Страница 61 из 71
Здесь же, на мостике, комиссар корабля старший политрук Александр Васильевич Корасев сообщил, что из ста пяти членов экипажа - тридцать восемь коммунисты и пятьдесят комсомольцы. В 1935 году, когда я служил на «Громе» и был секретарем партийной организации, у нас было всего семь коммунистов, а вот теперь на таком же корабле партийно-комсомольская прослойка составляет почти девяносто процентов экипажа.
- Да нам, Александр Васильевич, под силу горы ворочать!
Комиссар согласно кивает:
- Все зависит от нас, Петр Васильевич, как сумеем эту силу направить на боевые дела. И помощники надежные, есть на кого опереться. Превосходный секретарь [224] парторганизации военфельдшер Сачко. На корабле не первый год, знает людей, прислушивается к ним, считается с их мнением. И его любят, уважают. А секретарем комсомольской организации - котельный машинист старший краснофлотец коммунист Василий Савинов. Хороший агитатор, настоящий вожак молодежи.
Пока на море тихо, у нас есть время обстоятельно поговорить с комиссаром. Убеждаюсь, что сам он - человек беспокойный, знающий вкус соленого морского пота. Во флоте с тридцать второго года, служил катерным боцманом, был секретарем сначала комсомольского бюро, потом партийной организации, затем - военкомом отдельного дивизиона торпедных катеров. В ноябре сорок первого добровольно пошел в морскую пехоту к полковнику Горпищенко, где воевал до конца обороны Севастополя. А с июля 1942 года - на «Шторме»…
Ночной переход проходил спокойно. С «Незаможника» лишь поступило несколько сигналов об изменении курса, да изредка по конвою или в адрес одного из командиров охранения передавался приказ: «Соблюдать заданное расстояние» или «Соблюдать свое место в строю». Спокойный переход - это, конечно, хорошо, но только в бою я узнаю истинную цену экипажу.
На утреннюю вахту заступил командир артиллерийской части В. А. Трухманов. Это уже вторая его вахта за время перехода. Небольшого роста, с красивым лицом и живыми темными глазами, Трухманов каждым движением, каждой отданной командой демонстрировал уверенность в себе, знание своих обязанностей. На его груди висел новенький артиллерийский бинокль, который он время от времени вскидывал к глазам, просматривая отведенный «Шторму» сектор наблюдения. Затем подходил к компасу, брал пеленг на охраняемый транспорт и запрашивал дальномерщика о расстоянии. Если для соблюдения места в строю нам необходимо было выйти вперед или отстать, он, пользуясь педальными звонками, передавал в машинные отделения команды об увеличении или уменьшении оборотов. Не забывал также контролировать бдительность вахтенных сигнальщиков, боеготовность на носовом 102-мм орудии.
Не прошло и получаса, как Трухманов громко доложил:
- Низколетящий самолет слева сорок пять, на корабль! [225]
- Играть боевую тревогу! - приказываю Трухманову. - Приступайте к командованию своей частью.
Сигнальщики поднимают сигнал: «Самолет противника в воздухе!» Одновременно Трухманов дает целеуказания на 37-мм автоматы и пулеметы, затем и на 102-мм орудия.
Самолет «фокке-вульф» - разведчик. Благодаря бдительности вахтенного командира «Шторма» мы первыми обнаружили противника. А это, в свою очередь, помогло своевременно открыть огонь. На полную мощь заговорили автоматы и пулеметы старшин Гавриила Юрченко, Евдокима Пироженко, Алфея Лапина и Михаила Зборовца. Щелкнули замками и подняли стволы 100-мм орудия старшин Ивана Кузьмина и Григория Назаренко. У первого орудия старшина батареи главный старшина Филипп Кравец вместе с командиром орудия помогает наводчикам схватить цель. Но 102-мм орудия, заряженные шрапнелью, так и не открыли огонь - обнаруженный самолет резко свернул вправо, пересек курс конвоя и скрылся в северном направлении. Будь погода получше, могли бы появиться и бомбардировщики. Сохраняем повышенную боеготовность. К счастью, задувает крепкий норд-вест, видимость плохая, и нам удается спрятаться от вражеских самолетов.
Медленно тянется время в конвое: скорость примерно восемь-девять узлов, долго находимся на одном и том же курсе, привязанные к транспорту, да еще такая унылая погода - все это может притупить бдительность, незаметно расслабить людей. Потому-то на верхней палубе, у боевых постов, постоянно вижу то комиссара корабля, то помощника командира, то командиров боевых частей. В конвоях легче изыскивать время для учебы, это дает хорошую встряску, заставляет экипаж быть начеку. С Керенским мы подробно обсудили, как и когда будем проводить боевую подготовку, какие зачетные аварийные задачи предстоит решить в этом году.
С наступлением темноты, как и было предусмотрено, «Незаможник» повернул на обратный курс и ушел в южном направлении. Место головного занял «Шторм».
До Туапсе добрались благополучно. В небольшом и плохо защищенном порту кораблям охраны пришлось стать на оба якоря на внутреннем рейде, поскольку в такую погоду стоянка небезопасна: якоря могут не выдержать, и корабль под напором ветра начнет дрейфовать. [226]
Оставив на мостике вахтенного командира, я решил обойти «Шторм». На баке, возле носового орудия, с баластиной {8} возился краснофлотец. Заметив меня, он четко представился:
- Старший строевой боцманской команды краснофлотец Шулькин.
Выполняет задание боцмана - готовит баластину к выброске за борт. Что ж, очень своевременно распорядился боцман. Если обнаружится дрейф, придется в помощь якорям подрабатывать машинами. Значит, и боцман, и Павел Александрович Керенский, и краснофлотец Шулькин не только грамотные моряки, но и любят свой корабль. А это качество командиру всегда приятно отметить в подчиненном.
…К двум часам ночи ветер уменьшился, и, не теряя времени, мы сразу подошли к причалу для приемки мазута: в шесть часов снова предстоял выход в море с прежней задачей - конвоировать транспорт «Москва», только уже в обратном направлении.
Таким же спокойным, благодаря непогоде, оказалось возвращение в Батуми. Лишь тогда я полностью осознал, что первый самостоятельный поход окончен. Вот и свершилась мечта юности - я стал командиром корабля!
Но еще предстоял первый серьезный бой. Тот, что мы вели с «фокке-вульфом», был слишком скоротечный, да и немецкий летчик попался какой-то слабонервный, отвернул сразу, как только заговорили наши автоматы и пулеметы. Обычно так просто самолеты противника не уходили, особенно если бывала получше погода.
Командовать кораблем в бою мне пришлось уже на следующем походе в Туапсе. На этот раз «Шторм» и два сторожевых катера должны были конвоировать транспорт «Райкомвод». Кроме того, на меня возлагались обязанности командира конвоя.
Под охраной темноты нам удалось благополучно достичь района Адлера. Утро наступило ясное, солнечное, такое бывает только глубокой осенью на Черном море. Вахту нес Керенский. Он все чаще и чаще поглядывал на небо.
- Не нравится вам погода, Павел Александрович? - спрашиваю Керенского. [227]
Вопрос можно, конечно, не задавать, но хочется, чтобы он почувствовал по тону: новый командир спокоен и уверен в себе.
- Неплохо бы в небесной канцелярии заказать вчерашнюю погодку, но… - он сдержанно улыбнулся. - У нас нет с ней связи.
Понятно, что для такой погоды наряд охранения в конвое слишком слаб, нам бы иметь хотя бы вчерашние силы, но приказ - есть приказ. Как говаривал мой учитель на Тихом океане Брезинский: побеждать противника нужно тем оружием, какое держишь в руках.
На мостике появляется штурман и докладывает о предстоящем через пять минут повороте на новый курс. На «Шторме» для других кораблей поднимается сигнал, и, как только рулевой Петр Павлов переложил руль для поворота, командир отделения сигнальщиков старшина 1-й статьи Павел Андриец выкрикнул:
- Группа самолетов прямо по курсу!
По конвою объявляется боевая тревога, и на мачте взвивается сигнал: «Отразить атаку самолетов от норд-веста!» Увеличиваю ход «Шторма» до полного. Но и от «Райкомвода» нельзя отрываться, поэтому на полном ходу описываем крутые зигзаги. В небе уже хорошо различима шестерка Ю-88, идущая на конвой. В напряженной тишине раздаются лишь громкие доклады дальномерщика Петра Зимина о дистанции и высоте. Наши автоматы способны достать самолеты на высоте около трех тысяч метров. Очень важно не пропустить момент, когда корабль придет на сигнальную дистанцию, чтобы сразу открыть огонь. И вот - команда Трухманова: «Огонь!» Сразу же расчеты старшин Пироженко, Лапина и Юрченко вступают в бой. На время стрельбы прекращаю зигзаги, чтобы облегчить работу зенитчикам и удержаться поближе к транспорту. Он и катера тоже ведут огонь.