Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 116

Отсутствие военного одушевления, отсутствие подъема нравственного духа, отсутствие порыва к подвигу в особенности отражались на упорстве наших боев. Во многих случаях упорства не было достаточно, чтобы сломить такого противника, как японцы. Вместо непоколебимого отстаивания порученной позиции — отступали. Старшие начальники, всех степеней без исключения, не находили в такой обстановке сил и средств поправить дело и вместо новых чрезвычайных усилий, чтобы вырвать победу у врага, мирились с отступлением вверенных их командованию войск или сами отдавали приказания об отступлении. [397]

Но в армии все же крепко жило чувство долга, благодаря этому чувству нам удалось в очень многих частях войск с каждым новым боем увеличивать силу сопротивления. Эта особенность прошлой войны вместе с приобретенным численным превосходством и замечаемым в течение войны понижением одушевления у японцев и позволяла нам с верой смотреть в будущее и не сомневаться в победном исходе войны с Японией.

Как в русской, так и в иностранной печати появилось много заметок, в которых командовавший Маньчжурской армией и впоследствии главнокомандующий обвинялся в недостатке настойчивости, упорства за время веденных им боев с японцами. Не имея фактических данных, критики рисовали обстановку боев таким образом, что победа уже склонялась не раз на нашу сторону, когда по неизвестным причинам отдавались распоряжения об отступлениях. Появились также заметки о «колебающемся» характере вождя наших войск на Дальнем Востоке, упоминалось о каких-то то отдаваемых, то отменяемых приказаниях. Все это со слов одних повторялось другими и, наконец, вылилось в очень определенную легенду о том, что Куропаткин помешал командующим армиями и командирам корпусов разбить японцев.

Три первые тома моего отчета дают ответ на главные из этих обвинений.

Из них видно, какие чрезвычайные усилия мне приходилось делать, дабы результаты наших действий не оказались бы еще более тяжелыми для нас. Я вовсе не сторонник мнения, что отданное раз приказание не должно отменяться или изменяться: на войне обстановка так быстро может меняться, сведения, вызвавшие то или другое распоряжение, так часто могут оказаться ложными, что именно для пользы дела нельзя упорствовать в принятом решении вопреки изменившейся обстановке. Отличный пример сему мы видим в действиях наших войск во время операции под Сандепу. Полученное командиром 1-го Сибирского корпуса приказание дать отдых войскам на 14 января и занять для расположения корпуса [398] район Хегоутай — Сунопу — Пяоцяо было основано на неправильном предположении командующего 2-й Маньчжурской армией о том, что Сандепу уже взято. Командиру 1-го Сибирского корпуса несколько раз подтверждается, чтобы он наступного боя не вел, и тем не менее, даже получив известие, что Сандепу не взято, мы упорствуем в выполнении отданного распоряжения, в котором ошибочно местом для отдыха назначены селения, сильно занятые противником. Результат известен: мы ведем целый день упорный бой, теряем до 700 человек и вынуждены на рассвете 15 января отступать.

Заслуживает внимания, что в это время, когда одни критики обвиняют бывшего главнокомандующего в частых отменах данных им приказаний, генерал Гриппенберг в своей статье «Истина о Сандепу» указывает, что он хотя и не был согласен с мнением главнокомандующего о необходимости отступления правого фланга 2-й армии для принятия более сосредоточенного расположения, но не решился высказать это мнение главнокомандующему, ибо он и чины его штаба знали, что главнокомандующий никогда не отменяет отданных им приказаний.

Что касается вопроса, могли ли мы одержать над японцами победу под Ляояном или под Мукденом, то ответ на этот вопрос, даже и по опубликованию моего отчета, все еще остается открытым, пока мы не узнаем в подробностях действия в этих боях японских войск. Поэтому по вопросу о Ляояне я могу высказать лишь свое личное мнение.

Такое огромной важности решение, как отдача приказания войскам отступать, не может быть результатом минутного вдохновения. Отдавая такое приказание, принимается во внимание вся обстановка (результаты предшествовавших боев, настроение и степень утомления войск, настроение начальников войск, силы и расположение противника, результаты, которых он может достигнуть, если мы будем продолжать бой, получаемые донесения с фронта, флангов, тыла, наличность свободных резервов, их боевая готовность, количество оставшихся патронов и пр.). [399]





Под Ляояном, кроме армии Куроки, еще и армия Нодзу могла быть легко переброшена на правый берег р. Тайцзыхе, подобно тому, как под Мукденом, кроме армии Ноги, японцы смело перебросили на правый берег Хуаньхе большую часть армии Оку. Это было тем возможнее, что попытка наша перейти в наступление частью войск, расположенных на левом берегу, 20 августа окончилась полной неудачей. Если нет надежды победить противника переходом в наступление, то обороняющемуся в тех условиях, в которых мы находились (угроза сообщениям, Янтайские копи уже в руках противника), весьма важно было своевременно отступить, не доводя войск при упорном бое до крайнего расстройства, после чего отступление становится беспорядочным, а число трофеев у противника все увеличивается.

Мы отступили при очень тяжелых условиях, по грязным дорогам, и не оставили противнику никаких трофеев: ни пленными, ни орудиями, ни повозками.

Промедли мы еще один день, и отступление могло походить на отступление 2-й и 3-й армий под Мукденом. Бои под Мукденом сложились весьма невыгодно для нас. Вследствие причин, подробно изложенных в третьем томе моего отчета, наша 2-я армия оказалась уже 22 февраля 1905 г. обойденной не только с фланга, но и с тыла. Требовались чрезвычайные усилия войск и их начальников, чтобы выйти из этого положения, хотя и не победителями, но и без полного поражения. Между тем этих усилий не было сделано, и положение армии 22, 23 и 24 февраля все ухудшалось, и все грознее назревала опасность окружения значительной части 2-й армии войсками армии Ноги. При том соотношении бойцов, которое определилось для нас 22 и 23 февраля, при том положении, которое 23 февраля занимали наша и японская армии и, главное, при том моральном превосходстве, которое приобрели в это время над нами японцы, я должен был утратить надежду на победный для нас исход кровавой битвы под Мукденом еще 22—23 февраля и поэтому должен был не допустить до расстройства части нашей армии, своевременно [400] отступить к Телину. Поэтому относительно Мукденского боя будущие историки, вероятно, будут ставить мне в упрек не малое упорство в ведении дела, а слишком большое, при сложившейся обстановке. Это упорство и повело к тому, что приказание об отступлении мною было отдано лишь на 25 февраля, когда по ходу действий войск и моих помощников такое приказание надлежало отдать на 24 февраля. Отступи мы 24 февраля, вероятно, армии отошли бы в полном порядке, не только не оставив в руках японцев трофеев (кроме раненых), но мы могли бы увести с собой довольно значительное число пленных японцев, два орудия и несколько пулеметов.

В своем донесении о Мукденском сражении государю императору, признавая себя главным виновником неудачи, я вместе с сим признавал, что должен был лучше взвесить относительное настроение наших и японских войск и качества начальствующего персонала и быть осторожнее в своих решениях: «упорствуя в надежде победить японцев, несмотря на неудачные действия 17—22 февраля войск 2-й армии, я отдал приказ об отступлении позже, чем бы то следовало сделать, вера в победу под Мукденом должна была у меня исчезнуть днем раньше, и тогда отступление армий могло совершиться в полном порядке».

Таким образом, общий вывод относительно сражений под Ляояном и Мукденом, по моему мнению, может быть выражен в такой форме: отступи мы от Ляояна днем позже, Ляоян мог обратиться для нас в Мукден, отступи мы от Мукдена днем раньше, Мукден мог обратиться для нас в Ляоян.

Можно также поставить в упрек бывшему главнокомандующему: почему он не задержался долее под Телином и не принял там боя, а повел войска на Сыпингайскую позицию? Ответ на это находится в третьем томе моего отчета. Напомню только, что, когда решено было отходить от Телина (27—28 февраля), то по доставленным начальниками частей сведениям в полках 2-й и 3-й армий, наиболее пострадавших в сражениях под Мукденом, в 114 батальонах состояло налицо всего 16 390 штыков. Принимать [401] бой у Телина при таком составе войск было опасно, ибо мы могли совершенно утратить кадры многих частей войск.