Страница 20 из 31
Когда я вернулся с той памятной для меня разведки, мой продырявленный Ил поставили на ремонт, и я остался без самолета.
В это время перед полком была поставлена задача: провести воздушную разведку в районе Клуж - Турда. Ее выполнение поручили командиру звена Георгию Георгиевичу Ковалерскому в паре с младшим лейтенантом Павлом Михайловичем Банниковым.
Ребята улетели. Ждем-пождем, проходит час, другой - их все нет. Мы, свободные летчики, собрались у командного пункта полка, но и там ничего не знали о судьбе ребят, и каждый из нас думал одно и то же: по всем расчетам, у них давно уже кончилось горючее… Значит, погибли?… [106]
Мы знали, что на наш участок фронта гитлеровцы подбросили отборную группу истребителей-асов «удет», их самолеты для устрашения были размалеваны под драконов, одного такого «дракона» мне уже приходилось на днях встретить в воздухе… Эти немецкие летчики дрались в воздухе хладнокровно и отчаянно, и если Ковалерский с Банниковым подвернулись им под руку, то вряд ли уцелели…
Ковалерский и его воздушный стрелок через двое суток пришли пешком, оставив подбитый самолет на месте вынужденной посадки, совершенной ими на территории, занятой нашими войсками. Банников, по словам Ковалерского, был сбит зениткой и упал в районе разведки.
Долго мы ничего не знали о его судьбе, и лишь 14 мая 1945 года он объявился в полку. Павел рассказал, что в тот злополучный день выбросился с парашютом из сбитого самолета, и немцы его взяли в плен. Побывал в разных концлагерях. После победы он бросился разыскивать нас. Разыскал, но в полку его не оставили, а направили в спецлагерь. Выйдя оттуда, Павел хотел снова летать, но его не приняли ни в военную, ни в полярную, ни в гражданскую авиацию: на нем стояло клеймо - был в плену. Пришлось ему идти в электромонтеры да сантехники. Одним словом, хлебнул человек горя - и в войну и после войны…
* * *
Бои на нашем участке фронта приняли напряженный затяжной характер. Ежедневно все летчики полка выполняли по три-четыре вылета. Погода испортилась, часто шли дожди, гремели грозы, облачность прижимала к земле, осадки в виде густой пелены исключали возможность найти объект, подлежащий бомбометанию и штурмовке. Иногда приходилось всей боевой группой «виражить», то есть летать по кругу где-то в стороне, над открытой местностью, в ожидании, когда над районом заданной цели разойдутся грозовые облака. При этом вхолостую расходовалось горючее, и мы зачастую возвращались домой с [107] почти пустыми баками или совершали вынужденные посадки на запасных аэродромах.
Случались и такие вылеты, когда в интересах наземных войск мы буквально зависали над вражескими позициями на 20-30 минут, выполняя требования авиационных представителей и командования с пунктов наведения, расположенных вблизи окопавшегося противника. Такое длительное пребывание в зоне огня не только зенитных батарей, но и всех иных огневых средств противника, направленных на нас с земли, заставляло изворачиваться, применять особые виды маневра. Так, чтобы лишить зенитчиков возможности пристреляться к нам, сбить их расчеты, обмануть наводчиков, мы на повторных заходах внезапно изменяли направление боевого курса и сторону разворота на выходе из пикирования. Этот вид маневра был возможен лишь в группе с отличной слетанностью, требовал неослабного внимания, осмотрительности, высокой дисциплины каждого летчика и, конечно же, умело управляющего группой командира. Маневр получил название «восьмерка». И действительно, если изобразить его графически в горизонтальной плоскости, получится фигура, похожая на восьмерку, в центре которой, на пересечении линий, - атакуемый объект.
На венгерской земле
16 октября полк приземлился на полевом аэродроме близ венгерского города Сарваш, в сорока с небольшим километрах от Тиссы, по которой проходила теперь линия фронта. Аэродром представлял из себя огромное ровное поле с открытым во все стороны горизонтом. Охраняла наше расположение батарея сорокапятимиллиметровых зениток.
С каждым днем становилось прохладнее, поплыли осенние слоистые облака, часто моросил дождь, но всякий [108] раз, когда в облаках появлялся хоть малейший просвет - оттуда выскакивала одна или две пары «мессершмиттов». Сбросив груз бомб и кассет с мелкими бомбами-«лягушками», постреляв, истребители скрывались в облаках.
Непоправимого вреда эти налеты не причиняли, но досаждали нам изрядно: то осколками бомб пробьет резину колес или обшивку самолета, то исковыряет воронками летное поле. Однажды осколком ранило мастера авиавооружения Галину Беляеву. А главное, мы были в постоянном напряжении: поди узнай, когда заявятся эти «гости»…
Один из таких налетов запомнился особо. В этот день наш полк посетил командир корпуса генерал Василий Васильевич Степичев.
«Мессершмитты» появились как раз в то время, когда с аэродрома взлетела 3-я эскадрилья во главе с Мишей Никитиным. Остальные эскадрильи стояли в готовности для вылета по вызову наземного командования, поэтому мы находились возле КП полка. Видим - подъезжает «виллис», в нем - генерал Степичев.
А тут - налет!
Первая атака вражеских истребителей на наши самолеты успеха не имела: 3-я эскадрилья взлетела благополучно. Второй заход «мессеров» был направлен на самолетные стоянки и КП, расположенный в землянке.
Вынырнув из-за облаков, четверка истребителей цепочкой друг за другом с воем неслась к земле, казалось, точнехонько на КП, а генерал невозмутимо стоял во весь рост у входа в землянку, в то время как все мы попрятались в щель. За все время атаки генерал сделал один-единственный жест: безнадежно махнул рукой на безрезультатную стрельбу отрывисто лаявших зениток, прикрывавших аэродром. Раздавались хлопки взрывов, свистели осколки, загорелся ближайший к КП самолет…
Когда истребители скрылись за облаками, первым к горящему самолету подбежал авиамеханик лейтенант Вода. [109] Он загребал ведром землю в отрытой рядом с самолетом щели, взбирался по стремянке к мотору и сыпал землю на огонь. Раз, другой, третий… Но горящее масло все же стекало по капоту мотора к крылу, а там - бомболюки. Вот-вот рванет!… На помощь механику подоспели товарищи, пожар удалось потушить.
Третьей атаки не последовало. Все было тихо. Солдаты аэродромной команды принялись засыпать грунтом и трамбовать воронки на летном поле.
Генерал приказал позвать лейтенанта Воду. Тот прибежал на КП. Генерал сказал:
- За смелость и самоотверженные действия в боевой обстановке, проявленные при ликвидации на самолете пожара, грозящего взрывом, от имени Президиума Верховного Совета СССР награждаю вас орденом Славы III степени.
Отпустив механика, он повернулся к начальнику штаба полка гвардии подполковнику Василию Георгиевичу Жильцову:
- А вам, товарищ гвардии подполковник, следует распорядиться - переставить зенитную пушку от хутора на более выгодную позицию: разве не ясно, что огонь будет более действенным с северного и южного направлений?
Генерал уехал. Глядя вслед его машине, я невольно подумал: не была ли его выдержка перед лицом смертельной опасности просто бравадой? Но хорошенько поразмыслив, понял, что спокойная уверенность генерала Степичева не была показной. В самом деле, немцы не стали бы сбрасывать мелкие бомбы на землянку КП с мощным перекрытием, их цель - самолеты. Было очевидно, что траектория пикирования «мессеров» направлена на самолеты позади землянки, и даже если допустить, что пилот запоздает с нажатием на боевую кнопку, все равно бомбы упадут позади траектории пикирования на величину относа, то есть на значительное расстояние. А в случае более грубой [110] ошибки немецкого пилота опасность для человека, стоящего за землянкой, не так уж велика: известно, что у осколков осколочных бомб разлет настильный. Ну, а если бы… Тогда это было бы случайностью, а ее учесть невозможно, тем более на войне…