Страница 3 из 68
Глухие удары скрещивающихся мечей и громкие выкрики фехтовальщиков привлекли к ним внимание зрителей. Летчики болели за чемпиона отряда Моримото, подбадривали его одобрительными возгласами и давали советы, которых он не слышал, всецело отдавшись суровой богатырской игре.
«А ничего фехтует мальчик! — подумал капитан-лейтенант, — Только я по его лицу вижу, что он хочет сделать… Сейчас будет «полет ласточки»!.» Отразив этот горизонтальный удар, Моримото перешел в атаку, тесня Ясудзиро в угол зала, где не было простора для фехтования. Сильным боковым ударом он чуть было не выбил меч из рук Ясудзиро и, на какую-то долю секунды опередив лейтенанта, провел прием «удар сокола».
Победу завоевал Моримото. Летчики встретили ее громкими криками в честь своего аса. Но она ему досталась нелегко. Сплевывая кровь, высосанную из разрубленного ударом Ясудзиро пальца, капитан-лейтенант с истинно японской вежливостью поблагодарил молодого нилота за доставленное удовольствие.
На следующий день Моримото предложил ему слетать в паре на знакомом по школе И-96.
— Задание на первый раз будет простое. Взлетаем. Выдерживаешь интервал и дистанцию тридцать на тридцать метров. Пойдем над Саламийским заливом, повиражим над Фудзи, а затем выполним пилотаж в паре. Комплекс фигур следующий: вираж вправо, переворот влево, петля и боевой разворот. Если будешь хорошо держаться, то по моей команде выйдешь вперед и я тебе покажу атаку. Можешь маневрировать как угодно. Только смотри за высотой. Усвоил?
— Хай!
— По самолетам!
Ясудзиро стремился выполнить полет как можно лучше. Взлет и групповой полет ему удались, а при выполнении вертикальных фигур он приотстал и оказался в хвосте Моримото на увеличенной дистанции. Моримото не ожидал от новичка лучшего и в общем-то остался доволен.
— Выходи вперед, — услышал Ясудзиро в наушниках летного шлема. Он добавил газ и ввел машину в глубокий вираж. Моримото дал ему фору — позволил провернуться градусов на сорок, а затем пошел в атаку.
Ясудзиро тянул на предельно допустимой, перегрузке. С плоскостей срывались белые струи видимого глазом влажного воздуха, спрессованного и закрученного скоростным потоком, огибающим профиль крыла, Тяжесть многократно возросшего веса тела вдавила его в сиденье. И-96 подрагивал и качался, предупреждая о предштопорном режиме. Ясудзиро казалось, что он выжал все из своего старенького истребителя с неубирающимся шасси, но, оглянувшись назад, увидел самолет Моримото, который мертвой хваткой вцепился в его хвост и, по-видимому, лупил его из фотопулемета.
«Бой» закончился плачевно для молодого летчика.
«Какой же я еще щенок! — грустно подумал Ясудзиро. — Прав командир отряда — у Моримото есть чему поучиться».
После посадки Ясудзиро направился к самолету, у которого стоял Моримото и что-то говорил почтительно кланяющемуся технику. Моримото, как всегда, был непроницаем. По выражению его лица невозможно было судить об оценке полета. Бесстрастным голосом командир разобрал ошибки молодого летчика:
— При вводе в вертикаль запаздываешь с дачей газа, поэтому и отстаешь. При выходе из-под атаки тянешь очень сильно. Самолет теряет скорость и трясется, как в лихорадке. Я даже в прицел видел, как его швыряло с крыла на крыло. Так, лейтенант, не выходят из-под удара, а срываются в штопор. Если уходить виражом, то его нужно выполнять на грани тряски и со снижением. Тогда сохранятся и перегрузка и скорость. Завтра попробуешь отработать такой вираж в зоне. А сейчас — в спортзал!
В этот раз Моримото решил проверить, на что способен Ясудзиро в борьбе дзюдо и чему научен в каратэ.
Они переоделись в борцовские костюмы, состоящие из широких холщовых курток, стянутых поясом, и коротких брюк. Мягко ступая босыми ногами по татами,[7] Моримото прошел в угол борцовского зала к груде коротко напиленных досок. Выбрав одну, толщиной в полтора сантиметра, он положил ее краями на два камня и, сильно размахнувшись на приседании, хватил ребром ладони поперек доски. Доска разлетелась пополам.
— Позвольте мне попытаться повторить ваш великолепный удар, — попросил Ясудзиро. Моримото кивнул.
Ясудзиро выбрал точно такую же доску и столь же искусным ударом развалил ее на две части. Моримото был доволен:
— Хорошо, лейтенант!
Затем они сошлись на ковре. Ясудзиро был выше противника и имел более длинные руки. Но мускулистый стремительный Моримото, казалось, не придал этому никакого значения. Он пошел в атаку без всякой разведки. Захваты, подсечки…
— На каждый прием, проводимый Моримото, у Ясудзиро находился контрприем. Несколько минут борьба, шла без преимущества кого-либо из борцов. Наконец Ясудзиро удалось провести прием. Схваченный им за ногу, Моримото летел плашмя, готовый припечататься на лопатки. Вслед за ним, уже предвкушая победу, метнулся Ясудзиро. Но Моримото как кошка вывернулся из проигрышного положения. Он упал на татами на четвереньки и, оттолкнувшись, молниеносно взлетел в воздух, словно легендарный Сансиро.
Ясудзиро увидел его бесстрастное, как маска, лицо над своей головой, попытался рывком уйти в сторону. Но здесь он почувствовал едва ощутимое прикосновение железной пятки противника к своей ключице. Будь эта схватка всерьез — его ключица была бы сломана, вырвана вместе с мышцами.
А сейчас великодушный партнер погладил ошеломленному внезапным поражением Ясудзиро плечо, подул на него, словно стряхивая пыль, впервые за все время улыбнувшись, сказал:
— Вы хороший борец, Хаттори-сан. И мне снова было приятно поработать с вами.
Ясудзиро испытал в этот момент сложное чувство. Его огорчало поражение, и в то же время было радостно услышать такое обращение из уст Моримото; этим командир как бы допускал молодого лейтенанта к себе, делая его достойным своего общества.
Наступил канун Нового года, самого высокочтимого японского праздника. Двери всех жилищ украсили ветвями сосны, сливового дерева и листьями бамбука — символами долголетия, жизнерадостности и стойкости перед житейскими невзгодами.
Прежде в Японии не было принято отмечать дни рождения. Это событие приурочили к Новому году, который стал как бы общим для японского народа праздником — днем рождения. С последним, сто восьмым, ударом новогоднего колокола все добавляли себе по целому году, независимо от того, кто когда появился на свет божий.
Японцы свято верили, что каждый новогодний удар бронзового колокола прогоняет одну из ста восьми бед, омрачающих их существование. Но слишком много бед и несчастий накопилось в мире, чтобы можно было все их прогнать раскатами колокольного звона. После праздника они снова выползали из всех углов…
Под Новый год многие офицеры выехали из расположения отряда. Одни спешили к семьям, другие собрались развлечься и отдохнуть от службы. Небольшую группу молодых пилотов возглавил старый холостяк Моримото. Когда у перрона остановилась электричка, он спросил:
— Куда поедем, господа лейтенанты?
Кэндзи Такаси, соскучившийся по старым знакомым, назвал адрес одного йокосукского веселого дома. Но Моримото поморщился:
— Что за вкус, господа офицеры? Вам пора забыть дорогу в солдатские бордели. Сегодня я вас завезу в один шикарный ресторан, куда заглядывают чаще всего моряки-европейцы. Заведение состряпано в угоду их вкусам. Но там подают напитки покрепче нашего сакэ. Простую матросню туда не пускают, так что общество будет вполне приличным.
Когда они сели в замусоренный до неприличия вагон электрички, Моримото, бросив окурок сигареты на пол, объяснил:
— В Токио-то мы не поедем. Ресторан рядом, в Иокогаме. Сойдем на следующей остановке.
Ночной клуб «Дзинрэй» никогда не пустовал. Лучшей его рекламой было объявление перед входом: «Очаровательные дамы по требованию посетителей — сто иен в час и по пятьдесят иен за каждые последующие 15 минут».
Моримото щелкнул по объявлению:
— Эта часть программы сегодня меня не интересует. Я заказываю женщин после трех месяцев воздержания или когда сакэ переборет все мои шесть чувств. А пока мне красотка нужна не больше, чем кошке каменный Будда.
7
Татами — циновка.