Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 13



Васятка очень серьёзно кивнул. О том, что родственник знается с лесным народцем, в Осиновке давным-давно ведали. Для взрослых это не было чем-то удивительным, но в глазах детворы добавляло личности знахаря ещё большего ореола загадочности и дополнительных поводов его опасаться.

Прихватив свой деревянный меч (а как же воину в дальнем походе — да без оружия?), Васятка вышел из избы.

— Эй, ну что, мы будем доигрывать? — нетерпеливо окликнул его сидевший на соседском заборе Ингвар, закадычный приятель с урманского конца.

— Не, — важно, гордясь предстоящей миссией, ответил Васятка. — Не получится. Мамка велела в Персюки сходить, до дядьки Алишера! — знахаря он упомянул для вящей солидности — Во, видишь? — показал он узелок. — Отнести велела.

— У-у-у-у-у… — протянул приятель одновременно с разочарованием, уважением и завистью. Он-то понимал, что его самого родители вряд ли отпустят сопровождать дружка в столь увлекательном походе. Буквально только что ему всучили для присмотра младшую сестрёнку, которая теперь возилась неподалёку, пытаясь превратить жирного, разомлевшего на солнышке соседского кота в верховую лошадь для одной из своих тряпичных кукол.

Не то, чтобы Ингвар не любил нянчиться с мелкой — нет, шестилетняя Йоля — или, по-местному, Ёлка — была на редкость разумным и всё понимающим человечком, не доставляющим особых хлопот. Временами приятели даже брали её в свои игры. Но Ингвар считал, что путешествие на лесной хутор, где живёт овеянный слухами, один другого невероятнее, знахарь — совсем не девчачье дело.

Правда, Йоля, кажется, была на этот счёт иного мнения. Услышав, куда собрался приятель старшего брата, девочка тут же оставила в покое несчастного мышелова и подбежала к мальчишкам.

— Ты идёшь в Персюки? — дёрнула она Васятку за рукав. — Возьмёшь нас с собой?

— Ёлка! — грозно прикрикнул брат и, нахмурившись, показал ей кулак.

— А чего Ёлка, чего сразу Ёлка? — надула губки девочка, начисто проигнорировав его жест и тон, — Как вам, мальчишкам, так можно, а как мне… Между прочим, Огнива с кривичанского подворья давеча хвалилась новой куклой, что ей тётя Шехназ пошила! А у Затеи, её сестры, новые серёжки появились, тётя Шехназ её научила, как делать! Я тоже хочу так научиться! Ну И-и-ингва-а-ар! — заканючила она, — Ты ведь давно обещался меня туда сводить! И всё никак не сводишь!

— Да ты и молотка-то в руке не удержишь! — отмахнулся брат. — Серёжки ей делать учиться, вот тоже придумала!.. А что до Персюков — так это надо у взрослых спрашиваться!

— Ну так спросись! — упёрла руки в бока Йоля с таким видом, будто была крайне поражена братовой бестолковостью. — А то только болтаешь! Воин ты или нет?

— Тьфу на тебя, девка! — в сердцах плюнул Ингвар. Васятка давно заметил, что грозной взрослой суровости у друга, старавшегося держать сестру в строгости, обычно надолго не хватало. Не по возрасту разумная и не по чину боевая девчушка очень хорошо умела вертеть старшим братом!

Осторожно покосившись на приятеля — не смеётся ли над ним? — Ингвар спросил:

— Мы можем пойти с тобой — если родители разрешат?

— А то ж нет! — обрадовался Васятка. — В компании и путь веселее!

— Тогда пригляди немного за этой трещоткой? Я до своих сгоняю, ага?

— Ага!



Ингвар умчался, вздымая босыми пятками уличную пыль и распугивая копошившихся в ней кур.

— У меня вот даже и бусинки для серёжек есть! — радостно поделилась с Васяткой Йоля. Покопавшись в поясном кармашке-лакомнике, она что-то из него выудила и протянула мальчику раскрытую ладошку. — Вот! Отец с ярмарки привёз! Правда красивые?

На ладони её блестели, переливались стеклянными гранями две нарядные синие бусины величиной с крупную фасолину.

— Красивые, — согласился Васятка. — Небось, дорогие?

— Отец за них цивилам аж целый лосячий окорок отдал! — важно произнесла девочка, бережно пряча свои богатства обратно в лакомник. — А окорок этот и рога от лося сменял у эльфов на котёнка от Белолапы.

Мальчик понимающе округлил глаза и присвистнул. Да, покупка была очень дорогая! Белолапа из дома Ингвара и Йоли славилась по всей Осиновке и за её пределами как лучшая в округе кошка-крысоловка. Котят её всегда охотно разбирали, едва они только приучались матерью к охоте. И ещё ни разу никто из их владельцев не жаловался.

Цивилами в Осиновке называли жителей Буянова — села, лежавшего по ту сторону леса. Откуда повелось такое название — Васятка не ведал. Цивилы говорили на том же языке, что и в Осиновке, но одевались иначе, не пользовались доспехами и мечами, да и обычаи блюли иные — хоть в чём-то и схожие с укладом осиновцев.

Васятка несколько раз бывал с родителями в Буянове. Те время от времени ездили туда — на ярмарку и в церковь. В Осиновке церкви не было, но зато были капища, где другие жители деревни молились кто Одину, кто Роду, кто ещё каким иным богам.

Несмотря на столь разные веры и обычаи, отношения между Осиновкой и Буяновым были вполне добрососедскими. Жили-то, почитай, сообща — из одной реки рыбу ловили, в один и тот же лес по грибы-ягоды да на охоту ходили. Как тут враждовать? Да и торговали друг с другом помаленьку, за новостями и в гости к соседям бегали, а то, случалось, и роднились даже. Что, впрочем, ничуть не мешало острословам с обеих сторон зубоскалить по поводу чудного уклада жизни соседей… ну так на то они и соседские отношения!

На дороге показался встрёпанный и запыхавшийся Ингвар.

— Разрешили! — уже издали радостно крикнул он. — Ёлка, живо собирай своих кукол-шмукол, мы идём в Персюки!

— Ура-а-а! — завопила девочка и кинулась запихивать глазастых любимиц в висевшую через плечо холщовую котомку.

Лес между Буяновым и Осиновкой считался почти не опасным. Дикое зверьё предпочитало держаться в его глубине и на окраины совалось не особо охотно. Конечно, бывали и потравы полей, когда кабаны или лоси выбирались из чащи и нагло паслись среди посевов, и случаи, когда оголодавшие волки задирали чью-нибудь овцу или корову, но массовых опустошительных набегов не случалось уже лет десять-пятнадцать. Численность расплодившегося было после Судного Дня зверья надёжно сдерживали в разумных пределах как осиновские и буяновские охотники, так и жившие в лесной чаще лешие с кикиморами да эльфы.

Судный День или, как говорили в урманском конце, Рагнарёк, случился давно, лет так двадцать назад. Васятки тогда ещё и не было на свете, но взрослые очень хорошо помнили те времена и рассказывали детям истории одна другой страшнее. Тут тебе и рушащееся на голову пылающее небо, и плавящаяся земля, и целые города, словно сметённые с лица матушки-земли одним взмахом чудовищной палицы неведомого богатыря, и горы обугленных трупов, и незримая смерть, косившая людей и зверьё потом, годы спустя…

К счастью, эти места Рагнарёк не затронул. Взрослые говорили, что рушить в эдакой глухомани было просто нечего, потому Безносая и пронеслась мимо, лишь коснувшись этой земли краем своего савана. Но и этого хватило.

Васятка слышал от взрослых, что раньше, до Судного Дня, в Осиновке никто не жил. Да и Буяново стояло не особо населённое — так, доживали свой век в трёх-четырёх избах несколько стариков-цивилов, да летом и на праздники наезжали из города их дети и внуки со своими детьми. Нынешнее население Осиновки тоже ранее жило не здесь, а кто где. В основном, их родными местами были какие-то далёкие города и страны, о которых теперешнее поколение слышало только из рассказов родителей, больше напоминавших сказки. Некогда все эти люди собрались в осиновском лесу на какой-то великий многодневный сход, или, по-урмански, альтинг. То ли князя-конунга над собой выбирали, то ли праздновали чего-то — Васятка так и не понял. Но Судный День случился как раз в те дни.

Отец рассказывал, что, пережив Рагнарёк, некоторые люди пытались вернуться в свои родные места, отыскать родичей… Они уходили из Леса, где укрылись от Судного Дня и его последствий участники Схода, уходили — чтобы через некоторое время вернуться… или не вернуться вовсе. Многие из тех, кто возвращался, потом умирали от непонятной хвори — умирали долго, мучительно, страшно… Именно они принесли в Лес вести о разрушенных городах, обугленных или рассыпавшихся в прах трупах их жителей, о царящем среди редких выживших ужасе, безумии и страшных в своём отчаянии и жестокости попытках выжить, выползти, выцарапаться…