Страница 62 из 71
Самолеты уже над «Штормом», ревут моторами почти в самом зените, но бомб на корабль не сбрасывают. Значит, для них главный объект - транспорт. И вскоре вокруг «Райкомвода» вздымаются огромные фонтаны воды. Их много, из-за водяной завесы транспорт почти не виден. Разрывы бомб смешиваются с грохотом зенитной стрельбы. Время тянется мучительно долго, мы с тревогой ждем, когда самолеты отбомбятся. Керенский докладывает: сброшено двадцать бомб. [228]
Но вот бомбовые разрывы стихли, один за другим смолкают зенитные орудия транспорта и кораблей конвоя, самолеты отбомбились и ушли. «Райкомвод» продолжает следовать за нами.
- Имеете ли повреждения? - с нетерпением запрашиваю капитана транспорта.
- Повреждений нет, из команды никто не пострадал, - получаем ответ.
Отлаживаем ордер и продолжаем следовать намеченным курсом. Теперь самолеты вряд ли отстанут, нужно ждать новых налетов. Главное - бдительность и повышенная боеготовность.
В районе Хосты снова обнаруживаем шестерку «юнкерсов». Подходят оттуда же, откуда появилась предыдущая группа - с норд-вестского направления. Опять основной удар наносится по «Райкомводу». Из двадцати четырех сброшенных бомб три упало в непосредственной близости от транспорта. На этот раз вряд ли обошлось без повреждений и потерь, - с тревогой думают все, кто находится на мостике «Шторма». Да, так и есть! Как только самолеты ушли, капитан «Райкомвода» докладывает: «Из числа команды шесть человек ранены, корпус корабля не поврежден». Уточняю состояние пострадавших и принимаю решение на одном из катеров отправить их в Сочи.
Но атаки авиации противника на этом не закончились. После двух часов дня в третий раз подвергаемся нападению. На сей раз шестерка «юнкерсов», видимо, решает действовать более эффективно - пытается бомбить примерно с двух тысяч метров. Но на этой высоте и наш огонь более эффективен. «Юнкерсы», так и не прорвавшись сквозь огневой заслон к транспорту, ломают строй и беспорядочно сбрасывают бомбы. А один, уходя, дымит, оставляя в небе черный след. Ни одна из бомб не причинила вреда.
Больше самолеты не атаковали. Лишь примерно через час после налета нами была обнаружена группа «Мессершмиттов-109», шедшая курсом на Туапсе. Об этом мы сообщили по радио оперативному дежурному базы. Вскоре к нам присоединился катер, доставивший раненых в Сочи, и в полном составе конвой благополучно вошел в Туапсе.
Первый бой с вражеской авиацией мы выиграли, не имея, если не считать раненых, существенных потерь. Но [229] надо сказать, что хотя мне и приходилось прежде стоять на мостике во время более тяжелых боев, когда море буквально кипело от разрывов, а сброшенные бомбы исчислялись многими десятками, ни разу я не переживал такого напряжения, вызванного чувством ответственности за свой корабль и за весь конвой. И вместе с тем я испытывал огромную признательность к людям, которые точно и своевременно исполняли приказания и команды, стояли у топок котлов, на маневровых клапанах в машинных отделениях, кто прильнул к прицелам орудий! Прежде, признаться, столь сильно я не испытывал подобного. Минуты опасности обострили все чувства, вызывали потребность еще лучше узнать, научить, воспитать подчиненных. Ведь сколькими незримыми нитями связаны мы все в бою, да так крепко, что ни один из нас не в состоянии выполнить свой долг до конца без другого…
За два выхода в море я имел возможность окончательно составить представление о боевой и морской выучке личного состава, а также о надежности в работе огневых и технических средств корабля, и остался вполне доволен. С такими людьми можно успешно плавать и бить врага.
Вернувшись тем же составом конвоя в Батуми, мы с «вывозным» командиром Евгением Андриановичем Козловым отправились на флагманский корабль эскадры линкор «Парижская Коммуна» доложить командующему эскадрой вице-адмиралу Л. А. Владимирскому и военкому эскадры бригадному комиссару В. И. Семину о результатах конвоирования. Кроме того, мне надо было представиться командующему эскадрой по случаю нового назначения, поскольку раньше этого сделать я не успел.
Лев Анатольевич принял нас тепло, поздравил меня с новым назначением, с первыми боевыми выходами в море и самым внимательнейшим образом выслушал доклады о походах в Туапсе. Он интересовался всем: боями, навигационным обеспечением, состоянием корабля и экипажа. Слушая доклад Козлова, Лев Анатольевич пристально глядел на меня и согласно кивал головой.
Владимирского любила вся эскадра. Он был не только опытный адмирал, но и обаятельный человек, всегда доступный, скромный и справедливый. Поражала память Владимирского на лица и фамилии, он хорошо знал не только всех командиров и комиссаров кораблей, но и большинство лиц из числа командного состава, а также старшин [230] сверхсрочной службы. Это объяснялось тем, что Владимирский часто бывал на кораблях, возглавлял эскадру в тяжелые дни обороны Одессы, Севастополя, Новороссийска и Кавказа. Без его личного участия, как правило, не проходил ни один совместный выход кораблей эскадры и часто двухзвездный флаг командующего развевался на мачте во время операций. Возглавляя эскадру, Владимирский воспитал многих замечательных командиров кораблей, таких, как В. А. Пархоменко, В. Н. Ерошенко, Е. А. Козлов, Г. П. Негода, П. И. Шевченко, Г. Ф. Гадлевский, А. Н. Горшенин, С. С. Ворков, В. Г. Бакарджиев. Сам Лев Анатольевич прожил нелегкую жизнь, много испытал трудностей, но неизменно являл образец благородного достоинства, ставя интересы дела превыше всего. Все, кто плавал с Владимирским, всегда вспоминают о нем с большой любовью и благодарностью.
После посещения линкора «Парижская Коммуна» мы на причале расстались с Козловым. Мне было приятно пожать руку этому отзывчивому и тактичному офицеру. Козлов улыбнулся на прощание:
- И от меня теперь примите поздравления. В принципе, мое присутствие на «Шторме» было лишним…
Я горячо возразил ему и поблагодарил за помощь в трудных ситуациях. Делал это он всегда с большим тактом. Через несколько лет жизнь снова свела нас. Обоим пришлось командовать крейсерами: Козлову - «Красным Крымом», мне - «Красным Кавказом». И тогда я еще раз убедился, насколько Козлов был грамотен как командир и какой он отличный товарищ.
На следующий день после разговора со Львом Анатольевичем Владимирским на «Шторм» был прислан приказ за его подписью о моем допуске к самостоятельному управлению кораблем. [231]
Эхо Сталинграда
Конец 1942-го и начало 1943 года прошли под знаком Сталинграда. Отголоски победной битвы быстро докатывались до Черного моря, подхватывались орудиями вновь сформированного в январе сорок третьего Северо-Кавказского фронта с оперативно подчиненным ему Черноморским флотом. Несмотря на то, что обстановка на Кавказе продолжала оставаться сложной, итоги Сталинградской [231] битвы заставляли радостно биться сердце в предчувствии того, что наша армия и народ вышли на дорогу побед.
Еще в ноябре 1942 года Военный совет Черноморского флота выпустил листовку, подписанную командующим флотом вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским и членом Военного совета дивизионным комиссаром Н. М. Кулаковым. Листовка вызвала на кораблях большой политический подъем, поскольку содержала не только уверенность в силе нашего оружия, но и ставила перед моряками конкретные задачи, характерные именно для наступательной войны. Вот ее содержание:
«Товарищи черноморцы! В районе Сталинграда немецкие фашисты и их румыно-итальянские прихвостни понесли серьезное поражение. Наступательные операции Красной Армии в районе Сталинграда успешно развиваются. Гитлеровцы и их сообщники, отступая, теряют ежедневно десятки тысяч убитыми, ранеными и пленными, оставляют в руках Красной Армии самолеты, танки, орудия, минометы, склады боеприпасов и другого снаряжения.
С чувством глубокой радости узнает советский народ о победах Красной Армии, вспоминая слова Верховного Главнокомандующего о том, что недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии, когда «будет и на нашей улице праздник».