Страница 290 из 300
Житие печатается в отрывках по древнейшему его списку (в составе Успенского сборника XII в.), изданному в 1899 г. А. А. Шахматовым и П.А. Лавровым; исправления внесены по списку ГПБ, Q, п. 1, № 31.
Автор «Поучения» князь Владимир Всеволодович Мономах (1053–1125) — один из самых талантливых и образованных русских князей до монгольской поры. Он был князем черниговским, затем переяславским (Переяславля Южного), а с 1113 г. — киевским. Всю жизнь провел в борьбе с половцами, против которых организовал несколько походов объединенных сил русских князей. Законодательным путем несколько смягчил положение низов, покровительствовал духовенству, поощрял летописание и литературную деятельность.
«Поучение» Владимира Мономаха читается только в Лаврентьевской летописи. В ней оно искусственно вставлено между рассуждением о происхождении половцев и рассказом о беседе летописца с новгородцем Гюрятой Роговичем. В других летописях (Ипатьевской, Радзивилловской и др.) текст, разделенный в. Лаврентьевской летописи «Поучением», читается без всякого разрыва и «Поучение» отсутствует. «Поучение» — одно из выдающихся произведений древнерусской литературы. По поводу того, когда оно было написано, существует большая литература и большие расхождения во взглядах. Вероятнее всего, оно написано в 1117 г. Печатается по Лаврентьевской летописи (ГПБ, Р, IV, № 2) с незначительными исправлениями описок.
«Деяние прежних времен храбрых человек» или, как принято его называть, «Девгениево деяние», — древнерусский перевод византийской эпической поэмы X–XI вв. о подвигах богатыря Дигениса, прозванного Акритом. Акриты — воины-пограничники, охранявшие рубежи Византии от набегов соседних народов; и слово «акрит» являлось в те времена символом могучего и безмерно храброго воина. Первоначальный текст византийской поэмы не сохранился: в списках XVI–XVII вв. дошли до нас лишь его поздние переделки. Русский же перевод был сделан, по- видимому, еще в Киевской Руси и восходит, таким образом, к древней версии поэмы. Но перевод этот сохранился только в поздних списках середины XVII–XVIII вв., из которых лишь один (Тихонравовский) отражает древнейшую русскую редакцию перевода.
Публикуется текст Тихонравовского списка (ГБЛ, Собр. Тихонравова, № 399, 1740-х гг.) по его воспроизведению в книге В. Д. Кузьминой «Девгениево деяние (Деяние прежних времен храбрых человек)», М. 1962. Начало главы «О свадьбе Девгееве» (до слов: «Видев же Стратиговна…») печатается по другому списку (ГПБ, собр. Титова, № 436, сер. XVIII в.). Публикуемые списки содержат много описок и искажений, поэтому в текст внесены поправки, предложенные В. Д. Кузьминой, М. Н. Сперанским и А. И. Стендер-Петерсеном. Отдельные поправки предложены в настоящем издании.
«Слово» было открыто в начале 90-х гг. XVIII в. в составе рукописного сборника конца XV или XVI в., приобретенного известным коллекционером древнерусских рукописей А. И. Мусиным-Пушкиным в Ярославле. С этой рукописи был сделан список «Слова» для Екатерины II, а в 1800 г. появилось и издание «Слова», тщательно для своего времени подготовленное виднейшими архивистами своего времени: И. И. Баптыш-Каменским и тем же А. И. Мусиным-Пушкиным. В московском пожаре 1812 г. погиб дом А. И. Мусина-Пушкина со всем его ценнейшим собранием рукописей, в числе которых были и другие уникальные, как, например, знаменитая Троицкая летопись конца XIV в. Как и во всякой древнерусской рукописи, отстоящей от своего оригинала на несколько веков, в погибшей рукописи было много темных, неясных мест. Некоторые неясности внесены и самими издателями, которые, несмотря па всю свою осторожность, не имели, по условиям своего времени, достаточно ясного представления о древнерусском языке, иногда путали князей и события. Поэтому филологи упорно трудятся в течение, полутора веков над разъяснением темных мест «Слова» и восстановлением испорченных мест.
«Слово» написано в конце XII в. — вскоре после похода Игоря Святославича Новгород-Северского на половцев 1185 г. Большинство древнерусских исторических повестей писалось также вскоре после событий, а потом только перерабатывались и вводились в таком переработанном виде в крупные исторические компиляции: летописи, хронографы, разного рода исторические сборники. «Слово» тоже носит следы свежего впечатления от событий. В числе живых в «Слове» упоминается галицкий князь Ярослав Владимирович («Осмомысл»), умерший 1 октября 1187 г.
Поход, о котором рассказывает «Слово», начался в конце апреля 1185 г. В нем приняли участие двоюродные братья киевского князя Святослава — новгород-северский князь Игорь Святославич с сыном и племянником и князь трубчевский и курский Всеволод Святославич («Буй Тур»). Закончился поход страшным поражением. Войско было почти все уничтожено, Игорь Святославич ранен и захвачен в плен. Такое поражение было первым. Русские князья еще никогда не попадали в плен.
Поражение 1185 г. и послужило автору «Слова» для горьких раздумий о судьбах Русской земли и для страстного призыва к князьям объединиться и защитить Русскую землю.
Об идейной стороне «Слова» и о его художественной форме накопилась огромная литература. В этом произведении очень сильна фольклорная основа и, вместе с тем, оно тесно связано с книжностью своего времени. Это произведение лирическое и эпическое одновременно. В нем еще чувствуется та неопределенность в жанре, которая была типична для XI и XII вв., когда жанровая система русской литературы не успела отстояться. Поэтичность «Слова» захватила многих русских поэтов. Переводы «Слова» делали виднейшие поэты. В русской поэзии неоднократны отражения образов «Слова», его мотивов, типичных для «Слова» метафор, приемов речи и т. п. «Слово» вошло не только в литературу, — оно послужило темой музыкальных произведений, живописных композиций и т. д.
Художественная высота «Слова» соответствует художественной высоте русской живописи того же времени (иконы XII в., фрески в храмах Киева, Новгорода, Владимиро-Суздальской Руси, Пскова и пр.), архитектуры (Покров на Нерли, Георгиевский собор Юрьева монастыря в Новгороде, собор в Юрьеве Польском и мн. др.). Замечательные ораторские произведения Кирилла Туровского (конец XII в.) также свидетельствуют о высоте русской культуры перед нашествием татаро-монголов.
«Слово» в сильнейшей степени повлияло на памятник XV в. «Задонщину». Через «Задонщину» оно повлияло и на многие другие памятники XV–XVII вв., но само «Слово» было слишком трудно для понимания и мало интересовало уже по своей теме, так как поражение 1185 г. не казалось событием, достойным читательского внимания. Поэтому-то оно и сохранилось в одном единственном списке. Впрочем, в единственном списке сохранилось не только «Слово о полку Игореве», — так же дошли до нас «Поучение» Владимира Мономаха, «Повесть о Горе-Злочастии» и мн. др.
Начиная с XI в. в составе переводной литературы русская книжность получила подборки изречений из различных источников — от библейских книг до сочинений античных ученых, философов, поэтов и христианских богословов и проповедников. Такие подборки вошли уже в Изборник Святослава 1076 г.; в конце XI в. сборником афоризмов, известным под именем «Стословец» Геннадия, воспользовался Владимир Мономах в своем «Поучении». Изречения, приписанные Менандру, Исихии, Варнаве, бытовали и в отдельных списках, вошли и в состав самого популярного обширного сборника изречений — «Пчелы», переведенной с греческого оригинала XI в., видимо, еще в Киевской Руси, но дошедшей в списках XIV–XV вв. Русский читатель знакомился через «Пчелу» с изречениями Плутарха, Сократа, Еврипида, Демокрита, Эпиктета, Платона, Аристотеля, Демосфена и других античных философов и писателей. И летопись, и исторические повести, и публицистика нередко прибегали к этим афоризмам. Через литературу они входили в устную речь, где встречались с русскими народными пословицами, и тогда начиналась как бы вторая жизнь книжного изречения, если оно по самому своему миропониманию чем-то сближалось с мыслями, закрепленными в устных пословицах, или вообще соответствовало продиктованной русской действительностью оценке тех или иных явлений общественной и частной жизни, их моральным нормам. В таких случаях самая форма книжного изречения, постепенно шлифуясь, приобретала характерный для народной пословицы мерный склад речи, становилась лаконичной, иногда ритм ее подчеркивался рифмой. Так, например, из «Пчелы» заимствованное изречение — «Иже хощет над пнем княжити, да учится нервие сам собою владети» — в устной передаче звучит то совсем кратко: «Не управишь собою, не управишь и другим», то ритмично: «Кто сам собою не управит, тот и других не наставит» (В. Даль, Пословицы русского народа, М. 1957, стр. 125). Или библейское изречение, также включенное в «Пчелу», — «Копаяй яму под ближним своим въпадеться в ню» в устной речи сохраняется в виде пословицы: «Не копай другу ямы: сам в нее ввалишься» или «Не рой под людьми яму, сам ввалишься» (там же, стр. 194, 657).