Страница 45 из 71
Не лучшей погода оказалась и в марте. В одном из мартовских штормов погиб эсминец «Смышленый». Произошло это на наших глазах и, чтобы было ясно, в каких условиях нам приходилось плавать, расскажу о тех незабываемых сутках.
Утром 6 марта мы находились в Новороссийске. Вскоре после подъема флага получаем от командира отряда легких сил (ОЛС) контр-адмирала Николая Ефремовича Басистого приказание: готовиться к экстренному выходу в море. Срочно отдаются соответствующие распоряжения корабельным боевым частям и службам. Все буднично, все, как обычно. Не впервой мы получали неожиданные приказания и шли в поход, в бой. Видимо, и сейчас пойдем либо в Севастополь, либо в один из кавказских портов за маршевым пополнением. Никто даже предположить не мог, что нам вскоре доведется увидеть и пережить.
Мы уже развели пары, когда на корабль прибыли командир отряда Н. Е. Басистый и комиссар И. С. Прагер. Оба взволнованы и не скрывают озабоченности. Впрочем, Басистый, опытнейший моряк, герой керченско-феодосийского [161] десанта, не спешит с выводами, а просто информирует о том, что вчера вечером эсминец «Смышленый» с тремя сторожевыми катерами вышел из Новороссийска, сопровождая конвой в составе транспортов «Березина». «В. Чапаев» и тральщика «Тракторист», следовавший в Камыш-Бурун. В районе мыса Железный Рог, как и предусматривалось заданием, командир «Смышленого» капитан 3-го ранга Виктор Михайлович Шегула передал конвой командиру охранения от Керченской военно-морской базы, а сам, развернувшись на обратный курс, намеревался вернуться в Новороссийск. Вот тут-то и случилась беда - эсминец подорвался на мине. Не потеряв плавучести, корабль стал на якорь. Обо всем Шегула доложил командиру отряда.
«Харькову» следовало идти на помощь «Смышленому». Н. Е. Басистый и И. С. Прагер следовали с нами. Выйдя из Новороссийска около девяти часов, мы прибыли в район стоянки «Смышленого» через три часа и начали маневрирование на расстоянии пяти-шести миль, опасаясь минных полей.
Вообще, минная обстановка на Черном море была весьма запутанной. Минные заграждения ставили мы, ставил противник, причем фашисты недавно начали применять мины нового образца - гидроакустические. В непогоду мины срывало с якорей, волокло течениями. Карты минных полей быстро устаревали и, когда уже не отражали реальной минной обстановки, фарватеры прокладывали тральщики - шли по минным полям, образуя за собой чистые проходы. Вот и со «Смышленого» сообщили: требуются тральщики. На эсминце к тому времени вода затопила 1-ю машину и 2-е котельное отделение, но ход не был потерян - «Смышленый» вполне мог идти под одной машиной.
К пятнадцати часам из Керчи прибыли тральщики и приступили к тралению. Через три часа «Смышленый» вышел на чистую воду. Мы все с облегчением вздохнули. Особенно радовался за командира «Смышленого» Мельников. Шегула был женат на его сестре, и, конечно, наш командир переживал также и за родственника. Настали минуты и даже часы, когда все надеялись, что «Смышленый» будет спокойно отконвоирован в Новороссийск, станет там на ремонт и будет спасен. Тем более Шегула снова доложил, что в буксировке не нуждается, может идти самостоятельно со скоростью до восьми узлов. [162]
Басистый разрешил эсминцу следовать своим ходом. Этому благоприятствовала погода - был штиль. К тому же близились сумерки - время, когда торпедоносная авиация противника проявляла повышенную активность. Имея на буксире «Смышленого», лидеру «Харьков» все равно не удалось бы развить скорость больше восьми узлов, но зато, лишенный маневра, сам он мог бы стать жертвой вражеской авиации. Думается, командир отряда легких сил принял правильное решение.
Лидер «Харьков» возглавил отряд, корабли легли на курс в юго-восточном направлении с тем, чтобы в зависимости от состояния поврежденного корабля можно было зайти в одну из наших южных баз.
Море успокоилось, было тихо. Но вот раз, второй легла на воде рябь, изменившая ее цвет: начал задувать зюйд-вест. Примерно к восьми часам ветер усилился до пяти баллов, меняя направление к весту. Это уже не предвещало ничего хорошего, но корабли продолжали следовать своим курсом. Когда стемнело, командир «Смышленого» донес, что корабль плохо слушается руля. Еще часа через два новое донесение: «Корабль влево не разворачивается». Погода к этому времени совсем ухудшилась, вест-норд-вест задувал уже с силой до семи баллов, на море пять баллов, поднялась пурга, снизившая видимость до одного кабельтова.
После полуночи командиру «Харькова» было приказано взять «Смышленый» на буксир.
- Идите на ют, руководите подачей буксира, - коротко бросил Мельников.
Я видел, как он весь собрался, понимая, что предстоит нам нелегкое дело, да еще в такую погоду. Ветер и снег слепили глаза, с каждой минутой увеличивалась качка. «Харьков», развернувшись, совершил маневр для подачи буксира. С первой попытки мы подали на «Смышленый» бросательные концы, но при выборке они оборвались от сильного натяжения. Пришлось делать второй заход, а на все требовалось время. Волны уже перекатывались через верхнюю палубу, качка трепала оба корабля. Мы опять подали бросательные. На «Смышленом» подхватили один из них и начали вновь выбирать проводник, закрепленный за огон стального конца.
Со «Смышленого» кто-то, невидимый из-за метели, прокричал в рупор:
- Трос показался из воды! [163]
И вдруг подошла огромная волна, оба корабля накренились в разные стороны, проводник снова лопнул, и трос плюхнулся в воду. Все дальнейшие попытки взять «Смышленый» на буксир не увенчались успехом. Лидер «Харьков» кренило до критической отметки, на юте работать стало невозможно из-за угрозы быть смытым за борт: несколько человек из готовой команды были сбиты с ног волной и получили серьезные ушибы. Командир Шегула доносил: переборки не выдерживают, вода начинает поступать в другие помещения, топит первое котельное отделение. И все-таки, благодаря самоотверженным усилиям команды, «Смышленый» продолжал двигаться своим ходом. Лишь к утру, после того, как было затоплено 3-е котельное отделение, корабль потерял ход. При ветре вест-норд-вест в десять баллов и разбушевавшейся пурге «Смышленый» был отдан на милость стихиям.
С рассветом наступила трагическая развязка. В восемь часов семь минут набежавшей волной корабль накренило на борт, и он так и остался лежать. Люди скатывались по корпусу корабля в воду, а эсминец тут же стал погружаться вниз кормой, возвращаясь на ровный киль, затем быстро пошел под воду.
На вздымающихся гребнях волн держалось множество людей. У всех, конечно, еще была надежда на спасение: ведь рядом «Харьков», он поможет! Мельников сразу отдал команду направить корабль к плавающему экипажу с наветренной стороны, чтобы бортом сгладить крутые гребни волн. Мы рассчитывали, что некоторых из находящихся в воде крутая волна забросит на палубу, так как борт «Харькова» входил в воду, и волны перекатывались через нашу палубу. О спуске спасательных шлюпок не могло быть и речи.
Но случилось непредвиденное. Глубинные бомбы со «Смышленого» при большом дифференте начали скатываться с кормы и взрываться на глубине в опасной зоне от лидера «Харьков». От сильных гидравлических ударов у нас стали выходить из строя механизмы и приборы. После первого же взрыва из нактоуза вылетел магнитный компас, у рулевого сорвало репитер с гирокомпаса. «Харьков» с места не ушел, но и совершить до конца задуманное не удалось. После каждого взрыва на воде все меньше и меньше оставалось людей. Когда бомбы перестали рваться, на поверхности осталось всего несколько [164] человек, из них нам удалось спасти двоих краснофлотцев: сигнальщика Петра Тараторкина и артиллерийского электрика Николая Булыгина.
Более двух часов «Харьков» маневрировал в поиске людей, но спасать больше было некого. На одном из разворотов лидер на полном ходу врезался в гребень волны «девятого вала». Носовая часть не взошла на волну. Огромная масса воды прогнула палубу полубака, образовав трещину. Вертикальные подпоры палубы в кают-компании были согнуты в дугу. В Поти мы следовали только по волне, в такой жесточайший шторм идти против волны было весьма рискованно.