Страница 24 из 66
Услышав это, генерал Фекленко пришел в неистовство. Я хорошо знал характер Николая Владимировича, считал его человеком уравновешенным, спокойным, да таким он и был на самом деле. Но в тот момент комкора можно было понять. Нет связи с армией, с соседями, но со своими-то дивизиями должна быть связь! Иное немыслимо. Он всегда требовал от штаба четкого управления, и, безусловно, был прав...
Перед отъездом генерала к Широбокову мы побеседовали несколько минут наедине. Фекленко успокоился, даже повеселел, сел в броневик и попросил меня лично проследить за движением 85-го танкового полка.
Нельзя было терять ни минуты.
Отдав необходимые распоряжения Николаю Васильевичу Емельянову, я позвал шофера:
— Запрягай, Иван, нашего скакуна, отправляемся в путь.
У стоявшего рядом Девятова спросил, как проехать к Ясениничам.
— Ты что, к немцам в лапы хочешь попасть? — удивленно уставился он на меня. — На ночь глядя ехать туда очень опасно. Да еще на эмке. Опомнись, Иван Семенович!
— Шофер у меня настоящий орел, проскочит где угодно! — попробовал отшутиться я.
— Что орел — знаю. А все равно я тебя не пущу! — сердито сказал начальник штаба.
— Надо, дорогой Кузьма Демьянович. И комкор просил проконтролировать. От полка Алабушева, сам знаешь, во многом зависит сейчас судьба корпуса.
— Как хочешь, — уже мягче произнес Девятов, — а на эмке не поедешь. Вон два броневика, бери любой и отправляйся с охраной.
Пришлось уступить. Броневик БА-10 вскоре был подготовлен, и мы с офицером из штаба, тремя автоматчиками и инструктором отдела пропаганды корпуса С. Н. Новожиловым отправились на розыски.
Искать полк Алабушева долго не пришлось. Он уже развернул боевые порядки на холмистой возвышенности по обе стороны от шоссе, западнее Ясениничей. Танки, артиллерия, бронемашины заняли позиции в мелком кустарнике. Полным ходом шла дозаправка машин топливом и боеприпасами. Рыли окопы для орудий и личного состава. Алабушев приказал и танкистам упрятать свои машины [93] поглубже. На командном пункте шла обычная напряженная работа, связанная с подготовкой к бою.
Майор Алабушев доложил о численном составе танковых, а также приданного мотострелкового батальонов, моральном состоянии воинов. Полк, оказывается, прибыл к Ясениничам полтора часа назад.
— Почему же, Николай Михайлович, вы не доложили начальству о выполнении задачи? — с упреком спросил я Алабушева.
— Доложил, товарищ полковой комиссар, еще час назад. Лично комдиву Цибину.
— А полковник Девятов не в курсе дела. Он считает, что вы на марше. Надо дублировать доклад по линии штаба. Сейчас же сделайте это и попросите от моего имени, чтобы связались с Широбоковым. Там сейчас комкор. Он тоже должен знать. Это срочно. Прошу!
— Есть, товарищ полковой комиссар!
Собрав партполитаппарат полка, я ознакомил его с обстановкой и проинструктировал о работе, которую следует провести с личным составом перед боем.
— Задача полку поставлена важная и очень ответственная, — напомнил я. — На этом надо сделать особый акцент. Каждый боец, будь то пехотинец, танкист, артиллерист, связист, должен почувствовать, что от его инициативных, смелых действий зависит сегодня успех всей операции по разгрому ударной группы вражеских танковых и мотопехотных частей, которые пытаются отрезать, окружить и уничтожить нашу 40-ю танковую дивизию. Не забывайте об этом, когда будете беседовать с людьми...
Убедившись, что мои указания выполнены, я связался с полковником Цибиным и посоветовал непременно установить за ночь минные заграждения перед позициями артиллеристов и на шоссе. Он согласился со мной. К утру саперная рота лейтенанта И. Скорикова заминировала все подступы к позициям полка на танкоопасных направлениях.
После сытного ужина личному составу было дано три часа на отдых. Это время мы хотели продлить в зависимости от обстановки.
Вернулся на КП полка. При первом взгляде на майора Алабушева понял: он чем-то взволнован. Поинтересовался, в чем дело.
— Только что возвратилась полковая разведка, товарищ полковой комиссар. Против нас сосредоточивается [94] много вражеских частей. Ожидается массовое применение танков, артиллерии, пехоты на бронетранспортерах. Ну и, конечно, авиации.
— Сколько у противника танков? — спрашиваю у начальника разведки полка.
— Мы насчитали 67 машин, но уверен, что их будет значительно больше. С тыла доносится гул, подходят резервы, а проникнуть в тыл не удалось.
Конечно, не просто подсчитать ночью количество машин у противника. Но приблизительные данные не очень устраивали нас. Поэтому я дал указание командиру полка продолжить разведку противника, особенно в предутренние часы, и как можно чаще докладывать о результатах.
Бой предстоял серьезный, бескомпромиссный. И майор Алабушев готовился встретить врага во всеоружии. Вызванные на КП командиры танковых и стрелкового батальонов, командиры артиллерийских и минометных подразделений, получив уточненные задачи, отправились в свои подразделения, чтобы продолжить подготовку к предстоящим событиям.
Особое задание получили лейтенант С. Горшков и младший лейтенант И. Ефимов. Оба проявили себя смелыми, находчивыми командирами, которые умеют и стойко держаться в обороне, и решительно атаковать врага в наступательном бою. Им и выпало защищать фланги небольшими силами, ибо основную массу танков командир полка предназначал для удара по главным силам врага.
Лейтенанту Горшкову поручалось двумя тяжелыми КВ и четырьмя Т-34 во взаимодействии с приданной противотанковой батареей и взводом стрелков прикрыть левый фланг полка. А в случае если гитлеровцы предпримут попытку обойти полк, принять удар на себя и сковать вражеские подразделения на этом участке, обеспечив возможность главным силам части совершить маневр и нанести удар по неприятелю с фланга и тыла.
Младший лейтенант Ефимов получил аналогичную задачу, но действовать ему предстояло на правом, менее опасном фланге, который упирался в лес и был, в общем, труднопроходимым для танков. Учитывая это, командир полка оставлял в его распоряжении лишь взвод танков и два противотанковых орудия.
Майор Алабушев, командиры танковых батальонов, которым подчинялись Горшков и Ефимов, были уверены, [95] что молодые офицеры с честью оправдают доверие командования и не пропустят врага. Мастерства и отваги обоим было не занимать, об этом знали в полку все.
На прощание командир полка сказал младшему лейтенанту:
— Так вот, Ефимов, будешь прикрывать правый фланг. Один на один придется стоять против сильного противника. Не боишься?
— Можете не сомневаться, товарищ майор. Хотя, сами понимаете, маловато даете танков.
— Больше не могу. План боя слышал?
— Так точно.
— Тогда в добрый путь! Ты свободен.
Я присутствовал при этом разговоре и невольно вспомнил слова, которые позавчера слышал от Воротникова: «Будем драться не числом, а умением». По существу, эти же слова прозвучали и сейчас в напутствии лейтенантам. И я сказал об этом Алабушеву. Он улыбнулся:
— Я, товарищ полковой комиссар, тоже слышал их от Михаила Андреевича Воротникова. Значит, вспомнил старик наш разговор накануне боя.
— И о чем же вы говорили, если не секрет? — поинтересовался я.
Алабушев задумался, попросил разрешения закурить, потом стал рассказывать о том вечере, когда они, два друга — командиры полков, пытались осмыслить то, что происходило на фронте и поразило их, как и многих, неожиданной страшной правдой.
— После того разговора я видел Михаила. Мы оба убедились, что пока можем противопоставить врагу лишь свое упорство, свое умение владеть оружием, свой русский, советский характер и веру в окончательную победу добра над злом... Вот и решили рассчитывать на то, что имеем, на самый драгоценный наш капитал — советских бойцов и командиров, беспредельно преданных Родине, народу и партии. А это великая сила... И еще мы поклялись всегда, в любой обстановке, при малейшей возможности приходить друг другу на помощь, выручать из беды...