Страница 18 из 28
— Почему ваш полк называется Перекопским? Высокий, коренастый боец ответил с украинским акцентом:
— А вы, товарищ дивизионный комиссар, хиба не знаете? Так мы увесь Крым перекопали, тому нас и назвали Перекопским.
Кулаков поддержал шутку:
— Чтобы таких здоровенных, как ты, от авиации спрятать, сколько же надо земли выкинуть?..
Дружный смех придал беседе непринужденность. Бойцы, конечно, знали историю полка, но постоянное окапывание им сильно надоело, хотя все понимали его значение. Моряки заверили, что готовы громить врага, несмотря на его преимущество в численности и технике…
Солдатский или матросский телеграф вести разносит быстро. О таких товарищеских беседах, «о нашем комиссаре флота» вскоре узнавали все в полках, бригадах, дивизиях, гарнизоне. Говорили и о том, как дивизионный комиссар спас бойца и «его девчонку». Рассказывали такой эпизод. Как-то один из зенитчиков вечером пустил в небо несколько ракет. Время было крутое. Завели дело и на молодого воина. Кулаков не поверил в предательство, приказал досконально разобраться во всем. Выяснилось, что боец… освещал дорогу девушке, уходившей от него со свидания. Его, конечно, наказали, но от суровой кары зенитчика спас комиссар.
Чем сложнее, опаснее обстановка, тем активнее, доходчивее
note 78
должна быть партийно-политическая работа. Эту истину Н. М. Кулаков глубоко усвоил со времен учебы в академии. Она прошла проверку в горниле многих боев. В самые тяжелые дни обороны — в период третьего штурма — пропагандистская работа уступила место непосредственной агитации. Руководители обороны вели групповые и индивидуальные беседы с людьми. Вместо собраний теперь проводились короткие, мобилизующие людей на немедленные боевые дела митинги. Вместо политинформаций — короткие беседы перед боем. Но при всех разнообразных формах главным оставался пример политрука, коммуниста в бою. Все работники политуправления, находившиеся в главной базе, и политотдела Приморской армии были направлены в войска на решающие участки.
Еще в апреле Военный совет Черноморского флота, рассмотрев вопрос об обеспечении безопасности морских коммуникаций, решил усилить охрану транспортов, противовоздушную оборону морских баз, нанести удары по аэродромам противника. Получив решение Военного совета, нарком ВМФ Кузнецов приказал перевозку грузов и людей в Севастополь планировать и проводить каждый раз как самостоятельную операцию. Это помогло на какое-то время снизить потери.
Но врагу благоприятствовала и погода — солнечная, безветренная, без облаков и туманов. К тому же в июне самые длинные дни в году — в море надводному кораблю не скрыться, не проскочить за темное время незамеченным хотя бы часть пути. А это означало для наших транспортов и боевых кораблей и новые полеты немецких разведчиков, и новые атаки фашистских самолетов и кораблей, и новые жертвы.
Самый быстроходный транспорт флота «Грузия» был потоплен при подходе к причалам. Бойцы прибывшего на нем маршевого батальона добирались до севастопольского берега вплавь.
note 79
Последний рейс совершил «Белосток», доставивший снаряды и консервы. Транспорт принял раненых и ночью вышел из главной базы. В море его настигли и потопили итальянские торпедные катера, базировавшиеся в районе Ялты.
Перевозить людей и грузы становилось все сложнее. Военный совет флота решил для этого использовать подводные лодки, лидеры и эсминцы. В мае — июне лодки перевезли с Кавказа в Севастополь 2116 тонн боеприпасов, пищевые концентраты, консервы и даже бензин (что было очень опасно для кораблей), но без него не могли взлетать последние остававшиеся на аэродроме Херсонес истребители. Подводники уходили с ранеными. 81 рейс, прорываясь через бомбежки и вражеские охранения, совершили подводные корабли. Лодка Л-23 И. Ф. Фартушного побывала в осажденном городе шесть раз. Но не всегда удавалось пройти даже подводным лодкам.
В начале июня наши наблюдатели заметили, что немецкие саперы проделывают проходы в своих минных полях и заграждениях. Усилились бомбардировка и артналеты по позициям советских войск. 2 июня вражеская артиллерия открыла огонь по всему фронту. Как отмечал в мемуарах Манштейн, «в июне 1942 года под Севастополем было достигнуто такое массирование артиллерии, какое не достигалось немцами нигде за всю вторую мировую войну». Впервые были применены противником орудия калибром 615 миллиметров… Москва потребовала повторить цифры донесения об этом: подумали, что допущена ошибка. Но снаряды на севастопольскую землю ложились действительно 24-дюймовые.
То же продолжалось в следующие три дня. По позициям войск и городу одновременно наносили удары до 200 самолетов. Налеты продолжались в течение четырех дней. Город горел. Нечем было тушить пожары, так как в нескольких местах оказался разрушенным водопровод. Жизнь большого города словно остановилась. Прекратилось движение транспорта. Встал хлебозавод. Замолчал городской телефон.
note 80
В подземном кинотеатре лежали раненые. Но крепким, боевым оставался моральный настрой бойцов. Удерживались позиции, производилось оружие. Рыбаки не пользовались сетями, подбирали с лодок у берега оглушенную взрывами рыбу. Комсомольцы прислали на передовую срезанные с клумб розы.
В ночь на 6 июня Октябрьский и Кулаков доложили командующему Северо-Кавказским фронтом и наркому: «В течение четырех суток противник продолжал непрерывно наносить удары авиацией, артиллерией по боевым порядкам войск, городу. За это время, по неполным данным, противник произвел 2377 налетов, сбросив до 16 тысяч бомб, и выпустил не менее 38 тысяч снарядов, главным образом 150–, 210-мм калибров и выше… Боевая техника, матчасть, войска СОР понесли незначительные потери. Незначительные потери объясняются хорошим укрытием…»
По уточненным данным, бомб и снарядов было выпущено значительно больше. Но потери были небольшими — крепкими оказались подготовленные рубежи. В сбрасываемых листовках фашисты писали, что Севастополь мертв, защищать больше некого. Но город жил и сражался.
Это враг почувствовал сразу же, начав 7 июня наступление. Главный удар фашистское командование наносило в направлении Северной бухты. Отважно бились с врагом бойцы 25-й Чапаевской дивизии генерала Т. К. Коломийца, дивизии полковников А. Г. Капитохина и И. А. Ласкина, бригады морской пехоты Е. И. Жидилова, П. Ф. Горпищенко и других частей. Только большой перевес в силах давал противнику возможность продвигаться. Враг имел двукратное превосходство в людях и артиллерии, по самолетам — в 10 раз, по танкам — в 12. Но и это не сломило дух героических защитников города.
Непрерывно вела огонь вражеская артиллерия. «Юнкерсы» полностью господствовали в воздухе, рыскали над передним краем и городскими развалинами, охотясь за всем живым. С воздуха велись и психические атаки: самолеты
note 81
бросали гудящие пустые бочки, рельсы, множество зажигательных бомб. Город горел, и ночью пламя отражалось в бухтах, словно горело и само море. Росли потери войск и гражданского населения.
Флагманский командный пункт во время третьего штурма Севастополя располагался в одной из штолен. Все подходы к ней обстреливались артогнем. Тем, кто посещал ФКП, приходилось добираться пешком, а в конце обороны и ползком.