Страница 25 из 89
— Сервировать стол и обслужить по высшему классу, — приказывал он официантам, хлопотавшим у стола. — Поймите, у нас сегодня ужинает заместитель военного коменданта Брюсселя с офицерами!
Выпалив это, придирчиво смотрел на официантов, которые, по его мнению, работали слишком медленно, не замечая, что он, их хозяин, уже вспотел от хлопот и забот.
— Все сделаем, — лениво ответил Гастон Меран, переставляя бокалы на столе. — Гости останутся довольны.
— О Боже, — вспомнил Бенуа, — А флажки? Я поручил вам, — набросился он на второго официанта, — поставить на стол флажки со свастикой. Вы забыли?
— Простите, но я, кажется, действительно забыл, — ответил с деланным безразличием официант Мишель Жакен. — Одну минуту.
— Ничего и никому поручить нельзя, — возмущался Бенуа, наблюдая затем, как Мишель медленно поставил на стол бокалы, зачем-то поправил и так правильно лежавший прибор, и, критически осмотрев стол будто убеждаясь, что сделано все правильно, также медленно, словно дразня хозяина своей неторопливостью, пошел из зала. — Все стали до невозможности забывчивыми. От чего? От страха?
— От ненависти к оккупантам, — не отрывая взгляда от стола, будто не Бенуа, а кому-то другому, ответил Гастон.
— Да вы с ума сошли, — понизил до шепота голос Бенуа и опасливо посмотрел по сторонам на редких гостей ресторана.
— Когда я обслуживаю фашистов, — озлобленно говорил Гастон, — то мне хочется вот этим холодным оружием, — показал на металлический поднос, — бить их по головам. Бац! И готов. Бац! И готов.
— Да замолчите, вы! — прошипел Бенуа. — За такие слова немцы вас могут повесить.
— Ничего. Придет время, и мы их вешать будем.
— Боже мой! Боже мой! Умоляю, помолчите, — заломил картинно руки Бенуа и на его холеном лице появилась страдальческая гримаса.
— Хорошо, я помолчу, — уступил Гастон, — А вот и Мишель.
— Вот. Извольте, — брезгливо передал Мишель флажки Бенуа, демонстративно вытирая руки салфеткой.
— Поставьте их на столике. Господам офицерам будет приятно.
— Простите, шеф, но я лучше займусь сервировкой стола. С меня достаточно того, что я принес вам эту мерзость.
— Нет, нет, вы определенно умалишенные, — вновь перешел на шепот Бенуа. — Умалишенные!
— Мой вам совет, — в тон ему таким же шепотом спокойно и вместе с тем настоятельно сказал Мишель, — не вздумайте вывешивать фашистский флаг над рестораном.
— Это что? Угроза? — вспылил Бенуа, как раз намеревавшийся вывесить у подъезда фашистский флаг к приходу немцев.
— Только совет, — подчеркнул Мишель, хорошо поняв, что разгадал намерения Бенуа. — Только совет, — еще раз повторил он так, что у Бенуа уже не возникало сомнения в истинном смысле такого совета, — Самый добрый и чистосердечный, — Поднял голову от стола, над сервировкой которого хлопотал, посмотрел на Бенуа строгим взглядом, — Если вы не забыли, что вы — бельгиец, то должны понять мои слова правильно.
Бенуа достал из кармана платочек, вытер вспотевшее лицо, затылок, постоял растерянно, будто прислушиваясь к своей совести.
— Благодарю за беспокойство, — наконец ответил он, — Да, я еще бельгиец.
— Вот и прекрасно, — не без радости одобрил Гастон, а то мы с Мишелем уже было подумали… Впрочем, сами понимаете… Можете не беспокоиться. Немцев мы обслужим по высшему классу. Бить их подносами время еще не настало.
— Договорились, — примирительно ответил Бенуа и вновь заволновался, — Господин Старцев еще не заходил?
— Это русский беженец? — уточнил Мишель.
— Да. Он обещал привести русского певца. Было бы превосходно.
— Нет, не приходил, — ответил Гастон, — Но раз обещал, то сделает. С немцами он, видно, в ладу. На прошлой неделе обедал здесь с одним офицером.
Бенуа осторожным взглядом окинул полупустой зал и, ничего подозрительного не заметив, поставил на столики фашистские флажки, сказал официантам доверительно, с оттенком грустной иронии.
— Ничего не поделаешь, господа. Даже на замке Лакен, резиденции короля Леопольда, рядом с бельгийским флагом болтается флаг немецкий. Мы, к сожалению, в оккупации, господа. В оккупации! Весьма прискорбно, но что поделаешь? — Посмотрев на часы, уже деловым тоном продолжил: — Поторапливайтесь. Заместитель военного коменданта Брюсселя, должно быть, человек пунктуален. До его прибытия осталось пятнадцать минут.
Но майор Крюге прибыл в ресторан несколько раньше и оркестр, до сих пор игравший танцевальные мелодии, вдруг ударил в барабан, литавры, громко взвыли фанфары, и зал наполнился походным маршем фашистской армии.
— Прошу вас… — умоляюще обратился Бенуа к официантам и поспешил к парадному входу, где уже виднелись майор Крюге, четыре офицера комендатуры и среди них Старцев.
— Господин майор, — обратился любезно Бенуа к Крюге. На его лице появилась годами отработанная для таких случаев радостная улыбка и он, преодолевая волнение, заговорил с подчеркнутой любезностью, — Господин майор, господа офицеры, я рад приветствовать вас в моем ресторане. Желаю весело провести время и хорошо отдохнуть. Прошу к тому столу, где стоят официанты. Там все уже приготовлено для вас.
Крюге важно рассматривал уютный зал ресторана с превосходными лепными украшениями, воздушно-легкими люстрами, сверкавшими позолотой с хрустальными подвесками.
— Надеюсь, в ресторане все будет зер гут? — спросил Старцев Бенуа, — Ужин и отдых доставят удовольствие майору?
— О, да, — преданно улыбнувшись, поспешил заверить Старцева Бенуа и продолжил так, чтобы слыхал находившийся рядом Крюге. — Смею вас уверить, господин генерал, что господ немецких офицеров мы всегда принимаем с большой радостью и уважением. Господин майор и его друзья найдут в моем ресторане превосходный отдых. Они останутся довольны и кухней, обслуживанием. Мы постараемся.
— Я здесь впервые, господа, — сказал Крюге. — Мне нравится. — Сдержанно улыбнулся. — Зер гут, как сказал генерал Старцев.
— О, данке шен, господин майор, — восторженно ответил Старцев, — Для меня большая честь быть в вашем обществе и я премного благодарен вам за это.
— Господин генерал знает немецкий язык? — спросил Крюге, выслушав благодарность Старцева, льстиво произнесенную по-немецки.
— Я учил его в гимназии, затем в академии и в самой Германии с 1920 года, — объяснил Старцев и, воспользовавшись возможностью блеснуть перед Крюге, продолжил увлеченно все так же по-немецки, — Господин майор, я читал на немецком языке великих поэтов Германии Гейне, Гёте, философов Ницше, Канта…
Крюге, однако, не проявил интереса к тому, что читал Старцев и, брезгливо поморщившись, назидательно сказал:
— Господин генерал, я советую вам на немецком языке читать «Майн кампф» нашего фюрера Адольфа Гитлера.
Старцев понял, что допустил ошибку и поторопился исправить ее.
— О, как же! — произнес он извинительно. — О, как же, господин майор. Я читал «Майн кампф». Это превосходнейшее произведение великого человека современности. Я зачитываюсь им. Книга «Майн кампф» хранится у меня в домашней библиотеке на видном месте.
— Господин генерал, — поигрывая голосом, посоветовал Крюге, — положите книгу фюрера на ваш письменный стол. Она должна быть вашей настольной книгой.
Старцев принял стойку «смирно», отчеканил, как солдат перед фельдфебелем на строевом плацу.
— Есть, господин майор. Я немедленно исполню ваш приказ. Книга нашего фюрера «Майн кампф» станет моей настольной книгой.
— Прошу, господин майор, к столу, — воспользовавшись моментом, мягко предложил Бенуа и Крюге, а за ним компания офицеров пошли к сервированному столу, на котором были щедро расставлены коньяки, вина, изысканно приготовленные холодные закуски. Голодным взглядом окинул это великолепие Старцев и застыл в ожидании, когда ему укажут место за офицерским столом, но о нем будто забыли. В другой раз, в какой-либо иной компании болезненное самолюбие не позволило бы ему оставаться в таком положении и минуты, но тут была не та обстановка, чтобы претендовать на внимание и поэтому, сохраняя гордую позу и вожделенно ловя взгляд Крюге, он переминался с ноги на ногу. Между тем офицеры, мягко позвякивая серебряными приборами, брали закуски, наполняли вином бокалы, а он униженно стоял у обильно заставленного закусками стола, судорожно глотал набегавшую слюну голодного человека и ждал, считая медленно тянувшиеся минуты позора.