Верняк

Когда я его спросил, что это, он ответил:

– А, ерунда! Поранился немного, когда упал. Там, на газоне, полно камней.

– Занятно, – сказал я. – Где-то я это уже слышал. Про голову. А также область живота.

– Что?

– Ничего, ничего. Поправляйтесь.

Глава 14

В одиннадцать двадцать я вверил свой "кадиллак" попечению служащего стоянки на Хилл-стрит, рядом с офисом Инниса 3. Баннерса.

За десять минут до этого Арнольд Трапмэн звонил по моему телефону в машине и сообщил, что Изи ждет меня. Я был в это время на Фриуэй, в деловой части Лос-Анджелеса. Наша беседа носила односторонний характер, говорил только он.

– Я связался с Изи, он примет вас в своем офисе в любую минуту, но не позже полудня. Я предупредил его: если беседа состоится за ленчем, ему грозит отравление трупным ядом.

– А что, он собирается меня есть? – начал я, но Арнольд уже повесил трубку.

Хилл-стрит не самое привлекательное для глаз местечко в Лос-Анджелесе. Как, впрочем, и все остальные места в деловой части города. Что до резиденции Баннерса... Унылая шестиэтажка. Выглядит на добрых сорок лет. Есть лифты, но они не работают.

Я поднялся на самую верхотуру и прошел по коридору. Вот и офис номер 616. Дверь была открыта, но я сумел прочесть надпись на ее матовом стекле: "Баннерс продакшн энд просессиз". Непонятно, правда, что это значило.

Он сидел за письменным столом в небольшом, надо полагать, двухкомнатном помещении. Из соседней комнаты доносился звук пишущей машинки. Но это было не бодрое и веселое стрекотание: тип-тип-тип, а запинающееся – т-и-п-т-и-п-т-и-п. Похоже на то, как печатаю я.

Изи Баннерс явно был невысок. Но природа, сэкономив на росте, позволила ему в качестве компенсации пойти вширь. Лишние фунты его веса выпирали на животе валиком, что стало очевидным, когда он поднялся из-за стола.

Однако Изи не казался рыхлым, у него не было того обмякшего вида, какой часто можно наблюдать у тучных людей. Лицо – широкое и полное, но не расплывчатое, и, когда он улыбался, складки, собиравшиеся в углах рта, были достаточно энергично прочерчены.

Он улыбнулся донельзя приветливо. Крепко пожат мне руку.

– Счастлив познакомиться, мистер Скотт, – уверил он меня теплым, радушным тоном. – Арнольд сказал, что вы пытаетесь связаться со мной со вчерашнего дня.

– Он абсолютно прав, мистер Баннерс.

– Садитесь. Чем могу быть полезен?

Я сказал – чем, но мне не удалось выудить из него хоть что-то, чего бы я уже не знал от Трапмэна. Баннерс ведал "сделками", находил потенциальных клиентов, желающих вложить средства в бурение скважин, и вступал с ними в контакт, то есть разъяснял финансовые права и обязанности сторон, на их глазах подсчитывал возможную прибыль, предупреждал о риске. Я подозревал, что при этом он старался представить дело так, что прибыль выглядела огромной, а риск – мизерным. Еще он следил за тем, чтобы контракты были оформлены должным образом, вел бухгалтерию, информировал клиентуру, как движется разработка скважин.

– Многие из наших клиентов никогда прежде не имели дела с бурением, – сказал он. – Поэтому они думают, что нефть забьет фонтаном, едва мы углубимся на сто футов, и очень нервничают, когда такого не происходит. Я делаю все возможное, чтобы изменить их точку зрения. Объясняю показания приборов. Забочусь о том, чтобы у всех были чертежи того или иного разреза. Слежу, чтобы информация поступала своевременно и регулярно. Докладываю об анализах грунта, сделанных в процессе бурения. И всем этим я занимаюсь один.

Он замолчал.

– Эта работа заставляет побегать и попотеть, но, когда приходит время сообщить клиентам, что мы добрались до цели, все это уже не имеет значения. Особенно когда выясняется, что скважина дает по меньшей мере триста баррелей в день. Именно это и произошло две недели назад в округе Керн.

Он продолжал говорить, стараясь представить свою полезность, отвечал на все мои вопросы непринужденно и без напряжения, даже с известной долей шарма. Приятное разнообразие после резкого и взрывчатого Трапмэна! Мистер Баннерс был ломовой лошадью, парнем, который вкалывал, устраивал сделки, встречался с людьми и совсем не походил на "веселого" Арнольда.

Он был мягок как шелк, умел втереться в доверие, никаких острых углов! Он весь был, как его имя, – легкий в общении, приглушенный, почти нежный. Тем не менее было в Изи Баннерсе нечто, что мне не понравилось.

Более того, мне не понравился он сам. Я сокрушенно вздохнул: уж не превращаюсь ли я в этакого подозрительного, раздражительного, невоздержанного на язык, капризного тридцатилетнего мизантропа? Джиппи вызвал мое удивление, Одри чуть не довела меня до безумия. Трапмэн чаще, чем кто бы то ни было, вызывал у меня желание двинуть ему в челюсть, и даже прекрасная, восхитительная, волнующая Сайнара Лэйн при соприкосновении со мной, казалось, тоже способствовала накоплению статического электричества, грозившего взрывом.

У меня было ощущение, будто я нахожусь в эпицентре незримой, но уже полностью созревшей в моем сердце бури, и из ушей у меня вылетают бледные молнии, и вокруг грохочет безмолвный гром, а может быть, не только вокруг, но и внутри, в моей голове. Может быть, это было так, а возможно, и иначе. Но если права была Сайнара, то это временное явление, преходящая, трепетная аура, которая скоро исчезнет... И я снова впал в идиотизм, считая, что та чепуха, которую мне наговорила Сайнара, может иметь какое-то отношение к реальной жизни.

И по ту сторону, как не раз говорилось обитателями сумасшедших домов, лежит безумие.

А потом Баннерс слегка повернул голову, глядя куда-то вниз, и чем-то его поза задела мою память. Воспоминание было настолько смутным, что я не мог ни сосредоточиться на нем, ни вытянуть его за ниточку из прошлого. Но уже знал: в Изи Баннерсе что-то есть, и это что-то мне следует взять на заметку.

Это произошло, когда он изменил позу и предстал предо мной в профиль. Таким он показался мне худее: Все дело было в этом. Баннерс был примерно одного возраста с Трапмэном, то есть лет пятидесяти, я же представил человека гораздо моложе и, само собой, много стройней. Скажем, лет на десять или двадцать моложе...

Я почти вспомнил, что это было, когда услышал, как Баннерс говорит:

– Арнольд передал мне, что случилось с мистером Уилфером. Это ужасно... – Баннерс сокрушенно покачал головой. – Мне нравится мистер Уилфер, – продолжал он. – Откровенно говоря, я согласен с Арнольдом, он действительно какой-то чумной, но в то же время я всегда находил его приятным, теплым и добросердечным, хотя мало приспособленным к жизни.

– Называя его чумным, вы хотите обратить мое внимание на его упорство в отношении вложения своих денег в нефтяную скважину? И на то, что он настаивал на бурении в определенном месте или даже на определенную глубину, указанную Моррейном?

Баннерс улыбнулся.

– Это только часть дела. Но вам известно, мистер Скотт, никто никому не запрещает бродить по Калифорнии с ивовым прутиком в руках, и мы согласны бурить для него в любом месте, которое он укажет. Естественно, если это будет оплачено. Почему бы и нет?

Но сначала мы приложим все усилия, чтобы разубедить его, попытаемся предложить более подходящее место. Однако есть люди, которые напрямую общаются с высшими сферами, и вот их не так-то легко переубедить.

Я улыбнулся, припомнив не только Зорину, но и многих других "избранных". Один из них утверждал, что ухитряется получать инфорацию прямо из "восемнадцатой плоскости". На мой конкретный вопрос где же находится эта плоскость, последовали только пространные и в высшей степени мудреные рассуждения, из которых следовало, что "восемнадцатая плоскость" где-то очень и очень высоко.

Раздумывая об этом, я сказал:

– Выходит, "черный ящик" Девина Моррейна сродни ивовому пруту?

– В случае с мистером Уилфером – да. Чего я не могу понять в мистере Уилфере, так это легковерия. Я ведь предупреждал его, приводил случаи, когда мистер Моррейн давал советы, не приносящие ничего, кроме убытков. Но мистер Уилфер не реагировал на мои увещевания.