Страница 40 из 83
Глава 14
— Реджина? — сказал я. — Это Шелдон Скотт. Позвольте мне войти.
— Нет!
Я посмотрел на табличку с номером. Все правильно. Прежде чем покинуть дом Бруно, я уточнил адрес мисс Уинсом: номер 34 в «Кэнтербери-Комьюнити» — большом многоквартирном доме на Флауэр-стрит в Лос-Анджелесе.
— Уходите! Вы... вы...
Я застонал. К сожалению, я не стал звонить по телефону Реджине, а сразу примчался сюда, чтобы предупредить ее об опасности и, возможно, спасти от смерти. Но я забыл, что Реджина, несмотря на всю сексапильность, одна из «леммингов» и, следовательно, для нее многие вещи куда страшнее смерти, и я, по-видимому, одна из них.
— Реджина, — снова заговорил я, — вам грозит страшная опасность, и я пришел, чтобы... В ответ послышался визг.
— Опасность не от меня, идиотка! — рявкнул я. — Я пришел предупредить вас, помочь вам.
— Уходите сейчас же!
— Впустите меня, черт бы вас побрал! Я не собираюсь вас... обижать. Слышите? Неужели мне придется взломать эту проклятую дверь, чтобы спасти вас?
Я пару раз стукнул кулаком по панели, потом вздохнул. Почему эта малышка так меня волнует? Возможно, потому, что она выглядит, как помидор, выращенный в саду Эдема, но ведет себя, как огурец, предназначенный для засола. Это угнетающе подействовало бы даже на вегетарианца, а я — существо плотоядное. А может быть, я просто отрицательно реагирую, когда хорошенькие девочки визжат при упоминании моего имени.
Краем глаза я заметил какое-то движение слева от меня. На расстоянии двадцати футов открылась дверь, и на пороге появился маленький человечек с усиками, гладкими каштановыми волосами и в пенсне, сквозь которое он сверлил меня удивленным взглядом.
Я посмотрел на него с улыбкой, и он исчез, закрыв за собой дверь.
— Будьте же разумны, Реджина! — снова заговорил я. — Полагаю, пастор Лемминг, очищая землю, наговорил обо мне кучу грязи после моего ухода вчера вечером? За моей спиной?
— Чего он только о вас не говорил! Уходите...
— Слушайте, Реджина, вы все еще думаете, что это я стрелял в пастора Лемминга?
— Конечно вы! Вы, вы, вы, вы...
— Может, прекратите?
— Вы же сами спросили.
— Уверяю вас, я не стрелял в вашего пастора. Фактически никто в него не стрелял.
— Нет, стреляли! Вы стреляли! Я была там...
— В том-то и дело. Стреляли не в пастора, а в вас. Молчание.
— Стреляли в Реджину Уинсом, — настаивал я. — Два подонка — я в их число не вхожу — пытались убить вас, Реджина.
Наконец она заговорила куда более тихо:
— Меня?
— Вот именно. Помните, пуля задела вас, а Лемминг не получил ни царапины. Позвольте мне войти, и я вам все объясню.
Она сопротивлялась еще минуту, но наконец я услышал звяканье цепочки на двери и щелканье ключа в замочной скважине.
— И почему только я не влез в окно? — невежливо заметил я. — Вам не понадобилось бы столько возиться.
Дверь открылась, и Реджина отпрянула, когда я шагнул в комнату. Но даже отпрянув, что вряд ли может обрадовать мужчину, у которого в жилах кровь, а не вода, она выглядела лучше большинства девушек, которые бросаются вам на шею. Со вчерашнего вечера я только наполовину запомнил мягкую красоту ее лица и фиолетовый оттенок больших влажных глаз.
Сейчас на ней не было ни серой мантии, ни шапочки для купания, поэтому я мог видеть не только то, что ее волосы длинные, густые и имеют цвет поджаренных на углях каштанов, но и что точное описание ее фигуры, несомненно, потребовало бы нарушения определенных канонов церкви Второго Пришествия.
Глядя на Реджину в розовом свитере с высоким воротником и белой юбке, обтягивающей округлые бедра, на ее огромные глаза и изогнутую линию губ, я не мог понять, почему сам факт присоединения девушки к Церкви не послужил основанием для ее немедленного отлучения.
Возможно, вы думаете, что я, проведя часть ночи с Дру Бруно и ее великолепным «инь», не должен был быть настолько очарован чувственными плотскими феноменами, столь щедро обнаруживаемыми Реджиной Уинсом. Возможно, вы думаете, что я должен рассматривать без особого интереса, если и не с откровенной скукой, вероятность того, что под свитером Реджины нет никаких дополнительных приспособлений, могущих увеличивать, уменьшать, приподнимать, разделять или скрывать ее прелести. И вы, возможно, думаете, мне не пришло в голову, что пушистая розовая ткань прилегает к упомянутым прелестям, подобно кожице персика, демонстрирующей его зрелость.
Впрочем, можете думать все, что вам угодно. Считайте, что я дал на это добро.
— Сколько еще вы собираетесь здесь стоять? — осведомилась Реджина.
— Что? Ну... а сколько я уже простоял?
— Достаточно долго. Я думала, что вы многое хотите мне объяснить.
— Вы правы. Я хочу, чтобы вы поверили, что эти две грязные крысы стреляли в вас, Реджина. И что я намерен прикончить их при первой же возможности.
— Прикончить! Вы можете думать о чем-то еще?
— Вы бы удивились, узнав, о скольких вещах я могу думать.
— Тем не менее первое, о чем вы говорите, это о намерении перебить кучу людей. Недаром святой пастор говорит, что вы грязный убийца.
— К дьяволу этого психа! К тому же двое — это не куча. И может, я их не убью, а только раню... Слушайте, вы можете хоть минуту постоять спокойно? Давайте ляжем на диван... я хотел сказать, сядем на кровать... просто постоим здесь, пока я все объясню. Это очень важно.
Она ничего не сказала.
— О'кей, вот так-то лучше. А теперь...
Я чувствовал затылком легкий сквозняк. Дверь была приоткрыта, так как я не захлопнул ее за собой. Приоткрытые двери — особенно при обстоятельствах, которые я собирался рано или поздно описать Реджине, — заставляли меня чувствовать себя не в своей тарелке. Поэтому я шагнул к двери, закрыл ее, взял цепочку и приготовился вставить ее в щель.
— Что вы намерены делать?
Я уронил цепочку, и она звякнула о дерево. В голосе Реджины звучали пронзительные интонации невинного младенца, повстречавшего в лесу гномов, которые прошибли меня насквозь, словно электрический ток.
Я закрыл глаза, стиснул зубы и прижал руки к бокам, обратив внимание, что мои ладони сами по себе хлопают меня по бедрам. Теперь я понимал, какие жуткие стрессы испытывал недавно доктор Бруно.