Страница 7 из 7
…Вот, скажем, несколько русских писателей стонут на предмет невозможности читать столько, сколько нужно. Ну потому что нет сил, времени, опять сил, времени вообще, никаких сил – и так далее. Все чувствуют себя неучами, дикарями и тупицами. Всех ест совесть.
– Можно пойти на курсы скорочтения, – говорит стонавший громче всех писатель К., тычась в Гугл. – Вот тут обещают, что за вечер ты научишься прочитывать триста страниц.
– Прекрасная мысль, – раздраженно отвечает писатель Т. – Так я просто мучаюсь, что не прочитал ни хрена, а так я буду мучиться, что не прочитал аж триста страниц.
…Вот, скажем, предприниматели Л. и Н. отправляются в московское представительство одной очень маленькой страны, для того чтобы получить визы в эту очень маленькую страну. Досмотр в посольстве зверский, охранники строгие, снаружи мороз. Л. и Н. неприятно поражены тем, что охранник, стоящий на входе в основной зал, каждый две минуты покрикивает в совершенно советской манере: «Дверь!..» и «Вы что, не видите, сколько здесь народа?!» Зато когда Л. подходит к этому самому охраннику, чтобы узнать, где туалет, выясняется, что охранник ни слова не говорит по-русски: он заучил только две приведенные выше фразы. Их полностью хватает, для того чтобы граждане: (а) входили по одному; (б) не толпились; (в) соблюдали очередь; (г) самоорганизовались по спискам; (д) не лезли вперед показывать свои документы, – и так далее.
…Вот, скажем, китаист Ф. водит по еврейскому кварталу Праги небольшую толпу китайских туристов. Перед Ф. стоит нелегкая задача: подавляющее большинство членов группы вообще не очень-то понимает, что такое евреи и почему это так сложно. Ф., будучи талантливым просветителем, во всем находит какие-нибудь аналогии с китайской культурой – и в логике гетто, и в теме изгнания, и в истории пражского кладбища… Наконец, дело доходит до голема.
– По одной из легенд, – говорит Ф., – после того как голема слепили, ему в рот была вложена магическая записка, наделявшая его особой силой. Если записку вынимали, вся сила голема исчезала. Это похоже на… на…
– …на еврейский fortune cookie?.. – услужливо подсказывают из группы.
…Вот, скажем, историк Р. печально говорит сыну, только что вернувшемуся от адвоката по бракоразводным делам: «А я тебе еще в самом начале говорил: «Посмотри, у нее в ЖЖ три тэга: собачки, лошадки и апробативная этика…«»
…Вот, скажем, художник П., лепя из пластилина небольшую умную голову, внезапно говорит жене:
– А знаешь, как мы в детстве реализовывали свои садистические побуждения? Мы лепили самолет – так, знаешь, с огромным тщанием, по книжкам, детали, все такое. На самолет потом лепили из другого цвета всякие украшения, звезды, фломастером подрисовывали. Потом лепили пилота – с очочками, шарфик, погоны из фольги делали, всё это делали. Сажали его в самолет, ремни ему крест-накрест лепили тоненькие, всё лепили. Потом писали листовки крошечные-крошечные, мелко-мелко, вот так вот резали бумажку (показывает пальцами квадратик в сантиметр) и писали. И клали пилоту на заднее сиденье. А потом со всей дури ба-ба-а-а-ах! – и кидали этот самолет в стену…
Тут художник П. перестает лепить и смотрит на жену сложным взглядом.
– Вот же интеллигенция, – говорит жена художника П. с большим интересом. – Нет бы, как все люди, кота брить.
…Вот, скажем, упрямый мальчик Саша спорит со своей мамой по поводу необходимости ехать на праздники к бабушке.
– Бабушка кладет меня спать в девять часов! – оскорбленно говорит Саша. – И заставляет меня есть салат, и у нее в телевизоре мало программ, и ее соседка меня за щеки дергает!
– А ты зануда, и слишком много смотришь телевизор, и ешь одни котлеты, и не ценишь любовь незнакомых старушек! – говорит безжалостная мать, запихивая Сашины кроксы в рюкзак.
– А ты… А ты козявки к низу стола клеишь! – выпаливает Саша.
Сашина мать медленно оборачивается и недоуменно смотрит на сына.
– Прости, – вежливо говорит Саша. – В запале ссоры я склонен судить о людях по себе.
…Вот, скажем, женская компания заводит характерный разговор о том, какие ласкательные имена мужчины для них придумывали. Вспоминают «пусю», «чувиху», «лялю», «бэбика», «клушу» и другие ужасы.
– Последний мужчина, которого я любила, называл меня «выдра», – со вздохом говорит некоторая дама.
– Ну ладно тебе, – говорит поэт Идлис. – «Выдра» – это комплимент. Выдра долго не линяет.
…Вот, скажем, во время празднований Лаг-ба-омера (когда израильские дети с радостными воплями устраивают костры из всего, что попадется под руку, а израильские взрослые нервно визжат, отбивая у чада то семейный альбом, то поставец красного дерева, вывезенный из Черновиц в 1913 году с риском для жизни и разума, то полное собрание сочинений Станюковича), олдовый иерусалимский хиппи К. попытался научить своих и соседских детей прикостровой песне «Милая моя, солнышко лесное». Дети К., коренные израильтяне, по-русски говорили так себе, но культурные родители недаром чередовали русскую няню с английской и китайской, – худо-бедно «лесное солнышко» было освоено и отлично зазвучало в небольшом иерусалимском парке, возле уютного семейного костра. Постепенно к поющей компании стали подтягиваться другие дети, лишенные, к сожалению, счастья беседовать с русской няней два раза в неделю. Ласковый хиппи К. стал махать им большой бородатой головой – давайте, мол, подпевайте, как можете.
– Давайте, давайте! – закричали на иврите ласковые дети олдового хиппи К. – Это клевая песня! Это русская военная песня про десантника!
…Вот, скажем, литератор Л. сообщает литератору И., что вчера у него случилось просветление. Дело было так: литератор Л. с какой-то стати припомнил старый детский стишок:
– Где ты была сегодня, киска?
– У королевы у английской.
– Что ты видала при дворе?
– Видала мышку на ковре.
А припомнив с какой-то стати этот стишок, литератор Л. неожиданно сообразил, что всю свою жизнь полагал, будто мышки на ковре на самом деле, естественно, не было. Потому что откуда в королевском дворце мышки? А у кошки, как у настоящего мономаньяка, была галлюцинация.
– И только вчера я сообразил, – просветленно говорит тревожный литератор Л., – что этот стишок не про мономанию, а совсем даже про другое.
– Конечно, про другое, – отвечает несколько удивленный литератор И. – Он про невозможность полноценных коммуникаций. Он про то, что на ковре была мышка и кошка совершенно твердо это знает, а окружающие ей не верят, потому что считают, что она мономаньяк и у нее была галлюцинация.
Некоторое время литератор Л., литератор И. и кошка литератора И. молча разглядывают ковер.
…Вот, скажем, предприниматель Г., вернувшийся из деловой поездки в далекий сибирский город, объясняет коллегам, что очень устал, поскольку «по вечерам ходил с коллегами пить чай и так за неделю обошел все стрип-бары города».
…Вот, скажем, инженер Б. в ярости рассказывает друзьям, что его впечатлительную племянницу некоторое время назад захомутала какая-то беспардонная грабительская секта. Секта называется – ну, скажем, «Селестиальный институт альтернативной космогонии и сексуального манипулирования». Задача этого института состоит в том, чтобы обучать своих последовательниц, большинство которых является растерянными юными девами, этому самому сексуальному манипулированию при помощи селестиальной космогонии. То есть опытные гуру всего за 80% вашей зарплаты помогают вам в процессе полового акта чем-то таким крутить, космогнать и подмахивать, от чего другая сторона впадает в… эээ… в непреодолимую ментальную зависимость чакры сутра путра брана прана хурли мурли драмакришна. Неудивительно, что рационального инженера Б. космогоническая зависимость юной племянницы от этих жуликов невыносимо бесит.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.