Истребители

Конкретно это выражалось в том, что вся наша авиация подразделялась на армейскую и фронтовую. Известно, что общевойсковые армии, входящие в состав того или иного фронта, подчинялись командованию фронта. А с авиацией положение было другое. Часть авиационных полков и групп подчинялась командованию армий, а часть — командованию ВВС фронта. Таким образом, силы [40] авиации, входящей в состав войск фронта, были распылены. Командующий ВВС фронта в интересах всего фронта не мог иногда использовать авиацию армейского подчинения, хотя в этом то и дело возникала острейшая необходимость. Только когда были созданы воздушные армии, это препятствие было устранено и стало возможным концентрированно использовать авиацию в интересах фронта. К этому надо добавить, что и многие авиационные соединения состояли из разнородных авиаполков и групп. Немало было смешанных авиадивизий и групп. Все это тоже не способствовало использованию ВВС о максимальной отдачей. Если же рассматривать этот вопрос еще дальше, уже на уровне боевых порядков, то и в этом случае мы увидим, что боевые порядки, скажем, истребительной авиации (звено из трех самолетов) были явно устаревшими, отчего в целом боеспособность истребительной авиации была ниже, чем могла бы быть. Так что даже такой относительно частный вопрос, как организационная структура ВВС (частный — на общем фоне более крупных проблем), тоже невозможно сбрасывать со счета, когда разговор идет о причинах неудач. А подобного рода частных причин было немало.

И уж раз мы коснулись конкретно положения и роли авиации, то необходимо указать еще на одну причину, которая в чисто военном плане имела тяжелые для нас последствия.

В течение трех месяцев перед войной гитлеровцы непрерывно вели воздушную разведку с фотографированием и хорошо знали многие наши аэродромы с новой материальной частью. Сбивать разведчиков было запрещено.

Известно, что в первый день войны гитлеровцы нанесли массированные удары по 66 нашим передовым аэродромам, на которых базировались основные силы авиации западных приграничных округов. В результате мы потеряли 800 самолетов на земле (в основном новых типов). В воздушных боях мы потеряли еще 400 самолетов. А всего в первый день мы потеряли 1200 самолетов, из которых большое число составляли истребители (истребители базировались ближе к границе, чем бомбардировщики). Это привело к тому, что уже в первые дни на главных направлениях истребителей катастрофически стало не хватать. Бомбардировщики вынуждены были выполнять свои задачи без прикрытия истребителей и при полном господстве в воздухе авиации противника понесли большие потери. В этих чрезвычайно сложных [41] условиях сам собой напрашивался единственный выход: учитывая высокую маневренность авиационных частей и соединений, надо было обеспечить централизованное управление силами и средствами в масштабах фронта и массированно использовать их на важнейших направлениях. Однако недостатки организационной структуры (двойственное подчинение наземным армиям и фронту) не позволяли это сделать, и мы, распыляя наши и без того весьма ограниченные авиационные силы, продолжали нести большие потери.

Все это обнаружилось сразу же, в первые дни войны. Но только спустя много месяцев, а точнее — с мая 1942 года эти недостатки постепенно были устранены.

Вместе с тем необходимо заметить, что при всех наших трудностях наша авиация делала невозможное. За первый месяц боев гитлеровцы потеряли 1284 самолета. Это общепризнанный, достоверно установленный факт. И объяснить его нетрудно.

Перед войной у нас было подготовлено сильное поколение летчиков. В массе своей это были бесстрашные и умелые воздушные бойцы. Их индивидуальное летное мастерство и морально-волевые качества были очень высоки. Все это я видел еще в годы службы на Дальнем Востоке. Воюя на устаревших машинах с сильным противником, постоянно находясь в численном меньшинстве, совершая по четыре, пять, шесть (до семи!) боевых вылетов в день — нормы, казалось бы, немыслимые, невозможные! — летчики предвоенного поколения до конца выполнили свой долг перед Отечеством.

Из них мало кто дожил до Победы.

Трудное лето

Задачи, поставленные перед 42-м истребительным авиаполком, были каждому из нас понятны. В первую очередь мы должны были не допускать бомбовых ударов врага по городам и железнодорожным узлам Брянск, Орел, Курск, а также некоторым другим важным тыловым объектам, пресекать пролеты вражеских бомбардировщиков в направлении Тулы и, само собой разумеется, Москвы. Нам вменялось в обязанность вести борьбу с воздушной разведкой противника и быть в готовности действовать по наземным целям и наступающим гитлеровским войскам. [42]

Брянский фронт, образованный 14 августа 1941 года, занимал промежуточное положение между стратегическими Западным и Южным направлениями, очень соблазнительное для противника, поскольку этот стык прикрывал юго-западные подступы к Москве. При благоприятных для гитлеровцев условиях на этом направлении могли наступать войска двух групп немецких армий — «Центр» и «Юг». Однако до поры до времени обстоятельства не позволяли врагу большими силами действовать на этом направлении, поскольку на западе он был остановлен в кровопролитном двухмесячном сражении под Смоленском, а на юге в течение нескольких недель наши армии оборонялись очень стойко, и группа армий «Юг» продвигалась медленно. В направлении будущего Брянского фронта авиация противника активизировала свои действия только с середины июля.

Такая сложилась обстановка к тому времени, когда наш полк приступил к боевой работе. Задачи наши, повторяю, были абсолютно ясны, но смущала широта их диапазона.

Полк не такая уж крупная боевая единица, а ему между тем предстояло прикрывать территорию протяженностью в сотни километров. Объекты, которые мы должны были защищать, располагались на территории трех областей. Это означало, что действовать следовало небольшими разрозненными группами. Конечно, для этого сил у нас явно недоставало.

Командир назначил меня ответственным за разработку плана боевого использования сил полка. План был разработан, и мы приступили к выполнению поставленной задачи.

Боевое дежурство несли подразделениями. Одну эскадрилью перебазировали на полевой аэродром Сольцы, расположенный на окраине Брянска. Убедившись, что там самолеты рассредоточены и укрыты, а связь действует нормально, я вылетел в Орел. Между Брянском и Орлом находится Карачев. В Карачеве в ту пору базировался 20-й истребительный авиаполк. К тому временя некоторые наши летчики уже провели по нескольку воздушных боев, в которых они действовали совместно с истребителями 20-го полка, и даже по разным причинам иногда совершали посадки на их аэродроме. Я же у соседей еще не был. А между тем необходимо было обговорить вопросы взаимодействия. Поэтому на пути в Орел я произвел посадку в Карачеве. [43]

Авиаторы 20-го летали на самолетах Як-1. Это был один из первых наших истребительных авиаполков, вооруженный этими машинами. В начале войны Як-1 был лучшим отечественным истребителем, который ни в чем не уступал вражеским машинам. Мы в этом убедились в ходе тех нескольких боев, в которых наши пилоты дрались бок о бок с летчиками 20-го авиаполка. В Карачеве я впервые увидел Як-1 вблизи и посидел в его кабине, испытывая вполне доброжелательную зависть к соседям. Я думал в те минуты, что в скором времени «яками», раз они запущены в серийное производство, снабдят многие истребительные полки, в том числе и наш 42-й, и тогда мы поговорим с фашистами по-другому. Не подозревал в тот момент, что мне придется до самого конца сорок второго года летать еще бог знает на чем...

Прекрасное впечатление на меня произвел заместитель командира 20-го авиаполка майор С. Н. Найденов, с которым я обсуждал вопросы взаимодействия. Мы договорились о своевременной передаче информации о воздушных налетах противника, об оказании взаимной помощи истребителям, совершившим вынужденные посадки, и о многом другом: нам ведь предстояло действовать на одном участке и выполнять однотипные задачи. Такая согласованность между нами в дальнейшем оказалась полезной.