодаря которому смог противостоять Джо…
— Эфраим, — сказала моя тетя Труда через пару дней, — ты должен разыскать своего негра, иначе он придет к нам в дом. Это известный тип.
Я сложил старую пятидесятидолларовую бумажку, спрятал ее у себя и проследовал на рандеву на 43-ю улицу. Никто не приставал ко мне по пути, даже сутенеры не хватали меня за руки. Все знали, что я был постоянным клиентом черного Джо. Джо ожидал меня в ресторане с обслуживанием топлесс:
— Привет, белая свинья. Деньжат принес?
— Да, — чистосердечно ответил я.
— Сюда их, белая свинья.
— Минуточку, — запротестовал я. — Это ограбление или тебе просто нужна какая-то конкретная сумма?
— Белая свинья, гони 25 долларов.
— Но у меня с собой только пятидесятидолларовая банкнота.
Джо взял купюру, качаясь, зашел в соседнюю курильню гашиша, замаскированную под бордель для зоофилов, и через некоторое время вернулся, неся 25 долларов сдачи. Теперь мне стало окончательно ясно, что в его лице я обрел порядочного партнера. Я спросил его, нельзя ли у него приобрести абонемент. На еженедельный платеж, если это ему подходит. Мыслительные способности Джо так далеко не заходили.
— Белая свинья, — сказал он, — я тут каждый день.
Я попросил номер его телефона, но такового у него не было. Вместо этого он показал мне слегка окрашенный нож — происходила ли его окраска от крови или ржавчины, я в суете не разобрал — и скривил лицо в подобие улыбки, открывшей коричневые руины его зубов. Вообще-то он был довольно милым, этот Джо. Никакой не громила, а маленький, где-то 1,65 м ростом, дружелюбный уличный грабитель, не очень молодой, но добродушного склада.
По окончании моего пребывания тетя Труда проводила меня до забаррикадированных дверей своей квартиры. Она постоянно плакала при мысли о том, что я вновь выхожу в небезопасную местность с неуправляемой преступностью. Вынужден признать: мне не хватает Джо. Мы так хорошо понимали друг друга. Может быть, со временем мы стали бы настоящими друзьями. Вспоминает ли он хоть иногда, между гашишем и топлессом, о своей маленькой белой свинке?
Вряд ли. Не всякий так романтично настроен, как я.
Ночь длинных ножей
Премьера моей комедии "Неприличный Голиаф" на Бродвее закончилась в 22 часа, на четверть часа раньше, чем ожидалось. Как продолжительность перерывов на смех, так и одобрительные аплодисменты оказались разочаровывающе короткими. Поддерживающая меня клика, состоящая из родственников и друзей и сидящая на последнем ряду, сделала все возможное, но этого оказалось недостаточным. Все критики покинули свои места еще до того, как упал занавес, все, во главе с Кливом Барнсом из "Нью-Йорк Таймс".
Джо, продюсер постановки, якобы видел в первом акте улыбку на его лице. Дик, режиссер, однако, утверждал, что Барнс просто ковырял в зубах. В любом случае, Барнс исчез слишком быстро. И Джерри Талмер, его коллега из "Нью-Йорк Пост", тоже ушел не дожидаясь финала. Мне было уже все равно. Еще в антракте, когда мы из страха перед яростными нападками зрителей не вышли в фойе, я решил следующим же самолетом улететь в Тель-Авив и просить убежища у израильского правительства. Как будто Эль-Аль держит пару свободных мест для беженцев с бродвейских премьер. Джо был самым спокойным из нас всех. Но и он не мог больше закрыть свой левый глаз, из-за чего непрерывно им подмигивал.
12
Адони — Господин (ивр.)