На ходовом мостике

В прикрытой горами бухте ветра почти не было, качка прекратилась. Получаем приказ швартоваться к Импортному причалу. Еще издали замечаем там оживление: бойцы выходят из укрытий и строятся в колонны, готовясь к немедленной посадке. А на самом причале нас поджидало несколько моряков, которые лихо приняли и закрепили наши швартовы.

Спущены дополнительные сходни и, как только были согласованы все вопросы с командованием маршевого пополнения, началась посадка личного состава и приемка боевых грузов. За полчаса мы приняли на борт 572 человека - бойцов и командиров - с принадлежащим им грузом и тотчас отошли от причала.

Стоило выйти в открытое море, как снова в снастях завыл ветер, захлопали парусиновые обвесы, а волны стегали в левый борт, обдавая брызгами всех, кто находился на верхних боевых постах. Началась сильная бортовая качка. Трудней всех пришлось бойцам маршевого пополнения, так как из-за ненастья они вынуждены были находиться в душных переполненных кубриках. [133]

Наступали вечерние сумерки. В это время обычно появляется воздушная разведка противника. По опыту мы уже знали: если разведчики засекут даже один корабль, идущий к Севастополю, то постараются не отставать от него ни днем, ни ночью. В темноте, периодически сбрасывая светящиеся авиабомбы, они держали в поле зрения корабль с тем, чтобы при подходе к Севастополю организовать удар с воздуха. Однако сегодня погода была неблагоприятной для разведчиков, высота облачности около четырехсот метров, да и видимость переменная, хотя вражеские гидросамолеты иногда появлялись и в такую погоду.

В открытом море непогода нас вполне устраивала, но все же при приближении к Севастополю возникли опасения: если видимость не улучшится, удастся ли нам успешно выйти во входной точке фарватера. Мельников счел целесообразным телеграфировать в Севастополь о высылке нам навстречу тральщика.

В обусловленном месте тральщик мы не выявили. К счастью, видимость в этом районе оказалась достаточной, чтобы заметить створные огни и, определившись, выйти на ось фарватера. Обнаружили высланный тральщик лишь через час, он шел нам навстречу, когда лидер уверенно держался фарватера.

Севастополь погружен в непроглядную тьму, даже подслеповатые мигалки на буях входных ворот отключены. Заходим в Южную бухту и лагом швартуемся к Минной стенке. Это традиционная стоянка миноносцев, куда они всегда швартовались кормой. Теперь Минная стенка осиротела, возле нее ни одного корабля, потому-то и есть возможность стать к ней лагом. Нам это выгодно: быстрее высадим бойцов маршевого пополнения, а при необходимости сможем повести артиллерийскую стрельбу всеми бортовыми орудиями по наиболее важным фланговым направлениям.

Едва ошвартовались, как на корабле и причале все пришло в движение. Бойцы, быстро сбежав по нескольким сходням на стенку, тут же строились в колонны и форсированным маршем уходили в темноту, груз дружно перекладывали на машины и отправляли вслед. На корабле появился краснофлотец с телефонным аппаратом, через минуту была установлена прямая связь с командным пунктом флагманского артиллериста капитана 1-го ранга А. А. Руля и представителя штаба ПВО Севастопольского [134] оборонительного района. Нам отвели сектор стрельбы, а зенитные батареи «Харькова» включили в систему противовоздушной обороны. В этом сказался конкретный опыт обороны Одессы по использованию корабельной артиллерии.

Совместными усилиями флагманских артиллеристов флота и штаба эскадры Августа Андреевича Руля и Алексея Ивановича Каткова, а также с помощью гидроотдела флота в главной базе было оборудовано одиннадцать номерных позиций, с достаточной точностью нанесенных на карты. Каждая из них обеспечивалась ориентирами наводки для ведения дневных и ночных стрельб, а также телефонной связью корабля с управляющим стрельбой и корректировочными постами. База располагала тремя корректировочными группами, хороша подготовленными, знающими условия местности, боевую обстановку в секторах, способных уверенно вести корректировку огня. Для огневого взаимодействия корабельной и береговой артиллерии штабами береговой обороны и эскадры было выработано специальное наставление. Все это ощутимо повысило эффективность артобстрела противника корабельной артиллерией. Вскоре мы в этом убедились на практике.

Еще не успели покинуть корабль последние подразделения маршевого пополнения, как в штурманской рубке, где был установлен телефон связи с флагартом флота, раздался звонок. Август Андреевич приглашал на связь командира БЧ-2 Навроцкого. Догадаться было нетрудно: предстоят стрельбы. Через несколько минут Навроцкий и Телятников уже производили расчеты на стрельбу по живой силе противника в районе селения Алсу, расположенном примерно в восемнадцати километрах к юго-востоку от Севастополя.

По сигналу боевой тревоги артиллерийские расчеты занимают места, и в считанные секунды снаряды летят на головы врага. Корпост сообщает: падение наших снарядов видно хорошо. Вносит небольшие корректуры и просит огня на поражение. У орудий сигнал управляющего огнем «на поражение» неизменно вызывает подъем. Сквозь дым видно, как сноровисто действуют расчеты.

- Стрельба идет успешно. У противника большие потери.

Это сообщение корпоста радует всех - и тех, кто стоит на ходовом мостике, и трюмных, а особенно артиллеристов. [135] Когда дали отбой, по трансляции раздается голос комиссара корабля. Он говорит о меткости наших артиллеристов, об уроне, нанесенном фашистам нашей стрельбой.

В течение суток еще дважды открываем огонь, стоя у Минной стенки. Затем под буксирами переходим к холодильнику и оттуда ведем стрельбу уже по селению Дуванкой, расположенному в семнадцати километрах к северо-западу от Севастополя. Объект для удара - мотомехчасти противника.

Вскоре после окончания нашей стрельбы фашисты предприняли огневой налет на Южную бухту. Временами резкий треск от разрывов снарядов слышался совсем близко от корабля. Видимо, враг приметил место стоянки «Харькова» по языкам яркооранжевого пламени из стволов орудий. Считалось, что мы вели стрельбу беспламенными зарядами, но качество пламегасителей оказалось невысоким, яркие проблески огня в темноте не только ослепляли всех на верхней палубе, но и демаскировали корабль.

Около 22 часов обхожу корабль, проверяю надежность стоянки, охрану и боеготовность. Из-за дверей кают-компании слышны оживленные голоса. Здесь все еще обсуждаются результаты стрельб, кое-кто пьет чай. Время позднее, но расходиться командирам не хочется, они всячески стараются продлить приятные минуты. Предлагаю все-таки разойтись и отдохнуть, через несколько часов ожидаются новые стрельбы. Сам также иду в каюту и, не раздеваясь, ложусь на койку. До слуха по-прежнему доносятся ухающие разрывы снарядов, обстрел бухты продолжается. Сколько времени я провел в каюте, не припомню, но вдруг сильный взрыв в носовой части корабля подбрасывает меня на койке, корпус лидера вздрагивает. Вскакиваю и пытаюсь включить свет. Света нет. Хватаю со стола фонарик и бегу в коридор. Здесь ничего не видно даже с фонарем из-за валящего из дверей кают-компании дыма. На корабле уже сыграна аварийная тревога. Навстречу бегут краснофлотцы носовой аварийной группы во главе с боцманом Штепиным.

- Что случилось?

- Снаряд попал в броневой щит носового 130-мм орудия. Есть повреждения осколками, но люди целы, - на ходу докладывает боцман, пока его команда проветривает кают-компанию. [136]

Замечаю, что мебель, на которой только что сидели командиры, разбита в мелкие щепки. Поднимаюсь на верхнюю палубу. Да, так и есть. Носовое орудие № 1 выведено из строя, повреждено орудие № 2, осколками пробита палуба над кают-компанией и командирской каютой. Мельников находится здесь же. За минуту до взрыва он вышел из каюты. В эту ночь дежурил по кораблю начальник службы снабжения В. З. Пасенчук. Время от времени он входил в каюту Мельникова и докладывал об обстреле базы и местах падения снарядов. Когда снаряды начали рваться рядом с нашей стоянкой, Пасенчук попросил разрешения у командира сыграть боевую тревогу. Однако Мельников не спешил, поскольку местонахождение батареи противника неизвестно, следовательно ответить своим огнем мы не можем, а вот личный состав верхних боевых постов может пострадать от осколков. Наконец, Мельников решил подняться наверх, чтобы самому разобраться в обстановке. Подымись он на несколько мгновений позже, не миновать беды - осколком снаряда пробило переборку в самом изголовье койки. К счастью, никто не пострадал. Даже находившийся в момент попадания снаряда с противоположной стороны броневого щита краснофлотец Мишкин отделался несколькими дырами на брюках, не получив ни единой царапины.