Страница 19 из 31
Так оно и было: 15 сентября мы начали перебазироваться на аэродром Брашов. [101]
Наш путь пролегал над Восточными Карпатами, слева виднелись вершины Трансильванских Альп. Над Карпатами, покрытыми густыми лесными массивами, клубился туман, здесь царило величавое спокойствие и ничто не напоминало о войне.
За перевалом нам открылась панорама, которой нельзя было не залюбоваться: обширная изумрудно-зеленая долина, словно все еще продолжалось цветущее лето. В глубокой котловине у подножия Альп приютился Брашов, горы, окаймлявшие этот уютный городок, подобно каменной подкове, круто обрывались, оставляя открытый выход в долину, и город, в этот ранний утренний час освещенный лучами восходящего солнца, только краешком выдавал свое присутствие среди гор.
Местом нашего базирования оказался полевой аэродром в нескольких километрах к северо-востоку от Брашова, у села Прешмер. Он представлял собою большой луг и особенно запомнился тем, что в пяти-шести километрах от него возвышалась гора, которая очень смущала летчиков: при взлете и посадке так и казалось, что вот-вот врежешься в нее или зацепишься за верхушку.
С первых же дней нового базирования усиленно работали полковые разведчики, систематически вылетали звенья и шестерки для нанесения удара по отступающему противнику.
И все же у нас хватило времени ознакомиться с новым краем, в который забросила война, и увидеть, что он заметно отличается от уже знакомых нам районов Румынии. Здесь, в долине, укрытой горами от горячих суховеев, оказалось больше влаги и тепла. Даже во второй половине сентября еще нигде не было видно золотых красок осени, кругом свежая зеленая листва.
Чувствовалось, что это зажиточный край. Все деревенские постройки сложены крепко, словно на века; черепичные крыши, оштукатуренные стены, на окнах - жалюзи. Хозяйственные постройки на подворьях тоже отличаются [102] добротностью, только хранилища для кукурузных початков, по традиции, сооружены из хвороста и жердей в виде узких закромов. В каждом дворе вдоволь скота и птицы.
Этот край не знал войны. Она лишь тенью промелькнула здесь, когда по местным дорогам поспешно отступали немецкие колонны, а по пятам за ними двигались советские войска. Похоже на то, что мы были первыми военными, обосновавшимися здесь на какое-то время: жители, обыденно занимаясь своими делами, не выказывали ни малейшего беспокойства от такого соседства. Вероятно, их не коснулась гитлеровская пропаганда, запугивающая мирное население угрозой красного террора: фашисты не ждали не гадали, что Советская Армия достигнет и этого райского уголка.
Как- то раз слышим, замполит Лозичный созывает нас:
- Давай, братва, к автобусу - поедем в Брашов, проветримся!
Уговаривать нас не пришлось.
Брашов - чистый красивый город с узкими улицами, от которых веет далекой стариной. В центре за стеклами витрин выставлены всевозможные товары: ткани и обувь, ковры и фарфор; лавки мясные и фруктовые… Но в магазинах и лавках почти не видно покупателей: дороговизна и денежная инфляция. Повсюду пестреют зазывные вывески баров, кафе, ресторанов, отелей, парикмахерских, ателье фотографов и портных - в таких заведениях заметно кое-какое оживление.
В тот теплый солнечный день город выглядел по-курортному беспечным. На улицах - ярко, пестро одетая публика. Наше особое внимание привлекали, разумеется, девушки, почти все они казались красавицами, и немудрено: с легким загаром на лицах, искусно причесанные, в легких полупрозрачных платьях, обутые в изящные босоножки на высоких каблучках… Глядя на них, мы невольно-вспомнили наших полковых девчат, которые несли аэродромную службу и чей удел - ежедневный нелегкий труд, [103] постоянная - иной раз смертельная - опасность… Они тоже молоды, наверное, им тоже хотелось бы носить красивые платья и обувь, но приходится изо дня в день надевать военную форму, натягивать кирзовые сапоги…
Переговорив между собой, мы тут же попросили Лозичного разрешить нам собрать со всех желающих офицеров часть полученных нами румынских лей - и отдать их нашим девчатам: пусть принарядятся.
Лозичному очень понравилась эта идея, и в тот же день, на том же автобусе он еще раз побывал в Брашове - на этот раз вместе с нашими однополчанками. Вечером на танцах мы едва их узнали: каждая из девушек чудесным образом преобразилась, словно Золушка из сказки…
… К исходу 21 сентября военно-транспортный самолет Ли-2 поднял передовую команду полка, следом двинулась в ночь техническая команда на грузовиках, а утром эскадрильи перелетели на аэродром Фегераш. Здесь в дальнем углу летного поля стояло несколько Ю-88 - немецких двухмоторных бомбардировщиков румынской авиационной части. 1-й румынский смешанный авиакорпус, состоящий из семи авиагрупп, уже находился в оперативном подчинении 5-й воздушной армии. Командовал им дивизионный генерал Ионэску, можно сказать, мой старый знакомый…
Передовая команда встретила нас на аэродроме, а вслед за нами прилетел офицер оперативного отдела штаба дивизии с боевым распоряжением и со свежими данными о противнике.
Группы самолетов незамедлительно вылетели в районы Турды и Клужа, где наши войска встретили наиболее организованное сопротивление гитлеровцев, получивших к тому времени значительное подкрепление и осевших на рубеже, заранее подготовленном в инженерно-саперном отношении.
Нашими целями для поражения были в основном артиллерия на огневых позициях и минометы, а также танки, [104] которые из-за отсутствия горючего стояли полузарытыми! в землю и применялись как артиллерийские установки: били прямой наводкой по самолетам, летящим на малом высоте.
Бои развернулись на весьма своеобразной местности: вся она была пересечена глубокими лощинами и оврагами, всюду стояли копны и скирды скошенных хлебов - за ними и под ними немцы укрывали боевую технику. От нас требовалось повышенное внимание, чтобы не обмануться и своевременно обнаружить замаскировавшегося врага. Мне пришлось убедиться в этом на собственном опыте.
Я выполнял воздушную разведку войск и техники противника в заданном районе. Немцы вели по нас интенсивный огонь зенитной артиллерии среднего калибра, так что приходилось непрерывно выполнять противозенитный маневр. Вместе с тем я внимательно вглядывался в местность, но не мог обнаружить ничего существенного. Единственно, что привлекло мое внимание, - это тесно стоявшие копны (их было не меньше полусотни) на пологом, склоне бугра.
«Дай- ка, -думаю, - проверю огнем».
Только ударил по копнам, как вдруг внизу все ожило: под копнами, оказывается, скрывались танки, а зенитки открыли такой шквальный огонь, что небу стало жарко. Один бронебойный снаряд крупного калибра пропорол насквозь центроплан моего самолета рядом с кабиной.
Слышу голос руководителя полетом с пункта управления:
- Клевцов, будьте внимательны, вас обстреливают зенитки.
Отвечаю:
- Зенитки лупят нас беспрерывно с самого начала, уже здорово продырявили мой самолет.
Все разведданные я сразу же передал по радио на пункт управления - это позволило наземным войскам своевременно подготовиться и отразить танковую контратаку противника. [105] Но немцы, подбросив крупные резервы, упорно продолжали контратаковать, стремясь выбить наши войска из города Турды. На поддержку наземных частей были направлены наши и румынские летчики; совместными усилиями положение спасли.
В тот раз мы впервые встретились в воздухе с румынскими летчиками как союзники, и сразу обнаружились трудности во взаимодействии. Дело в том, что румыны летали на самолетах немецкой конструкции, а мы привыкли определять в воздухе, «свой» или «чужой», прежде всего по силуэту, по конфигурации машины, так как опознавательные знаки видны только с близкого расстояния. Немецкий «юнкерс», «мессер» или «фоккер» можно было посчитать за румынский самолет и за свою ошибку поплатиться жизнью; и наоборот, приняв за немца румына, можно его сбить. Учтя все это, командование во избежание недоразумений решило развести нас во времени: в течение определенных двух-трех часов в воздух поднимались только румыны, в остальное время суток - наши. Надо сказать, что румынские летчики вели себя мужественно, старались ни в чем не отставать от нас и нанесли немцам немалый урон.