Истребители

* * *

Снова мы принимали молодое пополнение, снова проводили очень нужные нам тематические конференции в полках и в дивизии. У нас теперь был огромный и всесторонний опыт боевой деятельности в различных условиях, [249] и было совершенно необходимо довести этот дорого оплаченный опыт до каждого летчика. Дивизия сохранила свой боевой костяк. Многие некогда необстрелянные летчики стали теперь зрелыми командирами и наряду с ветеранами со знанием дела готовили молодежь как в профессиональном, так и в морально-психологическом отношении.

Несмотря на плохую погоду поздней осени, работа по вводу в строй пилотов-новичков прошла у нас без происшествий и каких бы то ни было срывов. Даже в тот период, когда мы находились в составе второго эшелона авиации фронта, в каждом полку каждый день одна эскадрилья находилась в состоянии полной готовности к выполнению боевых задач. Кроме того, на нас возлагалась задача по охране своих и соседних аэродромов воздушной армии.

Патриотизм наших воинов проявился не только в воздушных боях. По инициативе комсомольской организации 900-го авиационного полка был проведен сбор средств для детей-сирот, чьи отцы погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Этот почин был сразу поддержан всеми комсомольскими организациями дивизии. В помощь осиротевшим детям авиаторы собрали довольно большую сумму. Вскоре в адрес комитета ВЛКСМ 900-го полка пришла телеграмма: «Передайте комсомольцам-фронтовикам войсковой части..., собравшим 110 тысяч рублей в фонд помощи детям-сиротам, мой боевой привет и благодарность Правительства Союза ССР». Под телеграммой стояла подпись Верховного Главнокомандующего.

В конце декабря мы принимали шефов из трудовых резервов страны. Во главе делегации были Герой Советского Союза В. Г. Нетреба, его заместитель по политической части В. С. Головачев, а также М. А. Кондакова и Н. П. Марченко. Делегация официально и торжественно оформила передачу нам самолетов трудовых резервов самым лучшим летчикам. Для нас и для гостей это был большой и радостный праздник. Юноши и девушки — победители социалистического соревнования за право поехать на фронт — создали прекрасную концертную бригаду, выступления которой, уверен, ныне здравствующие ветераны дивизии помнят по сей день. Наши воздушные бойцы отчитывались перед шефами о своей боевой работе. Отчеты были подготовлены с большой ответственностью: мы понимали, что рапортуем тысячам и тысячам юношей и девушек, работающих в системе трудовых резервов. [250] Вместе с нами члены делегации встречали новый, 1944 год. Всех гостей мы подняли в воздух на У-2. Для большинства из них это стало радостным воздушным крещением. Жили шефы в землянках и в уцелевших избах рядом с летчиками, и поэтому они могли прочувствовать нашу будничную аэродромную жизнь. Для многих наших гостей пребывание на фронте, кажется, стало самым ярким воспоминанием тех лет. Я приведу здесь (отрывочно) воспоминания Маргариты Лифановой, тогда просто славной девушки Риты, а теперь заслуженной артистки РСФСР, актрисы театра имени Ленинского комсомола. Воспоминания, которые здесь приводятся, написаны по моей просьбе. Маргарита Лифанова в ту военную зиму была ведущей в концертной бригаде, которая прибыла к нам в канун 1944 года. «В 1943 году, — вспоминает актриса, — я училась в Техникуме трудовых резервов, где готовили мастеров производственного обучения, и участвовала в художественной самодеятельности. У нас были замечательные певцы, танцоры, великолепные гимнасты-акробаты, музыканты и даже свои поэты. У многих не было родителей. Нас кормили, одевали, учили — готовили в жизнь. На заработанные учащимися трудовых резервов деньги были куплены самолеты, танки, катера, а воины на них были нашими подшефными. Вот так в качестве шефов мы и направились на фронт в 240-ю истребительную авиационную дивизию.

Была зима. Концертная бригада составлялась из исполнителей лучших номеров. Боже, как мы волновались, как нам хотелось на фронт! И вот я оказалась среди счастливчиков. Нам стали собирать у кого что было теплое. Пришел крытый грузовик, и мы отправились.

Было холодно — конец декабря 1943 года. Мы не знали, куда едем: в «пункт Н». Проезжали города и деревни, где недавно шли бои. Мы впервые видели, какие разрушения принесла война, фашизм. Деревни, где торчали только трубы, а люди, когда мы останавливались, появлялись из землянок или погребов. Дети, женщины, старики... Они не жаловались. Они радовались, что прогнали немца. Вязьма, Смоленск — груды развалин, люди живут в уцелевших кусочках домов...

Приехали к ночи. Нас повели в баню (таков закон). Это была землянка с печкой, где стояли бочки с горячей и холодной водой и ковши. Поселили нас тоже в землянках. Приближался новый, 1944 год, мы готовились к концертам. [251]

Сейчас я смотрю на фотографии: Володя Машков — играл на аккордеоне и пел, любимец публики! Люба Латкова — танцевала и так била чечетку (модную в то время), что мы гурьбой ходили за ней и умоляли научить нас — она это делала виртуозно. Да еще Люба Шевченко, с белокурыми волосами по плечам, — она пела украинские песни, и как пела! Покорила летчика (фамилии не помню, а звали его Васей), переписывалась с ним и после войны вышла за него замуж. На фотографии возле самолета У-2, на котором нас, желающих, «крестили», они рядом. Я тоже была в числе желающих полетать — это был мой первый в жизни полет на самолете. Я так восторгалась, что пилот решил показать мне, что такое «воздушная яма», и я утихомирилась... В дивизии нас утеплили: мне достались валенки, в которых я тонула, дали нам и теплые шапки. Мы со всеми перезнакомились. Это были мальчики чуть старше нас — от 18 до 21 года. Командир дивизии, тогда уже Герой Советского Союза, казался нам стариком, а ему было 30 лет. Это были замечательные, отважные, отчаянные ребята. На их самолетах были звездочки. Количество звездочек обозначало, сколько самолетов они сбили. Были среди них и «таранщики»: израненные, со шрамами, обожженные — они возвращались из госпиталей в свои полки. При нас они уходили в небо и возвращались иногда не все... От нас летчики старались скрыть потерю своих товарищей, но мы угадывали по их лицам, горевали, плакали. И тогда думалось: какой концерт? Зачем им сейчас концерт? Но нам сказали: надо уметь владеть собой, если вы артисты. И накануне Нового года концерт состоялся! Со сцены никого не отпускали сразу, бисировали по нескольку раз. Мы были счастливы.

Расставание было трудным. Друг другу желали победы, счастья, возвращения домой...»

Была у нас и еще одна делегация — это уже в последних числах апреля — начале мая 1944 года. Она, правда, была небольшая по составу, но ее визит имел для нас огромное значение. Возглавляла ее Вера Григорьевна Емельянова. В дивизию было доставлено переходящее Красное знамя трудовых резервов, которое потом вручалось лучшему полку после подведения итогов каждой проведенной операции. А в первый раз шефы-делегаты передали его 86-му гвардейскому истребительному полку, которым командовал после гибели С. Н. Найденова подполковник В. А. Чистяков. Знамя принимал командир [252] лучшей эскадрильи полка Герой Советского Союза Алексей Николаевич Деркач, которому раньше довелось принимать десять боевых машин, построенных на средства учащихся трудовых резервов. Вот что вспоминала об этом Вера Григорьевна Емельянова, которая много лет проработала в этой системе:

«...Вылетали ночью. На аэродроме нас встретили двое летчиков. Спокойные, предупредительные, с дружелюбной улыбкой, они очень заботливо отнеслись к нам. Сказали, что летим в двух самолетах — я в одном со знаменем, в другом — ребята. Меня это смутило: я понимала, что несу ответственность за ребят, но так было предусмотрено, а ребятам не терпелось поскорее сесть в самолет... В темноте я еле забралась в самолет, кое-как там села, и вот мы летим. Самолет, который летел за нами, никак не удавалось разглядеть в темноте, хотя небо часто вспыхивало разрывами. Летели мы, как тогда показалось мне, по меньшей мере странно: то поднимались высоко, то падали, чуть ли не цепляя деревья. Виднелись красные, как пунктиром бороздившие небо, трассирующие пули. Совсем неожиданно самолет приземлился, и летчик закричал мне: «Прыгайте!» Куда прыгать, когда я даже пошевелиться не могла: в самолете было холодно, и я закоченела совсем. В общем, я как-то вывалилась из самолета, сразу увидела ребят, и мы, пошатываясь, пошли навстречу друг другу, обнялись. Но летчики стали нас торопить, указали место и крикнули: «Ложись!» Мы бросились на землю. Слышались где-то разрывы бомб, а мы себе лежали спокойно и даже стали дремать. Начало светать, мы стали потихоньку переговариваться, потом, не поднимая головы, начали посматривать друг на друга и вдруг стали хохотать: у одного нос оказался в земле, у другого — щека, у третьего — все лицо в полосках, а я, говорят, была зеленовато-серого цвета.