Страница 20 из 28
В этом, казалось, безнадежном положении выход нашел заместитель командующего ВВС флота генерал-майор авиации П. П. Квадэ. Против бомбардировщиков он послал наши бомбардировщики. Пе-2 командира эскадрильи И. Е. Корзунова успели вовремя. Они понеслись прямо на «юнкерсы», а те шарахнулись в разные стороны, куда попало бросая бомбы.
Эсминцы и катера встретили «Ташкент». На его борт поднялся с катера контр-адмирал Л. А. Владимирский, принявший руководство спасением лидера, который едва держался
note 87
на воде. Пересадили раненых и пассажиров — эвакуированных людей. Откачали воду. В кают-компании корабля, иллюминаторы которой покрывала вода, врачи делали операции раненым. На пирсе с полузатопленного корабля вынесли промокшие рулоны — панораму. Холсты просушили и отправили в тыл.
По достоинству оценив подвиг моряков «Ташкента», из Краснодара для встречи с ними приехал командующий фронтом Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Он поднялся на орудийную башню и, обратившись к морякам, высоко отозвался о мужестве и боевом мастерстве экипажа, тепло поблагодарил за службу…
На пути из Севастополя погиб один из авторов «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» Евгений Петров. Он уцелел во время плавания на многострадальном «Ташкенте», но, когда продолжил путь, самолет, на котором он летел, врезался в курган где-то между Ростовом и Миллерово. В полевой сумке писателя нашли статью, которая была напечатана в «Красной звезде».
Вот строки из этой предсмертной статьи. «Немцы пустились на хитрость. Они объявили во всеуслышание, что Севастополь — неприступная крепость. Пора внести ясность в этот вопрос. Морская база Севастополь никогда, к сожалению, не была сухопутной крепостью. В этом смысле Севастополь ничем не отличается, скажем, от Сингапура. Пошел двадцать первый день штурма. Держаться становится все труднее. Возможно, что город все-таки удержится. Я уже привык верить в чудеса, потому что семь с лишним месяцев обороны Севастополя — военное чудо…»
Тому, чтобы свершилось это военное чудо, Военный совет флота и Н. М. Кулаков отдали немало сил.
В нашем народе всегда ценились мужество и самоотверженное служение правому делу, глубокие знания и деловитость, душевная щедрость и простота, человечность и правдивость. Качества эти были органически присущи Николаю Михайловичу Кулакову. Он часто находился на передовой,
note 88
встречался с бойцами. Так было под Балаклавой, где враг неожиданно занял наш форт, или в районе Перекопа. Он выезжал в отошедшие части и добивался восстановления положения, возвращения утраченных позиций. Так было в дивизиях И. А. Ласкина и П. Г. Новикова.
Суворов говорил, что в бою побеждает тот, кто меньше себя жалеет. Николай Михайлович и был таким человеком. К тому же талантливым воспитателем, умевшим убедить силой примера, силой слова. Он обладал особой способностью к общению и особой нравственной силой. У него и за шутками скрывалась огромная глубина мысли. С ним было просто, хотелось говорить откровенно, излить душу.
Николай Михайлович выезжал на места погрузки и выгрузки судов и кораблей, где часто было и так, что корабль с одного борта вел огонь по фашистским позициям, с другого принимал раненых. Случалось, под бомбежкой и артобстрелами он следил, чтобы не ушел транспорт недогруженным. Нередко ходил он в осажденную Одессу, когда прилегающие к городу районы контролировались авиацией противника и минировались им…
И все же звание Героя Советского Союза присвоено Н. М. Кулакову не только за личное мужество. По достоинству было оценено его партийное руководство обороной Севастополя — смелое, инициативное.
Последние дни обороны Севастополя… Возможности помочь войскам были исчерпаны. 29 июня Кулаков зашел к Октябрьскому. Тот уже не мог ничем подкрепить войска, чтобы остановить продвижение врага. Кулаков заговорил о переходе на 35-ю батарею.
— Ты считаешь, что дело идет к развязке? — спросил Октябрьский.
— Получается так, Филипп Сергеевич, и мы ничего уже не можем изменить.
Октябрьский задумался, сидел, обхватив голову руками. Николай Михайлович подошел, положил ему на плечо руку. Стал говорить, что все возможное для обороны было сделано.
note 89
Держались долго, но Севастополь придется покинуть. Не наша в этом вина — противник пока намного сильнее.
Октябрьский молчал, потом согласился с предложением члена Военного совета. Кулаков позвонил Моргунову, сказал о предстоящем переносе ФКП, попросил позвонить в городской комитет обороны и Петрову.
29-го враг стал непосредственно угрожать флагманскому командному пункту, и Военный совет перешел на 35-ю башенную батарею. В тот же день перешло туда и командование Приморской армии.
Даже в последние часы обороны Севастополя Николай Михайлович находил в себе силы, чтобы вселять в людей бодрость. Как вспоминал генерал П. А. Моргунов, уже когда Военный совет перешел на 35-ю батарею, было ясно, что оборона главной базы завершается. Октябрьский не мог скрыть мрачного настроения. В то же время «Н. М. Кулаков ходил по батарее в синем рабочем кителе, разговаривал с краснофлотцами, иногда улыбался, — пишет П. А. Моргунов. — Глядя на него, нельзя было подумать, что мы находимся в таком тяжелом положении. Конечно, на душе у него было так же тяжело, но он умел сохранять спокойствие, и это внушало бодрость всем».
Кулаков заботился об эвакуации, взял на себя тяжелейшую ношу. Ведь решалось, кто едет и кто вынужден будет остаться…
Генерал Е. И. Жидилов вспоминал, как он с несколькими десятками бойцов пробился из окружения и получил приказ прибыть к члену Военного совета флота. В коридорах 35-й батареи нашел дивизионного комиссара, стоял перед ним грязный, с забинтованной головой, с автоматом на груди.
— Ну, автоматчик, отстрелялся. Иди теперь на подводную лодку.
— Не могу. Моя бригада еще воюет. Кулаков ударил ладонью об стол:
— Мы с тобой люди военные. Приказ для нас — закон. Приказано тебе на подводную лодку — иди. note 90
Николай Михайлович достал из ящика стола пачку печенья и сунул в руку не евшему двое суток Жидилову:
— Возьми. Больше нечем угостить. Мы теперь ничего не имеем: ни продовольствия, ни воды, ни патронов. В диске твоего автомата еще есть патроны? Отдай какому-нибудь бойцу. На лодке тебе оружие не понадобится.
Кулаков подтолкнул комбрига в спину:
— А теперь ступай. Катер вот-вот отвалит…
К этому времени в руках защитников Севастополя остался крохотный пятачок земли. Не города, а именно земли, города практически не было — кругом одни развалины. Боеприпасы кончались. Военный совет доложил обстановку наркому ВМФ и командующему Северо-Кавказским фронтом, попросил в ночь на 1 июля вывезти самолетами 200–300 ответственных работников и командиров. В тот же день Ставка разрешила эвакуацию. Все исправные самолеты флота перелетели на Кавказ.
Военный совет приказал подводным лодкам, шедшим к Севастополю, выбросить грузы за борт, забирать людей.
Вечером 30 июня состоялось последнее совместное заседание Военных советов флота и Приморской армии. Октябрьский ознакомил собравшихся с телеграммой, разрешающей эвакуацию. Старшим в Севастополе оставался генерал-майор П. Г. Новиков.