Маркета Лазарова

Они провели последнюю свою бессонную ночь, и Александра была поблизости. Утром они простились, Маркете пора было отправляться в путь и выйти из леса. И опять противится она этому, снова умоляет позволить ей остаться или хотя бы проводить Миколаша до скалы под названием Дивина. Возлюбленный согласился. Кони их, пощипывая траву, шли неторопливо, а вот конь Александры мчался вскачь. Нетерпеливая наездница гнала его вперед, даже не оглядываясь на приятельницу. Александра спешит, хотя ей некуда торопиться. Душа ее мрачнее тучи.

Там, где нужно искать ядрышко существа, ядро подсознательного, ядро чувствования, видения и слышания, ядрышко речи, различной у всех, ядрышко окрашенности, неповторимости и сходства, в том месте, там, в таинственной области тела, она слышала шелест и напрасные слова, повторяемые в минуты бессилия и слабости. Как часто мы хотим выразить невыразимое, как часто стремимся вместить в единое мгновенье то, что пребывает вне времени. Вы, стародавние повести о путешествиях в глубь собственного сердца, вы, были и небылицы, помогите ей открыть плотины речи! Пусть хоть одно робкое словечко скатится на ее язык!

Ах, Александра разговаривает сама с собой, и речь ее полна воспоминаний о превратностях, случившихся очень далеко. О, вошедшая в легенды скорбь влюбленных!

Приблизительно через час езды услышала Александра какой-то звук. Прислушалась; пожалуй, это не кабанье похрюкиванье и не волчий вой. Похоже, что всхлипывает человек. Сжав дубинку, подъезжает Александра к зарослям.

Боже мой, какая нежданная встреча!

Вы полагаете, что она увидела серну, обгладывающую почки ивы? Либо пасечника-медведя? Или рысь, трудящуюся над остатками вороньих потрохов?

Это Кристиан! Обезумевший Кристиан, гложущий свои пальцы.

Александра, остановившись, ждала, что будет дальше. Смятенье, страх, прилив любви, волны гнева, гнев и любовь преображают несчастную, подобно тому как тучи и солнечный свет преображают скалу. Похоже, будто она хочет обнять своего жениха и прильнуть к нему, теперь уже навсегда.

Считается, будто поступки людей — это зеркало их души. Какая отвратительная ложь! То, что есть в наших мыслях неведомого, жестокого, дикого, то кровавое, чудовищное, устрашающее заставляет живую статую машинально взмахнуть мечом; вот теперь это исступление мысли и тела направляет руку Александры.

Стало так, что Кристиан лишился рассудка. Он лежит в кустах. Лихорадка покрыла болячками его губы. Он хрипит, он кричит, но звуки эти не напоминают человеческой речи, и я не слышу в их потоке имени Александры. Несчастный Кристиан! Лик его — это лик обреченного. Он бледен, взгляд у него застывший. Это взгляд убийц, еретиков и безбожников, это взгляд сыча. У него по-собачьи обвисшие уголки губ и прожорливое слюнявое хайло борова, у него заострившийся, подвижный нос безумца, лишенного ясного рассудка. Он заламывает руки и кричит криком.

Вы, конечно, уже не сомневаетесь, что святая троица оставила его своею милостию. Но Александре туманит мозг гнев и нестерпимая обида. Она свирепее вас на силу своего гнева. Подняв дубинку, она продвигалась вперед, ни о чем не спрашивала и не рассуждала, а в потрясении или приступе злобы навела удар на главу безумца. Кристиан рухнул да так и остался лежать, прижав сомкнутые руки к губам. И вскоре умер.

Ах, как тесно переплелись судьбы обоих влюбленных! Мечтали они жить вместе, однако недостаточная крепость и слабодушие супруга стали причиной того, что и супругу теперь поглотит геенна огненная. А он уже заплатил за все своей земной жизнью.

Однако едва Кристиан испустил дух, страшные чары распались. Александра прозрела и вновь увидела возлюбленного таким, каким он был. Увидела она, что он прелестен и очень мил, увидела, что приняла грех на душу, и грозная мука и нежнейшая любовь повергают ее к ногам убиенного. Обнимает она бездыханное тело и обливается слезами; мертвец кивает безвольно головою, и две слезинки выкатываются из-под его век.

Какое поражение, о гении речи! Эти любовники двух слов не сказали меж собой, ибо ни один не знал родного языка другого; они безмолвствовали и, держась за руки, вели разговор лишь вздохами, да поцелуями, да касаниями тела. Как невыразительны слова, как невыразима поэзия любви!

Но услышьте органы скорби. Смерть вырвала их языки, как овечек из колючего кустарника. Вдова и убивица разговаривает на языке, понятном всем, и мертвый чертит прощение пальцем на своем саване.

Немного погодя Миколаш и Маркета Лазарова добрались до места, где разыгралась трагедия. Подняли Александру и привели ее в чувство настолько, что она смогла заговорить. Но не в силах она отвечать на вопросы и плачет. Миколаш связал ей руки и похоронил Кристиана против ее воли. Не мог он иначе. Прочитал молитву, которой Александра не вторила, припомнил случаи, дающие утешение, но ни то, ни другое не помогло. И тут ему померещилось, будто лесные тени укрывают таинственное пространство, полное чудищ. Душа его исполнилась ужаса и затрепетала от страха. Он перебросился с Маркетой несколькими словами, и та согласилась с ним. Ее пугало это общение живой и мертвого, ей было жутко, как бывает жутко спящему, на узкое ложе которого прилег вурдалак. Она громко читала молитву.

Лес не прекращал своего зодчества; прикладывая тень к тени, он возводил купол темноты и снова разрушал его. Время близилось к десяти, и тут поднялась волна света, подобная радости. Миколаш, Маркета и Александра твердили имя божие и имя Кристиана. И вдруг в столбе света возникла серна с пучком зимней травы в губах. Взглянула она на грешника, постояла немножко, и, воплощая в себе свежесть лесного животного, неслышно исчезла.

Мертвый был погребен. Маркета оторвала подружку от свежей могилы и сказала:

«Пойдем со мной в Оборжиште, Александра, печаль да беда — вот наш удел. Совершила ты страшное дело, да не страшнее ли грех мой? Ты плачешь, но рыдания твои все тише и тише, ты плачешь с кротостию, а мое сердце не знает очищения. Пойдем со мною, пойдем, будто слепцы, они всегда ходят вдвоем. Грех твой содеян, а я в нем пребываю. Ты сильнее меня, ты обретешь дорогу, обретешь унижение и наказание, а я буду судима снова и снова».

Миколаш вскочил на коня и, сжав ногами бока животного и втянув ноздрями воздух, снова превратился в разбойника.

«Мы еще не покорились, мы еще повоюем, — произнес он в ответ. — Не говори о наказании, а готовься к свадьбе. Передай Лазару, что я смогу защищить тебя, а Александриным судьям скажи, что война сеет смерть, ибо учинена владыкой смерти. Кто держит меч, от меча и погибает. Ежели бы Кристиан держался нашей стороны, его мог предать смерти собственный отец». Маркета осенила себя крестным знамением, чувствуя, что недостает у нее сил удержать Миколашеву душу.

Пора было девушкам двигаться в путь. Молча удаляются они, и только Маркета оглядывается назад. Миколаш связал трех коней и повернул в глубь леса…

Глава Седьмая

Ниточка по ниточке — и свивается веревка. Вижу я, много волокон в ней — красных, а много — черных, по ах! — коса в руках мастера серебрится! Нет ничего ласковее сердца этого вершителя судеб.

Так о чем рассказывать? Дорога как дорога! Утешные глазу равнины, испещренные тропками, да колючий кустарник, деревья прямые и с неровным стволом, искривленные ветром.

Девушки приближаются к Оборжиште. Бог им в помочь! Они печальны, только ни вы, ни я гроша ломаного не дадим за их слезы, а будем подгонять к счастливому концу. Ах вы девушки, девушки, сколь же глупы вы, неужто вы всерьез полагаете, будто есть на свете поступки, которые могли бы сокрушить творца поступков? Вы гордячки, вы дети греха, от ураганов гибели отделился лишь слабенький ветерок и шевельнул волоском возле вашего виска. Мы видим, что вина ваша ничтожна. Все равно как если бы вы по нечаянности уронили яйцо куропатки, в котором развивается зародыш жизни. Не более того. А чего стоите вы? Чего стоят ваши друзья? Чего стоят люди вообще?