Страница 2 из 68
Слушая Мотомура, Ясудзиро испытал захватывающее чувство, словно перед парашютным прыжком.
Когда закончил речь, выпускники зычно рявкнули: «Банзай!» Их глаза сверкали отвагой.
Немного успокоившись, молодые офицеры и высокие гости, приглашенные на церемонию, дружно подхватили торжественную и протяжную мелодию «Хотару-но хикари» («Мерцание светляка») — самурайскую песню, исполняющуюся в особо торжественных случаях. Затем начался праздничный банкет. Подогретые воинственными речами своих начальников и праздничным сакэ, лейтенанты не могли молчать. Отовсюду слышались тосты и крики «банзай». В дальнем углу кто-то нестройно затянул «Уми Юкаба» — песню верноподданных:
Слова песни звали на подвиг, на смерть. И это так импонировало их сегодняшнему настроению! Вскоре песню подхватил весь зал, и «Уми Юкаба» зазвучала с грозной силой.
К закату солнца, покачиваясь и бренча никелированными ножнами палашей, выпускники Йокосукской авиашколы с превеликой радостью покинули ее стены, не ставшие родными из-за жестокой муштры и строгой, ничего не прощающей дисциплины.
Электричка в считанные минуты донесла Ясудзиро и его приятелей Кэндзи Такаси и Хоюро Осада к новому месту службы. Оно находилось так близко от авиашколы, что лишило летчиков права на получение подъемных денег, на которые, кстати сказать, возлагалось так много приятных надежд. «А впрочем, — подумал Ясудзиро, — красотка О-Хару-сан подождет долг до первой офицерской получки».
Сойдя с электрички, летчики поставили на перрон чемоданы (все свое движимое и недвижимое имущество) и огляделись.
— Эй, матрос! — окликнул Хоюро четко отдавшего им честь парня. — Как пройти к казармам морского авиаотряда?
Идти оказалось недалеко.
Отряд морской авиации разместился в Оппама, на берегу Токийского залива, в довольно живописном месте. За широкой прибрежной равниной, постепенно переходящей в предгорья, возвышался снежный конус Фудзиямы. До священного вулкана, воспетого многими поэтами и художниками, казалось, рукой подать, хотя расстояние, замеренное по карте, равнялось семидесяти километрам,
— Не пойму, — сказал Кэндзи, — почему старые поэты про эти места писали:
— Это сочинялось давно, когда вместо Токио и Иокогамы зеленела травка, — улыбнулся Ясудзиро.
— И видимость в день, когда поэт сочинял стихи, была не больше десяти километров, а то бы он рассмотрел вон те сопки.
— Вы говорите справедливые слова. Но поэтам нужно верить, — нравоучительным тоном произнес Хоюро, состроив на своем лукавом лице строгое выражение, как у бывшего преподавателя тактики подполковника Итикава. Получилось так похоже, что все рассмеялись.
Хотя невзрачные казармы отряда как две капли воды походили на все ранее видимые, летчики немного заволновались, мысленно задавая себе вопрос: «А что ждет здесь, на новом месте?»
В кабинет командира отряда капитана 3 ранга Сасада летчики входили по одному. Первым вошел Ясудзиро.
— Лейтенант Ясудзиро Хаттори, назначен в ваше распоряжение.
— Здравствуй, здравствуй! Садись сюда, поближе. Ну, с чего начнем? — Сасада вежливо улыбнулся, показав прокуренные зубы. — Семья есть?
— Никак нет. Холост.
— Молодец! Правильно делаешь. В нашем деле спешить обзаводиться семьей не нужно. Ну а где твои родители живут? Помогаешь им деньгами?
— Мои родители, господин капитан 3 ранга, живут в Хиросиме. С ними проживают и старшие братья. Отец — Анахито Хаттори, отставной полковник, — служит в правлении банка «Сумитомо». Он состоятельный человек и в моей материальной поддержке не нуждается.
— Хай![5] На каких самолетах летаешь?
— Летную школу, господин капитан 3 ранга, я закончил на истребителе И-96.
— Неплохая машина, но здесь тебе придется летать на другом аппарате. На днях в отряд прибыли с завода новейшие палубные торпедоносцы «Мицубиси-97». Слыхал о таком?
— Нет, господин капитан 3 ранга.
— Грозная машина! Ее не сравнить со стрекозой, на которой ты летал в школе. Два мощнейших мотора. Скорость — больше четырехсот. За ней не всякий истребитель угонится. А какое вооружение! Две тонны торпед, а пять пулеметов дают такой шквал огня, что ни Иван, ни Джонни к тебе не подойдут. Словом, лейтенант, считай, что тебе повезло. Назначаю всех молодых пилотов в звено капитан-лейтенанта Моримото. Это отличный командир и великолепный летчик. Он успел понюхать пороху в небе Китая и над Халхин-Голом. Уверяю, он быстро сделает из вас настоящих самураев. Счастливой службы!
Ясудзиро поднялся и, переломившись в поясе, замер в поклоне. Затем, отдав честь, вышел из кабинета и направился на самолетную стоянку представляться командиру звена.
Нашел его под крылом сверкающего заводским лаком двухмоторного самолета. Моримото был коренаст, плотен. У него рваное ухо и следы ожога на лице. Фуражка и сетчатый шлемофон лежали на траве. В жестком ежике волос командира молодой летчик увидел седину.
Выслушав доклад, Моримото не проявил к молодому лейтенанту никакого интереса. Отшвырнув потушенный о землю окурок сигареты и прихватив свои летные доспехи, забрался в кабину «97». Запустил моторы и порулил к взлетной полосе.
Обескураженный таким приемом, Ясудзиро не знал, что ему делать дальше. Восхищение сменилось злостью. «Истукан с пустыми глазами», — подумал он, чем тайно согрешил против правил кодекса бусидо, предписывавшего уважать и почитать старших.
Появился матрос-писарь и передал молодому офицеру приглашение зайти к начальнику штаба отряда. Упитанный капитан-лейтенант в очках с толстыми линзами был краток:
— Лейтенант Хаттори, вы заступаете в наряд помощником дежурного по отряду. Заодно познакомитесь с нашим распорядком дня, личным составом и его размещением.
Лейтенанта проводили в выделенную для него квартиру и дали возможность подремать перед разводом караула. Итак, служба молодых офицеров началась, к их огорчению, не с полетов, а с дежурств по отряду и хождения в стартовый наряд.
Неделю спустя после прибытия молодых офицеров в Оппама произошло незначительное на первый взгляд событие, которое, однако, помогло Ясудзиро быстрее войти в строй боевых летчиков. Из-за низкой облачности, которую натянуло с океана, дали отбой полетам. Летчики ворча снимали комбинезоны и облачались в униформу. Моримото посмотрел на Ясудзиро, как будто увидел его впервые, и неожиданно пригласил с собой в спортивный зал.
— Как ваши успехи, лейтенант, в фехтовании на мечах?
— Меня этому немного учили в авиашколе, ― скромно ответил Ясудзиро, радуясь, что сможет показать себя в лучшем свете. В авиашколе он был одним из первых в фехтовании, борьбе дзюдо и хорошо освоил приемы боевого каратэ.
В зале для фехтования уже собралась добрая половина летчиков из отряда. Они оживленно болели за своих фаворитов. Чувствовалось, что занятия спортом занимают не последнее место в жизни летчиков из Иокосукского отряда. Моримото и Ясудзиро переоделись в черные хаори[6] и вооружились деревянными мечами. Ясудзиро, зная себя как отличного фехтовальщика, рассчитывал одержать быструю победу над грузноватым Моримото. Но с первых ударов понял, что в лице капитан-лейтенанта встретил серьезного противника. Моримото действовал очень напористо и рубил мечом всерьез. Ясудзиро едва успевал отражать серию горизонтальных и косых ударов сверху, но потом захватил инициативу и сам перешел в контратаку, пытаясь нанести свой излюбленный удар по вертикали сверху вниз.
5
«Да», «понял», «есть», «так точно», часто применяемое японцами в разговоре.
6
Хаори — одежда самурая. Халат с широкими рукавами, перетянутый под животом.