Страница 16 из 54
Продолжив обход, девушка что-то сказала. В ее фразе я уловил слово «rubio», которое уже стало для меня ненавистным. Мужчины рассмеялись, но как-то натужно, видимо не найдя в ее вопросе ничего забавного. Что ж, я также в ее вопросе ничего забавного не нашел. С двумя оставшимися на подносе стаканами она подошла к генералу Лопесу и его собеседнику, который, взяв виски, положил свободную руку ей на грудь. Проститутка понимающе покивала, точно так же, как и мне в свое время. И этот ублюдок, решив, что девушка совсем не против такого обхождения, сжал ей грудь, надо сказать, довольно по-хамски, грубо. Взвизгнув, она сжалась в комок и уронила поднос с оставшимся последним стаканом виски. Затем, покусывая от боли губы и прикрывая обеими руками грудь, проститутка выпрямилась и отошла от громко хохочущего садиста. Ему явно доставляло удовольствие причинять другим боль, и я едва удержался, чтобы не выйти из своего укрытия и не врезать мерзавцу по его детородным органам.
Генералу, судя по всему, тоже не понравилось поведение его собеседника. Он взял того за руку и что-то резко сказал ему. В ответ садист с длинными баками только пожал плечами. Моя малышка все же подошла к ним, наклонилась и, опасливо озираясь на обидчика, подобрала с пола поднос и стакан, после чего вышла. Вскоре она вернулась и принесла генералу виски. Лопес, заслонив собой девушку от своего хамоватого приятеля, принял стакан и поблагодарил ее. Может быть, он и был прожженным бабником, но его поведение мне решительно понравилось. Был ли генерал неукротимым ловеласом или нет, для меня не имело никакого значения. Легко могу себе представить, что с ним будет, если он в компании высокопоставленных лиц, которые, судя по рассказам Амадора и Санчеса, были его друзьями, вдруг увидит фильм, из-за которого мне пришлось сюда пробраться. Мне по-человечески стало жаль генерала.
Тем временем моя малышка подошла к окнам, поплотнее задернула шторы и, что-то говоря по-испански, направилась к кинопроектору. На ее упругой груди я заметил синяки, оставленные рукой мерзавца. Еще две девушки вошли в комнату, и все, расположившись на кушетках и валявшихся на полу подушках, приготовились смотреть фильмы. Моя голая подружка, включив проектор, подошла к стене и выключила верхнее освещение. Стало темно. Теперь единственным источником света в комнате был яркий лучик кинопроектора. Чуть слышно жужжа, механизм протяжки привел в движение кинопленку, и на экране появились первые кадры.
Зная наверняка, что останусь незамеченным, я отодвинул от лица штору и впился глазами в экран. Правой ногой я нащупал розетку с воткнутой в нее вилкой, а левой — наступил на тянущийся от работающего кинопроектора провод, приготовившись тотчас обесточить его, если на экране вдруг появится графиня или хотя бы кадры, которые показывал мне Амадор. Я должен был выдернуть вилку из розетки прежде, чем генерал или кто-нибудь из компании успеет рассмотреть действующих лиц. Если раньше я больше думал о том, какую страшную роль может сыграть ролик кинопленки в судьбе бедной графини, то теперь мне не давала покоя мысль о том, какой удар получит Лопес, увидев свою обнаженную жену в объятиях любовника. Я вынул из кобуры свой кольт и замер в напряженном ожидании.
Фильм, с которого начался показ, оказался не тем, за которым я охотился, и тут я вспомнил о жестяной кассете в руке со шрамом. Похоже, эта принесенная кем-то кинопленка и была предметом моих поисков. К моему удивлению, фильм, кадры которого мелькали на экране, был отснят профессиональнее, чем я ожидал. Его незамысловатый сюжет вполне соответствовал запросам мужчин, пришедших посмотреть порнуху. Помигивающий свет луча кинопроектора, мягкое жужжание аппарата действовали завораживающе. Зрители, сидящие на кушетках и подушках, потягивали виски со льдом и чуть слышно перешептывались друг с другом. До меня долетали отдельные испанские слова, которых я, увы, не понимал.
Фильм закончился, и слева от меня кто-то зашевелился. Это оказалась моя малышка, которая, словно тень, отделившись от стены, подошла к проектору. В его мерцающем свете обнаженное тело девушки отливало неоном. Она со знанием дела нажала на нужную кнопку и, когда кинопленка перемоталась на пустую бобину, сняла ее и вставила в проектор фильм из кассеты, которая лежала поверх остальных. Затем малышка запустила аппарат и отошла к стене. Крепко сжав в руке револьвер, я ощутил сухость в горле и, как только замелькали первые кадры, впился глазами в экран.
Глава 7
Как ни готов я был увидеть знакомые мне по фотографиям сцены, первые фрагменты фильма все же застали меня врасплох. Сейчас, прячась за шторой, я неустанно говорил себе, что не имею права на ошибку, что фильм, которым шантажировали графиню, никто не должен увидеть. То, что сейчас на экране должна появиться сеньора Лопес, сомнений у меня не вызывало. Однако я не ожидал, что это произойдет так скоро.
И вот я увидел сцену, запечатленную на фотографии: стоящая спиной к объективу камеры брюнетка с высоко зачесанными наверх волосами, в которых поблескивает гребень, и приближающийся к ней мужчина в темном халате. Графиня снимает с себя блузку, бросает ее на пол, затем начинает расстегивать «молнию» на юбке. Когда юбка, скользя по бедрам, опустилась до колен, графиня стала медленно поворачиваться лицом к зрителям. Медлить больше было нельзя: буквально через мгновение лицо сеньоры Лопес появится на экране. Я поддел правой ногой шнур кинопроектора, выдернув вилку из розетки.
В комнате тут же стало темно и на пару секунд воцарилась тишина. Затем послышались недовольные голоса, кто-то громко воскликнул: «Ai Chihuahua!»[20] Я быстро сунул револьвер обратно в кобуру — то, на что я решился, можно было сделать только двумя руками — и, сделав прыжок, вмиг оказался у проектора. Выдернув кинопленку из лентопротяжной дорожки, я сорвал с верхнего кронштейна бобину и начал наматывать на нее уже просмотренный кусок фильма. Из дальнего угла раздались возмущенные мужские голоса, а рядом со мной послышался женский вопль. Кто-то в темноте наткнулся на меня и выругался по-испански. В глубине комнаты вспыхнуло пламя от зажигалки. Мужчина, оказавшийся рядом со мной, громко вскрикнул и попытался схватить меня. Держа в одной руке перемотанную бобину, я кулаком другой нанес ему сильный удар в живот. Мужчина согнулся, свалился на пол, снова закричал и попытался подняться. Я кинулся к окну и, нащупав плотно задернутые шторы, стал шарить по ним рукой. Наконец мне удалось их раздвинуть, и слабый свет с улицы проник в комнату. В этот момент добравшийся ползком до окна мужчина попытался схватить меня за ногу. Отдернув ногу, я оттолкнул его и выпрыгнул на балкон. В тот момент, когда я перелезал через перила, в комнате загорелся свет.
Я повис, продолжая держаться за перила одной рукой, а потом отпустил ее. Едва ноги коснулись газона, я кинулся бежать. Из окна борделя раздался выстрел, и рядом со мной в поросшую травой площадку перед домом впилась пуля. Не обращая внимания на дождь, заливавший мне лицо, я несся как угорелый.
Оказавшись на улице, я на ходу постарался намотать на бобину развевающийся за моей спиной конец пленки, Миновав два квартала, я остановился около «Фронтон-Паласа» и прислушался. До меня донеслись шлепающие звуки шагов по залитому дождем тротуару. Я оглянулся и увидел, как вспыхнули передние фары стоявшей напротив борделя машины. Затем она съехала с тротуара и, развернувшись, на большой скорости понеслась в мою сторону. Тотчас на улицу с лужайки перед домом выбежал человек и, увидев меня, помчался вслед за машиной.
Справа от меня, за углом, находился вход во «Фронтон-Палас». Я обежал здание и, не сбавляя скорости, устремился к центральному подъезду. За моей спиной послышался скрежет тормозов и шуршание шин. Освещаемый фарами автомобиля, я подбежал к крыльцу и одним махом взлетел на ступеньки.
— Быстро, один билет, — сказал я девушке, сидевшей в кассе, и услышал, как хлопнула дверь подъехавшей к зданию автомашины.
20
Ай-я-я-я! (исп.)