Доверено флоту

Но работа шла уже не только в штольнях и других убежищах. Еще в январе на расширенном заседании Городского комитета обороны обсуждался вопрос: «О восстановлении предприятий городского хозяйства и культурных учреждений». Обстановка позволила впервые за долгое время собрать актив города не в подземелье, а в светлом зале с незашторенными окнами, за которыми царил погожий солнечный день. И заседание проходило с подъемом. Все находились под впечатлением последних событий: отбит был декабрьский штурм, наши десантные войска освободили Керченский полуостров…

Во исполнение принятых тогда решений было сделано очень многое. Больше стало действующих магазинов, парикмахерских. Вновь ходил трамвай - в нескольких километрах от окопов переднего края. Открылась городская библиотека и работала даже часть ночи, когда приходили книгоноши с передовой. Совершенно исключительным спросом пользовались «Севастопольские рассказы» Льва Толстого, «Севастопольская страда» С. Н. Сергеева-Ценского.

Политуправление флота и горком партии приступили к созданию Музея второй обороны Севастополя. Начало ему [239] положила выставка, развернутая в помещении городской картинной галереи. В ее экспозицию входили портреты героев, образцы боевой продукции севастопольских предприятий, трофейное оружие. Привлекал внимание прибуксированный сюда подбитый немецкий танк. Каждый день выставка принимала сотни посетителей.

Воздушные налеты на город, хотя и не такие, как в ноябре - декабре, и артиллерийский обстрел не прекращались. Но как только они ослабевали - временами это бывало, - многих севастопольцев, переселившихся в подвалы, тянуло домой, в уцелевшие квартиры. Людям хотелось верить, что самое тяжелое для них уже позади.

Да, казалось, и имелись для этого основания. На востоке Крыма сосредоточились и продолжали наращиваться силы, способные, как мы все надеялись, раньше или позже нанести армии Манштейна сокрушительный удар и освободить весь полуостров. Но время шло, и все чаще приходилось слышать - и от моряков, и от армейцев, и от гражданских людей - тревожный вопрос: почему же все-таки войска Крымского фронта так долго не наступают? Ответить на это так, чтобы спрашивающий был удовлетворен, успокоился, было нелегко.

Попытки развернуть наступление с плацдарма, захваченного при высадке десанта и расширенного в первые после этого дни, предпринимались, как уже говорилось, не раз. Во всех случаях приморский фланг фронта поддерживался силами флота, а войска СОР также начинали активные действия для сковывания противника.

Большие надежды возлагались у нас на успех наступления, которое готовилось командованием фронта на конец февраля.

Для огневой поддержки войск было выделено 14 кораблей эскадры, и в том числе линкор. В тылу противника, в районе Алушты, с целью отвлечь часть его сил высадился - с тральщиков и сторожевых катеров при артиллерийской поддержке эсминцев и крейсера «Красный Крым» - демонстративный десант (разгромив в ночном бою фашистские подразделения, оборонявшие этот участок побережья, десантный отряд, как и предусматривалось, вновь погрузился на корабли и вернулся в Севастополь). Получив от командования фронта право самостоятельно планировать отвлекающие действия с плацдарма СОР, мы начали их за сутки до назначенного на 27 февраля наступления двух армий с Керченского полуострова. Части второго сектора атаковали врага с задачей улучшить позиции в районе Нижнего [240] Чоргуня - на большее здесь не хватало сил. На следующий день повели наступление общим направлением на заданной части третьего и четвертого секторов. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление. Продвижение даже на сотню метров давалось нелегко. Мы напряженно ждали вестей с Ак-Монайских позиций: каковы-то дела там?…

Самые первые известия показались обнадеживающими: наступление началось в назначенный срок, войска, хотя и медленно, продвигались вперед, особенно на правом крыле фронта, где действовала 51-я армия генерал-лейтенанта В. Н. Львова. Стало известно о захвате нескольких десятков немецких орудий и других трофеев. Но развить наступление опять не удалось. Как нам сообщили, теперь помешала распутица - после сильных снегопадов резко потеплело. Последовал приказ, касавшийся также и Приморской армии, - закрепиться на выгодных рубежах и прекратить наступательные действия до особого распоряжения.

Затем мы получили директиву командования фронта, требовавшую от войск быть постоянно готовыми к наступлению. Флоту и СОР подтверждалась задача прочно оборонять Севастополь и предписывалось подготовить демонстративное наступление на Дуванкой.

Ожидание больших перемен в Крыму, которым СОР мог лишь содействовать, продолжалось.

* * *

Затишье на сухопутных севастопольских рубежах отнюдь не сопровождалось чем-либо похожим на морских путях, связывающих СОР с кавказским тылом. Наоборот, боевое напряжение на море возрастало. Враг явно задался целью парализовать наши коммуникации, пресечь снабжение Севастополя. Против наших конвоев использовались бомбардировщики и торпедоносцы, подводные лодки (несколько позже - также и торпедные катера), мины, на подходах к бухтам их встречала огнем дальнобойная артиллерия. И не каждый рейс заканчивался благополучно.

С начала войны до марта 1942 года на Черном море погибло около 40 транспортов, и это были потери невосполнимые: пока шла война, сколько-нибудь крупные суда не могли поступить на наш театр ниоткуда. А поврежденные транспорты подолгу простаивали в ремонте и в очереди на него - возможности в этом отношении сократились, задерживался и ремонт боевых кораблей. Между тем помимо снабжения Севастополя надо было обеспечивать перевозки гораздо большего объема на Керченский полуостров. [241]

Трудности в транспортировке грузов для Крымского фронта явились одной из причин, по которым в начале марта И. В. Рогов потребовал, чтобы я побывал на Кавказе. Мне было приказано проверить организацию перевозок, сделать все, что окажется необходимым, для ее улучшения, а затем доложить о принятых мерах представителю Ставки на Крымском фронте армейскому комиссару 1 ранга Л. З. Мехлису и командованию фронта.

В кавказских базах флота мне еще не приходилось бывать с начала войны, что вряд ли было правильно, хотя мы и называли эти базы тыловыми. Поскольку отлучиться из Севастополя предстояло примерно на три недели, с Кавказа был вызван, чтобы заменить меня, дивизионный комиссар И. И. Азаров.

Пошел я на эсминце «Бдительный». Новороссийск встретил трудовым гулом большого, напряженно работающего порта, в разных концах которого одни суда загружались боеприпасами, продовольствием, другие принимали на борт орудия или воинские подразделения. Этот порт являлся основной базой питания осажденного Севастополя, а с января Новороссийская военно-морская база обеспечивала вместе с Керченской также и перевозки для армий Крымского фронта. В Новороссийске базировалась значительная группа боевых кораблей эскадры и других соединений.

Командир базы капитан 1 ранга Г. Н. Холостяков (вскоре ставший контр-адмиралом) пользовался на флоте авторитетом, особенно среди подводников. В подплаве он прослужил много лет. Обязанности командира военно-морской базы Георгию Никитичу пришлось осваивать уже во время войны, но и с ними он справлялся неплохо. Неизменно бодрый и деятельный, Холостяков спокойно, как на учениях, принимал ответственные решения, умело использовал кадры, хорошо знал подчиненных.

Под стать командиру был военком базы полковой комиссар И. Г. Бороденко, в прошлом армеец-конник. Как и Холостяков, он участвовал в гражданской войне, прошел большую жизненную школу. Приятно было видеть дружную работу командира и комиссара, убеждаться в глубоком взаимопонимании между ними. Со стороны могло показаться, будто им все дается легко. Приходилось даже слышать суждения, что это, мол, оттого, что база - тыловая, настоящая война от нее далеко. Но должен сказать, что и потом, когда фронт подступил к Новороссийску вплотную, Холостяков и Бороденко, как и возглавляемый ими большой боевой коллектив моряков, показали себя с самой лучшей стороны. [242]